Сибирь прочно заседает в моей голове. И я не понимаю, почему она мне так сдалась. Бл?дь, как будто я оттуда родом. Кто-то тратит до фига денег на обстановку своего кабинета, а кто-то впаривает оружие, чтобы потом иметь возможность покупать людей. Господи, в чем новость-то?

В кармане вибрирует телефон. Я пропускаю половину вступительной речи, пока смотрю на уже знакомое «Номер не определен».

Принимаю вызов и подношу к уху трубку. Молча слушаю:

– Закажи вечером в номер ужин из ресторана.

Коротко и емко. Голос холодный и сухой, как искусственный лед. Последний раз я помню его другим. Совсем другим. Мне хочется ему об этом рассказать. А потом уже попросить перестать обращаться так со мной. Потому что простое «Привет» еще никто не отменял. Потому что я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Потому что, чтобы между нами не происходило, существуют элементарные понятия о вежливости.

Но я молчу.

– Ты слышала? – раздраженно уточняет Романов.

Отключаю динамик на телефоне. Слушаю дальше. Вообще, я пытаюсь успеть услышать и там и там. Мур в этот момент называет фамилии, перечисляет адреса. Алина слабо улыбается, нервно постукивая тонкими пальцами по подлокотнику. Затем коротко кивает:

– Продолжайте.

Суть разговора для меня безнадежна утеряна. И там и там. Я не Цезарь и не могу делать два дела сразу. Слушать двух разных людей. Мыслить в двух разных направлениях.

– Анна Валерьевна, тут потребуется ваше непосредственное участие, – Мур поднимает на меня укоризненный взгляд. По всему, он недоволен моим наплевательским отношением к столь важному делу. Я недовольна тем, что он недоволен. И позволяет себе это демонстрировать.

В трубке в этот момент расползается тишина. Густым темным пятном. Романов не приручен к длительному разговору, а уж тем более, к длительному молчанию. Он избавляется от него, как от навязчивого насекомого. Быстро и решительно. Сбрасывает линию, тем самым заканчивая нашу информативную беседу.

Поднимаюсь, чтобы подписать документы. Делаю несколько уверенных шагов к столу Мура, сохраняю улыбку на лице. Несу ее на губах, как победоносное знамя. Беру ручку и ставлю короткие росчерки. Не вникая и не читая. Смутно надеясь, что это было не чистосердечное признание в десяти убийствах.

В голове у меня совсем другие картинки. Другие слова и другие мысли. Удивительно, как человек может занять собой так много свободного пространства в сознании. Всего одним звонком и несколькими фразами. Пробудить воспоминания и вытеснить дела насущные. Мне не вернуться к тому, что действительно важно. И нужно. Что требует внимания и сосредоточенности. Мне почему-то до херового обидно. Просто обидно. И это все, что меня сейчас занимает. Правда, недолго.

Алина получает ключ от банковской ячейки. Она небрежно бросает его в сумочку и щелкает замком. Прощается с Муром и быстро выходит из кабинета, гордо расправив плечи. И только, когда мы оказываемся на улице, она устало прикуривает, прислонившись спиной к высоким перилам крыльца.

– Ты всегда была его любимицей, – с сожалением замечает она, делая глубокую затяжку. – Он пытался тебя оберегать и держать от всего подальше.

Она плюется словами, будто испорченной пищей, по недосмотру попавшей в рот. Ее тонкие губы кривятся в презрительной усмешке. Яркая помада остается на дрожащих пальцах и на желтом фильтре сигареты.

– Недвижимость и активы, – отрывисто продолжает она. – Все для того, чтобы начать новую благополучную жизнь. Правильную и роскошную. Ну, скажи, разве я этого не достойна?

Я смотрю на зажатые в моих пальцах бумаги. Читаю через строчку текст. Все правильно. Недвижимость и активы на мое имя. Только на проценты от них можно безбедно прожить всю жизнь ни о чем не думая. Совсем.

Нервно сглатываю. Ищу подходящие слова. Как пограничный пес наркоту. Все деньги, как и ключ от банковской ячейки перешли к Алине. Я знаю, что там. Она знает, что там. Мы обе это знаем и понимаем, что я вышла из игры. А Алина осталась. Сергей сделал ставку на нее. Не на меня. Она – преемница.

