«Да, знаменитое высказывание Остапа Бендера — «посмотрите на мощного старика, это гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору» — в ироническом контексте совершенно не годится. А вот в прямом, самое то — полностью соответствует. Суровый дядька — такой мне настоятельно необходим», — Иван Антонович посмотрел в глаза Миниха, и тут нахлынуло — чужой памятью он его увидел стоящим чуть позади маленького человечка в парике. И слова сами нашлись, когда в его памяти чужая картина жизни стала отчетливой.

— Когда вы были в каземате, ты стоял за спиной слева моего брата Петра, которого убили по приказу его собственной жены. Я смотрел на вас и усердно изображал из себя дурака, пуча глаза. Вот так, — Иван Антонович изобразил из себя реципиента, старательно отогнав собственные мысли. И тут же нахлынули чужие эмоции…

— Ты такой и был, это так, — глухо произнес Миних, но глаза свои не отвел в сторону, продолжал смотреть прямо. — Не знали мы, что ты нас тогда дурачил. Что же, я тогда хотел сказать царю…

— Вот только мой милый братец, глупо смеясь, предложил сажать меня на цепь, когда я начну буйствовать, и бить плетью. Не скаль над бедами человека зубы. Пословица такая есть у русских людей — не рой яму другому, сам в нее попадешь! Вот наивный Петер и получил сполна от своей женушки, что очень вовремя овдовела, а за долгую супружескую жизнь изменяла ему, как могла, украсив ветвистыми рогами!

Иван Антонович усмехнулся — весь длинный монолог он произнес на достаточно хорошем немецком языке — все же когда у тебя мама работает учителем иностранных языков в школе, и чуть ли не с детского садика заставляет читать сказки братьев Гримм и Шарля Перро на языке оригинала — это нечто с чем-то. Выучила его — так что при встречах с жителями Бадена или Нормандии проблем в общении не возникало, особенно когда вяло шло оформление протоколов по таким банальным делам как кражи и мошенничество, что девятым валом обрушились в начале 1990-х годов.

— Так что во всех грязных делах ищите женщину!

Произнеся эту фразу на французском языке, Иван Антонович уже не улыбался, видя, что старого фельдмаршала, как говорится, проняло. Миних быстро оправился и произнес:

— Ты прав, государь. Но у русских людей есть поговорка — знал бы, где упасть, то подстелил соломы.

— И такое то же верно, фельдмаршал. Вся наша жизнь соткана из разного рода случайностей. Но зачастую мы не понимаем сути вещей, как сказал в своей бессмертной поэме Тит Лукреций Кар. Большое нам видится лишь на расстоянии, а малое и вблизи не разглядим, — Иван Антонович мысленно ухмылялся, видя немного недоуменное лицо Миниха — умствование среди историков, попавших под пресс марксистко-ленинской философии, всегда принимало своеобразный характер.

— Впрочем, мой старый друг, что знавал меня с пеленок, оставим беседу о никчемных проблемах, ведь впереди война. А в ней вы понимаете гораздо больше, чем все умники в профессорских мантиях Сорбонны или Кембриджа. Так что, прошу тебя принять командование над моей скромной армией, пока малочисленной. Однако надеюсь на ее скорейшее увеличение. Так что скажите мне, господин фельдмаршал? Ведь ты в свое время убрал от меня герцога Бирона, но не спас от Елизаветы. Теперь противник тоже женщина — Екатерина, но она не русская, а немка. Так что шансы победить у нас немалые, Христофор Антонович…

Никритин остановился, внимательно глянув на Миниха — тот буровил его суровым взглядом, и, казалось, внутренне смеялся над всеми словесными кружевами, что он расплел перед ним.

— Шансы победить сейчас малы, государь. Но твои манифесты читают, и силы будут прибывать с каждым днем. Однако, если завтра с утра от столицы двинут гвардию, твои войска будут раздавлены — тройной перевес есть огромный, мужество войск и умение командующего здесь может не помочь одержать победу.

