Умильно протягиваю:

– Выдать желаемое за действительное?

– Это твоя работа.

Не придерешься. Только вот моя работа, случись нам встретиться при других обстоятельствах, заключается в совершенно ином. Не уверена, что ему захотелось бы вдаваться в подробности на эту тему.

Он берет меня за запястье и кладет руку к себе на ремень. Дорогой кожаный ремень. Намек понятен. Более чем. На мгновение задумываюсь, а потом, словно приняв правила игры, послушно расстегиваю пряжку. Неторопливо, даже медлительно. Поднимаю голову и встречаю его взгляд. Спокойно его выдерживаю, сохраняя при этом глумливую улыбку на лице. Романов мог бы произвести на меня впечатление. Действительно мог бы. И я действительно могла бы получить удовольствие от его прикосновений, но у меня нет настроения.

– Забыла, – проникаю ладонями под его рубашку, провожу пальцами по гладкой коже. Осторожно очерчиваю линии мышц, поднимаюсь выше. Чувствую его напряжение. Его возбуждение. Его желание. – Что ты много о себе думаешь, молодой львенок.

И все с тем же страстным придыханием добавляю:

– И больше всех знаешь по части должностных обязанностей проституток.

Его глаза темнеют, наполняются ледяной глубиной. До самых краев. Один необдуманный шаг, и есть все шансы утонуть в этом холодном сиянии. Безвозвратно. Наверное, это была ошибка с моей стороны. Говорить с ним в подобном тоне. Потому что в следующую секунду я оказываюсь прижатой к спинке дивана.

Всего какой-то миг, в течение которого меняется все. Ласковые и нежные прикосновения растворяются в моем удивленном вскрике. Они исчезают без следа, и им на смену приходят резкие, настойчивые движения. Если постараться то можно прекрасно представить, как вот таким же отточенным и хорошо поставленным жестом он легко сворачивает шею. Мне или кому-нибудь другому.

– Потренируешься в полемике в другой раз и не со мной, – рычит он. Похоже, лимит его терпения на сегодня закончен. Он больше не пытается дождаться от меня взаимности. Или изображения взаимности. Он больше вообще ничего не собирается дожидаться. На меня и так потрачено слишком много времени. Драгоценного времени.

Все происходит быстро и стремительно. Без налета романтики. Без прелюдий и предварительных ласк. Тут же на диване. Пренебрегая такими условностями, как спальня. Без каких-либо тонов и полутонов. Романов берет то, зачем пришел, не утруждая себя пустыми разговорами и лишними деталями. Не обсуждая и не спрашивая. Все, что мог, он предложил, и я от этого отказалась. Дважды предлагать – не в его привычках и правилах, и совершенно не соответствует присущим ему чертам характера.

Твержу про себя:

Расслабьсярасслабьсярасслабься. Это надо сделать. Просто необходимо. Раздвинуть ноги, положить руки ему на плечи, принять на себя тяжесть его тела. Поддаться, отдаться и поймать кайф. От жестких поцелуев, от требовательных пальцев внутри меня. А потом и его самого.

Не получается. Тело не пускает его на свою территорию. Оно требует более лояльного отношения к себе. Более мягкого. Но такую возможность я благополучно проебала при первом заходе. А ведь могла бы получить, если не моральное удовлетворение, то хотя бы физическое удовольствие.

Романов хороший любовник. Даже без взаимности и симпатии, он, бл?дь, наверное, прекрасный любовник. Я это понимаю, но не чувствую. Не чувствую, потому что секс в любом его проявлении не совсем то, что мне сейчас нужно. Да, и момент потерян, так что никаких шансов испытать хотя бы легкий трепет.

Остается лишь равнодушно отсчитывать про себя минуты до конца. Утыкаюсь носом ему в плечо и прикусываю солоноватую кожу. Чтобы не взвыть. Чтобы не заорать во весь голос «Хватит».

Вот и все. C'est la vie.

– Все может быть по-другому, стоит только захотеть, – одеваясь, замечает он.

– Знаю-знаю, – усмехаюсь. Слишком спокойно. Мне действительно все равно, как это может быть. Так или по-другому. Уже все равно. По крайней мере, сейчас, а что будет потом, меня мало интересует.– Учту на будущее.

