Мы еще говорим о некоторых деталях. В основном говорит Алина. Я предпочитаю отмалчиваться и делать вид, что увлечена своим тирамису гораздо больше, чем ее речью. На деле просто не хочу лишний раз светиться своим голоском. И когда мы заканчиваем с главным, я перехожу к второстепенному. Второстепенному для нее, но не для меня. Выключаю диктофон и достаю из сумочки листок бумаги. Она с интересом на него смотрит. На нем написан только длинный ряд цифр.

– Мне бы историю этого счета. Сможешь?

– Смогу попробовать, – кивает она.

Алина многому научилась за время своей жизни с Морозовым. В том числе и такому правилу: «Не разбрасывайся пустыми обещаниями. А лучше, вообще никому никогда ничего не обещай». Я придерживаюсь того же мнения. И за всю жизнь обещала только одно и одному человеку. И, кстати, уже выполнила.

Я очень бережно отношусь к словам. Особенно к таким, как «никогда» и «всегда». Особенно в будущем времени. Например:

«Я никогда не сделаю…».

Или «Я всегда буду…».

Я не даю легких обещаний, да и просто стараюсь чаще держать язык на замке.

Слова это звуки. Всего лишь звуки, но иногда они могут стоять жизни.

– Не забудь, через два дня мы едем к адвокату, – напоминает она, набрасывая на плечи пальто. За стеклянной витриной кафе ее ждет черный автомобиль. Ждет, чтобы отвезти в другое место. Чтобы она смогла поделиться с другими людьми другими планами.

Алина подхватывает свою сумочку и на прощание бросает:

– Может быть, сходим как-нибудь куда-нибудь?

Все эти ее «как-нибудь» и «куда-нибудь» напрягают своей неопределенностью.

Она говорит:

– Вспомним былые времена. Вечеринка или фуршет. С шампанским и музыкой…

Я очень пространно качаю головой. Предоставляя ей возможность самой разбираться в причудах моих жестов. Мне ни к чему думать, чтобы меня правильно поняли. Достаточно, чтобы просто поняли. Хоть как.

– Кстати, – вдруг вспоминаю я. – Как продвигаются поиски сына Морозова?

Алина на мгновение замирает и пожимает плечами.

– Нашли его. Живет где-то в Европе, торгует то ли цветами, то ли цветочными шампунями.

– Не сильно-то он хотел спрятаться, если его так легко оказалось найти.

– Да, он и не прятался. Это скорее семейные разногласия и взаимное нежелание видеть друг друга.

– Подкрепленное парой тысяч километров и границей, – усмехаюсь я. – Что бы уж наверняка исключить возможность встречи.

– Ну да, – с этими словами Алина уходит, уверенно стуча каблуками по бетонному полу. Статная и красивая.

Задумчиво делаю глоток остывшего кофе. Иногда мне жаль, что у меня нет столько дел, как у окружающих людей. Мне некуда торопиться и не к кому спешить. Меня никто не ждет, и я никого не жду. Такая взаимная договоренность между мной и миром.

Но это нюансы.

В голове вспыхивает мысль о приюте. Как молния. Короткое яркое воспоминание, словно проворная змейка на миг перечеркивает все остальное, что существует на данный момент. Я вспоминаю ни о Жене, и ни о перечисленных деньгах. Я просто думаю о детях и их рисунках. Я как бы вновь возвращаюсь в тот коридор, превращенный в художественную галерею. В серые стены и низкий потолок. Под прицел внимательных детских глаз. На пару секунд. На пару коротких секунд.

Но потом эта картинка растворяется среди прочего. Среди прочего дерьма обыкновенных будней, и я о ней забываю.

Можно подумать, что я вообще могу о чем-то помнить дольше одной минуты.

С Алиной мы встречаемся ровно через два дня. За это время я успеваю свыкнуться с мыслью, что меня все оставили в покое. Никаких звонков, встреч, слов. Я зависаю в своем одиночестве, словно в вакууме.

Я им наслаждаюсь.

Я его культивирую.