— Про викторию говорить рано, фельдмаршал. Но в истории случалось не раз, когда хитрость и вовремя примененные тактические приемы, неизвестные сильному неприятелю, помогали слабейшему противнику избежать горечи поражения. И такие примеры вам известны, — Иван Антонович продолжал прощупывать старого вояку, тот так и не сказал ему ничего определенного в ответ.

И тут Миних произнес, как отрезал:

— Я не буду командовать твоей армией, государь!

«Блин, так вот ты какой, северный олень! Неужели все варианты прикинул, и решил не ввязываться в авантюру, расценивая так мою попытку победить Екатерину Алексеевну. Тогда меня ждет полный облом, ведь я в здешних реалиях войны ничего не понимаю как военный — не то у нас было оружие. А как историк тем более — изучать войну и быть ее реальным участником — есть две совершенно разные вещи».

У Ивана Антоновича словно все зубы свело болью, он сам понимал, насколько выразительной стала гримаса на его физиономии. И тут заметил, что глаза старика смеются, а на губы наползла улыбка:

— Думаю, ты сам сможешь командовать армией, государь, пока она у тебя небольшая. Буду тебе помогать изо всех своих сил и умений. Быть лейтенантом, заместителем, при таком капитане, что означает голову, даже мне старому фельдмаршалу не зазорно. Нам нужно выиграть несколько дней, ваше величество, пока не подойдет сикурс. Так что, прошу вас изложить мне свой план, чтобы знать, что нужно сделать, чтоб его в жизнь претворить, и каким полезным способом.

— Хорошо, фельдмаршал. Я предложил бригадиру Римскому-Корсакову выделить из каждого батальона одну команду, в которую набрать егерей по примеру Псковского полка. Они достаточно хорошо показали себя в боях с пруссаками, и полезны для ведения боевых действий на пересеченной местности, покрытой кустарниками, лесами, оврагами и прочими препятствиями природного характера. Эти три команды с вечера будут высланы на три основных дороги, что ведут к Шлиссельбургу. Их задача задержать гвардейцев на марше, стрелять из-за укрытий при любой возможности, наносить потери ему любыми доступными способами.

Иван Антонович остановился, посмотрел на фельдмаршала Миниха. Тот был очень серьезен, о чем-то напряженно думал, качая седой головой. И лишь поднял взгляд для того, чтобы сказать:

— Продолжайте, государь, прошу вас.

— Сами по себе команды не остановят противника, на пару часов задержат, но не больше. Потому легкую пехоту необходимо усилить двумя трехфунтовыми пушками на каждую команду, придать по десятку драгун для ведения разведки и полсотни сапер или плотников для устройства заграждений и засек на тракте. А также придать по стрелковой роте, у фузилеров должны быть только одни наши семилинейные ружья, как и у егерей, — Иван Антонович остановился, чтобы перевести дыхание и посмотрел на Миниха — лицо того было непроницаемо, но слушал старик с нескрываемым вниманием, что Никритина не только удивило, но и серьезно напрягало. Проглотив комок в горле, он продолжил:

— Пока план действий трех отрядов прост — егеря задерживают противника, наносят ему потери и отходят к заграждениям. Таких позиций должно быть до трех на каждый наш отряд. Там гвардейцев встречают пушки — стреляют картечью по неприятелю, не давая разбирать завалы. Их поддерживает стрелковая рота. После того, как гвардия развернет батальон, а то и два — все организованно отходят на следующую позицию и занимают там заранее подготовленную оборону. Маневр неприятельский для обхода наших войск с флангов и тыла серьезно ограничен — мешают леса, кустарники и болота, которых здесь очень много.

Вот и все мои планы, господин фельдмаршал. Как только противник достигнет форштадта, то все наши дальнейшие действия будут зависеть от сикурса. Если он придет вовремя и в достаточных силах — то примем бой на оборонительных позициях, если нет, то нам придется отступать на Новгород и дальше, к Пскову. Надеюсь, на скорое присоединение армейских полков в Лифляндии, Ингерманландии и Эстляндии. Шлиссельбургская крепость будет держаться в полной осаде, сколько сможет, оттягивая на себя как можно больше гвардейских батальонов и рот.