Прежде чем сесть в такси, открываю машину Романова и достаю из под козырька упаковку обезболивающих таблеток. Я их еще тогда заметила, когда сидела за рулем. Самые простые таблетки, вроде анальгина или аспирина. И бутылка минералки на заднем сиденье. Что-то человеческое. Глотаю колесо и запиваю. А потом уже в такси долго жду, когда, наконец, отпустит эта ноющая тупая боль в затылке.

***

Алина не спит. Четыре часа утра, а она не спит. Она молча, без разговоров открывает мне дверь. Даже не спрашивая, кто там, впускает в дом. Ее взгляд тут же приклеивается ко мне. Намертво. Я чувствую его спиной, затылком, лбом. Пока я хожу из угла в угол, она неотрывно следит за каждым моим движением.

Замечаю, что она боится по поджатым губам и по какому-то ошалелому блеску в глазах. Уверенна, что сейчас ее кровь кипит от переизбытка адреналина. Моя тоже. Она ждет, когда я начну. И скорей всего просчитывает, какие будут мои первые слова.

Мы обе знаем, как сложилась ситуация. Иначе меня бы не было здесь, а Алина не походила бы на загнанную рысь.

Мы обе знаем Романова. Мы обе знаем, что ей конец.

Уверенна, она обзвонила все дежурные больницы. Чтобы только найти его. Чтобы только спасти себя. Но проиграла.

Перед тем как что-то сказать, я достаю из сумки свой сотовый телефон.

Я включаю одну единственную запись. И делаю звук громче. Воздух наполняет немного искаженный голос Алины. В памяти всплывает невзрачный день в кафе. И одна из наших с ней встреч. Ее идеальный план. Ее идеальное убийство. Она бледнеет. Очень медленно, словно в шоке, подходит к бару и наливает себе виски. Мимо. Так что янтарные капли растекаются на песочном ковре. Залпом выпивает все содержимое.

– Ну, что ты хочешь? Пойти с этим в полицию?

Неудачная попытка пошутить.

– Очень смешно, – говорю. – Но ты все поняла?

Она устало выдыхает и опускается на диван.

– Вряд ли тебе это пригодится.

Мне очень хочется ее ударить. Или все-таки пристрелить.

Убираю телефон и достаю пистолет. Мы не в тех отношениях, чтобы безоговорочно друг другу доверять.

– Собирайся, Алина. Ты же не планируешь сидеть здесь и ждать, когда он за тобой придет?

Она равнодушно пожимает плечами. И снова подходит к бару.

– А что еще делать?

– Ехать в аэропорт. Но сначала заедем в одно место.

Потом, уже в аэропорту она мне скажет, что всегда боялась вернуться к тому, с чего начинала. Остаться без всего, чего так долго добивалась. Но, даже понимая все это и намеренно рискуя, уже не могла остановиться. У уязвленного женского самолюбия, как у урана – период распада сотни лет.

Она скажет, что связываться с Романовым опасно для здоровья, стоит ему только появиться в твоей жизни, и ты уже заведомо проиграла. Как бы все в конце не обернулось. Как бы вы не разошлись. Как бы вы не ужились. Он не принесет ничего, кроме разочарования.

Она скажет, что проще всего его забыть, если это возможно. Забыть о его существовании, как будто его и не было. Это самый безопасный вариант, если у тебя еще остался инстинкт самосохранения. Нет смысла пытаться что-то сделать или исправить. Нет никаких шансов приучить или одомашнить. Не та порода. Слишком дикая.

Потягивая в баре аэропорта Кровавую Мери, Алина скажет, что от него надо держаться, как можно дальше. Она усмехнется своим же словам и добавит, что теперь она это точно знает. Есть такая категория людей, они самодостаточны и самоуверенны. Чтобы комфортно ощущать себя в этом мире, им никто не нужен. Их интересы – превыше всего. Пока ты попадаешь в эту зону, будет навязчивое и пристальное внимание. А потом не будет ничего.

Сейчас, скажет Алина, я точно в этой зоне.

Она, не оглядываясь, сядет в самолет. В наспех натянутых джинсах и самой простой серенькой футболке. С одними документами на руках и пачкой денег. Студентка. С глубоко запавшими, уставшими глазами.