Мы стоим по разные стороны дивана, отвернувшись друг от друга. Он застегивает манжеты на рубашке, поправляет ворот, одергивает брюки. Щелкает браслетом часов. Приглаживает волосы.

– Учти, – короткий кивок в мою сторону. Короткий взгляд на обнаженные ноги. Самый обычный взгляд, какой можно увидеть у прохожего на улице. Холодный, как изморозь на окне. Равнодушный и безразличный. Все так, словно ничего не произошло. Совсем ничего. Встретились и разошлись, забыв имена и лица. До следующего раза. – Не хочешь ничего рассказать?

Нет, не хочу. Я хочу, чтобы ты ушел.

Оборачиваюсь, удивленно вскинув бровь. Удивленно – только в моем представлении. На такое простое движение мышц лица у меня уходят последние силы. Вряд ли из этого вышло что-то достойное.

– Например?

Беру кружку с журнального столика и допиваю остывший кофе. Зажимаю в зубах сигарету и чиркаю колесиком зажигалки. Проделываю это, все с тем же невозмутимым спокойствием. Сама не знаю, откуда у меня его столько взялось, но мы с Романовым явно могли бы посоревноваться на данном поприще.

– Например, что с тобой случилось.

Романов не спешит уходить. А я только и жду, когда за ним захлопнется дверь.

– Тебе интересно?

– Не особо.

– Вопрос исчерпан.

Делаю глубокую затяжку. Затем, психанув, резко тушу сигарету в хрустальной пепельнице. Горстка пепла рассыпается на прозрачной поверхности уродливым узором. Сколько еще это может продолжаться? Сколько еще можно вытягивать из меня нервы и наматывать их себе на кулак?

На следующее утро я получаю букет цветов. Алые розы сорта «Гран-При», с острыми шипами, плоскими бутонами и сладким запахом незримой насмешки. Главный приз. Бонус за проведенную ночь.

Алина сидит на широкой террасе загородного дома. Как всегда безупречно одетая, причесанная, с легким неброским макияжем. И плевать, что сейчас пять утра. Плевать, что туман только-только начал рассеиваться на склонах пологих холмов. И что утро едва наступило. Звенящее, прохладное утро.

Сейчас бы в теплую мягкую кровать с ворохом подушек. И так часов до двенадцати. Купаться в сладком глубоком сне. Но не спится. Опять не спится. Позволить себе разгуливать по пустому дому в одном халате – нельзя. Теперь нельзя. Когда вокруг столько охраны. Когда в любой момент могут заявиться нежданные гости. Для переговоров, для бесед, для предложений. Не тех предложений, к которым она привыкла в последнее время. Они никоим образом не касаются ее интимной жизни. Они не переступают порога ее спальни. И поделом. Нечего там делать.

Пальцы касаются висков. Замирают на секунду на холодной коже, чуть надавливают, а потом рука сама непроизвольно сжимается в кулак. Она прикуривает и наливает бокал коньяка. Смотрит в серо-голубую даль. Пристально смотрит. Как будто может там что-то увидеть. Нечто такое, что ее заинтересует. Вранье. Наглая ложь. Ее не волнуют красоты природы. Просто на свежем воздухе лучше думается, а взгляд приткнуть куда-то надо. Так почему бы не в горизонт.

Ротанговое кресло с мягкими сиденьями расслабляет. Она скидывает туфли на высоком каблуке и пристраивает ноги на низкие перила террасы. Делает глоток напитка. По всем правилам держит коньяк во рту несколько секунд и потом только глотает. Хорошо, хоть и без вкуса. Спиртное разливается по пищеводу. Согревает.

Надо бы собраться с мыслями. Или просто собрать их все в кулак, сжать и не давать больше расползаться, как непослушным котятам. Непривычное ощущение. Неправильное. Она вздыхает и неохотно поднимается. Время для релаксации закончено. Его вообще у нее нет, а уж тем более на такие вот минуты расслабления. Была б ее воля, она бы продлила сутки на несколько часов, запретила бы себе спать и занималась только тем, чем должна. Но иногда тело подводит ее, сдается и требует того, чего она дать не может. Отдыха. Даже не сна. Простого отдыха. Ей все это напоминает дикие танцы на разбитом стекле или горящих углях. Но отказываться и идти на попятную не в ее правилах. Вернее, она даже не видит для себя этой дороги. Обратной дороги. За спиной все равно нет. Ничего и никого. Остается продвигаться только вперед.