Только одной забаве не предавался будущий супруг — все считали, что робок он до женского пола, но дело оказалось намного серьезней. С этим злосчастьем молодая Екатерина столкнулась с началом супружеской жизни. Каково играть с мужем в солдатики весь медовый месяц и терпеливо ожидать когда, наконец, исполнят на тебе обязанности, что возлагаются на мужчину и обеспечивают продление рода?!

В жизнь новобрачных властно вмешалась императрица Елизавета — но бывают случаи, когда и всесильная власть отступает, бессильно отмахиваясь от проблемы. В общем, супруги семь лет прожили вхолостую, пока тетка не сообразила, что раз от природы чудес ожидать не приходится, нужно поступить по совету шута Шико, что он дал королю Генриху III Валуа, известному своим пристрастием к своим красивым миньонам, что всегда были возле него. — «Государь, женитесь на герцогине Монпансье, и, если вы не подарите ей сына, то она подарит вам наследника!»

Елизавета Петровна слыла женщиной хоть порядочно ветреной, но по жизни практичной. Возле скучающей цесаревны появился красавец, муж ее фрейлины Матрены Павловны Балк, Сергей Салтыков. И, вполне понятно, через какое-то время, свершилось «чудо превеликое» — по исходу девятого года супружеской жизни Екатерина Алексеевна родила первенца, которого нарекли Павлом. Старая императрица немедленно забрала младенца себе, поступив по принципу — «императором будет не тот, в ком семя императора, а кого воспитали императором!»

Пересуды при дворе мгновенно были пресечены — разговорчивые отведали кнута или лишились языка. Многие болтуны были направлены в увлекательную поездку по бескрайним сибирским просторам, неся на руках и ногах в качестве экзотического украшения железные кандалы. Сергея Салтыкова быстренько выпроводили за границу послом, недаром есть классический сюжет — «мавр сделал свое дело, мавр может уйти». Тоже весьма практичный шаг — теперь никто не смог сравнивать наследника престола Павла с его персоной. В иные времена придушили, чтоб тайна не ушла, но на дворе «галантный» 18-й век, где в дамских альковах многое чего происходило. И порой крайне предосудительного характера.

Цесаревич Петр сына сквозь зубы признал, получив серьезное внушение от тетки о нуждах престолонаследия, но к жене охладел совершенно, постоянно склонял голову к земле. Видимо «ветвистые рога» были увесисты — Екатерина, после рождения Павла, окунулась в омут любовных интриг, в которых победил писаный красавец, польский посол, граф Станислав Понятовский. Плодом «венериной виктории» стала девочка, которую родила Фике. Вот тут Петр Федорович не выдержал, удивленно вопросил в сердцах при большом скоплении придворных, что пришли поздравлять его с прибавлением в семействе — «я уже к ней давно не захожу, и Бог ведает, откуда у нее дети берутся?!»

Конфуз вышел изрядный — поляка быстро выперли за границу, но сама Екатерина быстро утешилась в объятиях очередного кавалера, молодого офицера Григория Орлова, силача, гуляки и транжиры, собутыльника почти всех гвардейцев, кто смог выслужить классный чин. Молодая великая княжна была женщиной практичной и умной, прекрасно понимала, что в России ей уже ничего не светит.

Мужу она давно противна, и когда Петр взойдет на престол (его тетка сдавала с каждым годом), то с ней немедленно разведутся. Это стало бы самым лучшим вариантом, так как позже выяснилось, что после посещения Шлиссельбурга, муж решил там заточить и свою ветреную супругу. Рядом с «секретным казематом» Иоанна Антоновича — экономия на одной охране сплошная, и претенденту на престол не будет скучно!

Такая перспектива изрядно пугала Екатерину Алексеевну — и она заранее стала готовить себе спасение. У Григория было пять братьев, офицеры, пусть и в невысоких чинах. Но они гвардейцы, а всем известно, что в России именно лейб-гвардия, где собраны сливки дворянства, сама определяет, кому царствовать, а кому слететь с трона, а то и умереть скоропостижно, «от апоплексического удара табакеркой в висок», как будут грустно говорить в Петербурге через 37 лет.