Я не запомню рейс и город, в который она летит. Все равно будут пересадки, будут другие континенты и страны. Будут поддельные документы. Другое имя и фамилия. Все другое. И мы никогда больше с ней не встретимся. Она исчезнет. Как и обещала.

Как и я обещала.

Но пока она не села в самолет, пока мы еще в ее доме, нам предстоит небольшое прощальное путешествие. Вместе. Как в былые времена.

Я прошу ее взять кого-нибудь из охраны. Сделать пару звонков. И организовать мне одну встречу.

Я не верю в совпадения. Но в этот раз все действительно совпадает так, что лучше не придумаешь. Алина заканчивает разговор и скидывает звонок. Она выходит к машине и за ней преданно следуют ребята из охраны. Как за своим предводителем. Я в их поле зрения практически не попадаю.

– Я ведь правильно понимаю, зачем мы туда едем? – спрашивает она, закрывая за собой дверь. – Не каяться?

– Излишне, – отвечаю и сажусь рядом. – Ты плохо обо мне думаешь.

Пока Алина узнавала все нюансы, совершала все эти бесчисленные звонки, я успела переодеться и принять душ. До сих пор влажные волосы стянуты в тугой хвост. Когда я открываю окно, чтобы спокойно покурить, холодный воздух обжигает разгоряченную кожу.

Я спокойна и почти не нервничаю. Алина смотрит на меня с возрастающим уважением. Мы как будто поменялись местами. Не в очень выгодной для нее комбинации. Ей претит все, что способно ее унизить, но это не мешает ей признавать очевидное.

– Это довольно рискованно, – как бы, между прочим, замечает она.

– Именно поэтому ты мне и нужна.

Алина устало усмехается.

– А это в моих интересах?

Ее слова заставляют меня удивленно на нее посмотреть. Оторваться от созерцания городского пейзажа и смерить взглядом. Почти саркастичным.

– Сейчас объясню, – я достаю свой телефон и быстро пишу сообщение. Буквы, одна за другой, складываются в красивый ровный текст. – Это не взаимопомощь, как ты могла подумать. Не спасение друга в беде. – Я продолжаю набирать короткие емкие фразы, прикрепляю звуковой аудиофайл, вписываю наши координаты. И отправляю на несуществующий номер. Я блефую. Но с очень серьезным видом. Алина этого не понимает. – Я знаю, где его телефон, а ты нет. Хорошенько подумай, кому из нас двоих нужна помощь.

Алина, конечно, не знает, что у меня нет телефона Романова. Что у меня с ним нет связи. Что я не могу его предупредить. Она выхватывает из моих рук сотовый и нажимает отбой.

– Я же несерьезно.

И я смеюсь ей в ответ. Весело и откровенно.

– Я тоже.

***

Пока мы едем, Алина успевает еще пару раз спросить о серьезности моих намерений. И поговорить об их нормальности. Для человека в ее положении она слишком болтлива. И я объясняю это нервами. Ее расшатавшимися изъеденными нервами. А вот в себе я таковых не чувствую. В себе я уже вообще больше ничего не чувствую. У меня полный эмоциональный анабиоз.

Проверяю, заряжен ли пистолет.

А потом снова прикуриваю.

У меня не слишком большое разнообразие в действиях. И мыслях. Когда мы останавливаемся перед воротами жилого комплекса, я говорю:

– Постарайся мне ничего не запороть. Я не хочу потом думать, что за это с тобой сделать.

Не угрожаю. И не пытаюсь запугать. Я просто знаю, если что, Алина не жилец. Но объяснять это подробно, давать развернутый ответ, у меня нет никаких сил. Это именно тот случай, когда очень хочется, чтобы тебя понимали без лишних слов. Так сказать, читали по глазам.

Алина набирает номер квартиры и представляется. Быстро на меня смотрит, и я ободряюще ей улыбаюсь. Поддерживаю.

Ребята из охраны ютятся рядом. За спиной.

В ее визите нет ничего необычного. Она не вызывает подозрений. Надумай прийти сюда я одна, и меня бы встретили, целясь в лоб. Не самый приятный момент. Совершенно не вписывающийся в мои планы. А вот Алина прекрасно подходит для поздних, очень важных, очень деловых и до хрена нужных разговоров в любое время дня и ночи. Ее всегда готовы выслушать. В отличие от меня.