Я даже умудряюсь получать от него удовольствие. Сродни оргазму. Вбиваю себе в голову, что это именно то, что мне сейчас нужно. Покой. И тишина. Хожу по магазинам и с упоением трачу чужие деньги, посещаю косметические салоны и спа-процедуры. По вечерам плаваю в бассейне гостиницы, а потом ужинаю в опустевшем ресторане. График у меня тот еще. Когда нормальные люди видят десятый сон в своих номерах, я оборачиваюсь в махровое полотенце и спускаюсь к бассейну. Когда все те же нормальные люди только лишь просыпаются и готовятся к предстоящему дню, я захожу в ресторан и заказываю себе ужин. Иногда при свечах.

Я довожу до нервной дрожи поваров и официантов. Да и весь обслуживающий персонал гостиницы. Их зелено-золотые ливреи раскаляются добела при одном только взгляде на меня. Им не понять, что это всего лишь мой способ борьбы с бессонницей. Может быть, и не самый удачный.

Когда меня лишают нескольких часов утреннего сна, обычно я в не самом лучшем настроение. Сегодня не исключение. Алина ждет меня внизу в черном мерседесе, за которым аккуратно, почти незаметно пристроилась машина сопровождения. Я просто с ума схожу от этих гангстерских штучек, но с другой стороны понимаю – иначе нельзя. Иначе – неправильно.

Она не выходит навстречу, а лишь опускает немного стекло и приветливо машет мне рукой. Отвечаю коротким кивком головы и сажусь в автомобиль.

Надо сказать, что там меня ждет сюрприз. Из категории – неопределенный. Такому не знаешь радоваться или огорчаться. Но на всякий случай я проявляю чудеса вежливости и говорю:

– Доброе утро.

Сидящий рядом с Алиной мужчина улыбается. Определенно, такта у него больше чем у самой Алины, потому как он тут же протягивает мне руку для знакомства. В то время как она равнодушно отворачивается к окну.

– Олег Морозов, – произносит он, чуть сжимая мою ладонь.

– Сын Сергея, – бросает Алина, не оборачиваясь. Легким движением головы она определяет для него место. Между нами в машине. Между нами и Морозовым в жизни.

С интересом его оглядываю. Не нагло, а очень осторожно. Ненавязчиво. Лишь с легким привкусом любопытства. У него светло-русые волнистые волосы, чуть длиннее, чем того требует последняя мода, высокий лоб, тонкие губы и мягкие, как подтаявший шоколад карие глаза.

На нем темно-синий костюм за несколько тысяч долларов и бесценная улыбка. Такие улыбки бывают у ангелов на иконах – светлые, милые, добрые. Всепрощающие и всепонимающие. Доверительные и порядочные. Располагающие на контакт и чуть ли не влезающие в душу. Это улыбка человека, которому нечего скрывать. Он как бы подчеркивает этим свою надежность и уверенность. И это образ, давно сложившийся в легальном бизнесе. За его плечами нет ничего, что могло бы испортить его репутацию.

У Алины или Александра никогда не встретишь подобную. Если они и улыбаются, то сдержанно и словно через силу, одними уголками губ. Язвительно и зло. Им не надо никому демонстрировать свое расположение или показывать свою честность. Улыбка лишь, как способ подчеркнуть независимость. Превосходство. В душе они агрессивные цепные псы на очень тонких поводках. Без пудры и бантиков.

Их всех объединяет одно – вместо нервов стальное армирование. У каждого своя игра, и свои методы ее исполнения.

Для заметки: действительно искренняя улыбка может продлиться всего несколько секунд. Потом она превращается в оскал. Или бессмысленную гримасу. Так что никто из них не угадал по части выражения положительных эмоций.

– Анна. Приятно познакомиться, Олег Сергеевич, – в моем голосе слышны нотки неприкрытого сарказма. Алина сдавленно фыркает, а я продолжаю. – Вы тоже планируете получить часть наследства?

Это было бы забавно. Даже феерично. Хотя, как ни старайся, на правду не тянет. То, что Олег сейчас здесь – целиком и полностью инициатива Алины. Она страхуется, не хочет ничего пропустить, желает держать все в своих руках, в том числе, и неожиданного родственника. И если вдруг тому что-нибудь перепадет, уверенна, Алина его уже не отпустит. Не знаю уж, как будет выглядеть конечный результат. Может, в виде могилы, а может, в виде свадьбы. Но главное в нашем деле итог, а не способ его достижения.