Просто только сейчас Алина, наконец, это поняла. Осознала. И испугалась.

Теперь это ее реальность. Ее правда. Ее жизнь. К которой она так стремилась и которая теперь у нее в руках.

Не мечта, а свершившийся факт. Больше не надо кусаться, добиваться и что-то доказывать. Надо лишь справляться и контролировать, а еще рисковать и каждый день молиться, чтобы он не был последним.

– Ты потянешь, а я – нет. У меня нет того, что есть у тебя. Характера. Сергей не оберегал меня, он в меня не верил.

– Неправда, – сквозь зубы шипит она. – Он хотел оградить тебя от этого дерьма.

– Бл?дь, Алин, – не выдерживаю. Срываюсь. Ору, схватив ее за предплечье. Трясу, чтобы избавить от тупых мыслей. – У него не было никого, кому бы он смог оставить свои дела. ТЫ – его выбор. Правильный выбор. У тебя есть хватка и желание занять его место. Ты каждый день к этому шла, так почему сейчас боишься?

Она закрывает глаза. Набирает полную грудь воздуха. Ее губы дрожат, а в пальцах тлеет сигарета. Пепел падает на гладкий материал черной юбки и оставляет на нем белый мазок. Она растеряно отряхивает подол. Замирает, опустив глаза.

Мне кажется, что проходит целая вечность, пока она собирается духом. Или мыслями. Пока она переваривает свалившуюся на нее информацию. Пока она к ней привыкает. Сживается с ней, как с инородным телом. И потом все-таки принимает и признает.

Когда Алина поднимает на меня глаза, я вижу в них вновь обретенное спокойствие. Уверенность в себе. И холодный контроль над своими эмоциями. Я вижу Алину, которую знаю. И к которой привыкла. Мне она симпатизирует больше.

– Мне нужна Вика. Подумай, где ее можно найти.

Усмехаюсь и отпускаю ее руку.

– Хорошо.

– Романов, – его имя скрипит у нее на зубах, словно песок. – Я с ним разберусь. Он оставит тебя в покое. Не хочу, чтобы ты сидела и ждала его все время в номере. Ты мне тоже нужна. Здесь.

– Алина, – осторожно вставляю я, но она меня не слушает.

– Теперь я это могу.

– Алина, – моя вторая попытка с треском проваливается. Она быстро смотрит на входные двери, откуда должен появиться Олег и дает знак охране, чтобы заводили машины. Спускается, не оглядываясь по лестнице. Не слушает и не желает меня слышать. Я замираю, глядя на нее сверху вниз и в который раз чувствую свое одиночество. Так остро и явственно, что кажется, будто оно сковало меня по рукам и ногам. Хочется горько рассмеяться. Или расплакаться. Короче, сделать хоть что-то, чтобы привлечь к себе внимание.

Но вместо внимания, я получаю от Алины очередную папку с бумагами. Она забирает ее с заднего сиденья автомобиля и решительно протягивает мне.

– Здесь все, что ты просила по тому банковскому счету.

Она говорит:

– Думаю, тебе это будет интересно. И неожиданно.

И продолжает:

– Жизнь полна сюрпризов. Но мы и с ними справимся.

Я забираю у нее папку и бросаю ее на ступени лестницы. Сажусь сверху и прячу лицо в ладонях. Быстро провожу пальцами по вискам, чуть касаюсь глаз, спускаюсь по переносице к губам. Губы сами собой растягиваются в улыбке. До зубов. До широкого оскала.

Мимо проходит Олег. На мгновение останавливается рядом, но я машу ему рукой, чтобы шел дальше. Пускай все они идут как можно дальше.

– Ты едешь? – Алина в нетерпении бросает на меня пронзительный взгляд. – У меня мало времени.

Отрицательно качаю головой и сквозь улыбку выдыхаю.

– Нет. У меня другие планы.

Мой план состоит в отсутствии плана.

Они уезжают, а я остаюсь.

Я сажусь в такси и называю водителю адрес детского центра. Мысль отправиться именно туда, посетила меня неожиданно. Захотелось разнообразить сегодняшний день. Или сыграть на контрасте. Или убить время до вечера. Отвлечься. Найти занятие. Никаких благих побуждений. По крайней мере, я их не признала. Не разглядела. И не придумала другого места своего посещения.