И хотя этой шутки Екатерина не знала, но направление выбрала верное. Пусть власть в стране самодержавная, но превратиться в деспотию ей не дает удавка, что затянута на шее у царей гвардейцами — затрагивать права дворянства или ограничивать его аппетиты для любого русского монарха смертельно опасное занятие. И кто не понимал этого, кончали плохо — от временщика «полудержавного властелина» Меншикова, курляндского герцога Бирона, или ее ныне покойного (как хорошо звучит сейчас такое слово) супруга, несчастного императора Петра под третьим номером.

Комплот по возведению ее на престол собрался быстро и организованно — слишком многие были недовольны Петром. «Матушка-царица» щедро раздавала обещания, в них не скупилась, упирая на жизненный девиз — «как только, так сразу». Сановники осознали перспективы, и стали раскрывать собственные кошельки — гвардейцев требовалось прельстить благами земными, а они очень дороги, «овес нынче подорожал», как сказал классик. Но чаще давали прямой доступ к казенным средствам. Все же не свои червонцы, не так жалко, да и финансовый аудит не успеют провести, а победителей, как всем известно, не судят.

Командующий русской артиллерией фельдмаршал Вильбоа внял уговорам и поставил своим цалмейстером — главным казначеем артиллерийского ведомства — Григория Орлова, пустив тем самым, как говорят в народе, козла в капусту. Деньги и обещания привлекали сторонников — и не раз они спасали ее, когда заговор еще окончательно не вызрел. Екатерина положилась на Орловых полностью, и не раз доказывала свое к ним расположение — что и привело к очередной беременности. Чтобы ее не заметил муж, который и так стал зело подозрительным, пришлось носить широкие платья, скрывая беременность на последних сроках. А когда пришла пора рожать, она была в тот день на балу — то ее камердинер Василий Шкурин запалил свой особняк, что стоял рядом с дворцом.

Петр Федорович пожары обожал — со всем пылом и жаром кинулся на тушение пожара, что мог в любую минуту перекинуться на весь город. Перестарался от усердия верный камердинер — потушили дом с превеликими трудами и жертвами. Зато в это время Екатерина родила ребенка от любовной связи с Григорием Орловым, полежала пару часов и снова явилась на бал, как ни в чем не бывало. Характер тот еще у молодой немки, железный, под стать своему русскому любимцу и фавориту!

Петру со временем донесли, всегда найдутся «доброхоты». Вот только ничего сделать «рогатый император» не успел — начался переворот. А спустя девять дней, аккурат 6 июля 1762 года, младший брат любовника Алексей, сильно нуждавшийся в деньгах князь Барятинский и еще трое их собутыльников, инспирировали пьяную ссору со вспыльчивым низвергнутым императором в Ропше, и забили того насмерть.

Постарались от всей широты пьяной души — все лицо усопшего почернело от синяков, что серьезно противоречило объявленной официально версией, что смерть наступила от «геморроидальных колик». Скандал удалось замять с величайшим трудом…

— Второй раз такое не пройдет, будет комиссия Сената, — тихо прошептала императрица, вставая с пуфика и направляясь к огромной кровати, где ее давно поджидал любовник.

Рижский магистрат предоставил шикарные апартаменты — еще, второй визит русских императоров в остзейский край, да еще с исключительно мирными целями посмотреть, как идут дела в западных губерниях России. А ведь в первый раз царь Петр приветствовал рижан орудийными залпами, причем не холостыми — ядра крушили городские укрепления и дома. Так что встречали императрицу, природную немку, с нескрываемым восторгом. В Ревеле даже вывесили здравницу на огромном полотне аршинными буквами — «Екатерине II, Матери Отечества Несравненной».

— Гришенька, как я устала от всего этого, но нужно и дальше вершить державные дела, — тихо прошептала Фике, поглаживая мощную руку своего любовника, с которым так хорошо…

«Вляпался я по полной программе с этим письмом. Решил поиграть с двумя собственными тюремщиками и каков полученный итог? Замуровали, демоны, и крест животворящий не поможет!»