Открываю глаза и медленно обвожу взглядом огромное пространство квартиры. Пустой квартиры. Я внимательно разглядываю каждый предмет помещения. Каждый, до которого способен дотянуться взгляд. Мне же надо на что-то отвлечься, так почему бы не заняться созерцанием. Я пока не впускаю в голову ни одной мысли. Ни хорошей, ни плохой. Я просто смотрю. На темную мебель красного дерева, мягкий бежевый палас, икебану на журнальном столике, сюрреалистичную картину на стене. Все выдержанно и сдержанно полностью в духе Романова. Никаких стен, перегородок и других приспособлений, созданных захламлять пространство. Минимум из возможного. Минимум из необходимого. Функционально и строго. Мне думается, он никогда бы не обошелся первым попавшимся вариантом. Первым подвернувшимся. Все любовно подогнано под его требования и желания. Во всем чувствуется его присутствие. Вот только его самого здесь нет.
Прикидываю, что мне делать дальше. Заодно пытаюсь понять, который час. То ли поздний день, то ли ранний вечер. Впрочем, вполне могло случиться и так, что предрассветное утро. Из окна льется густой розовый свет. Отливает золотом. Рассветным или закатным. Никогда не угадаешь, как ни старайся.
Скидываю гладкую прохладную простынь и, стараясь издавать, как можно меньше звуков, медленно поднимаюсь с кровати. В огромном, во всю стену зеркале вижу свое отражение. Спутанные волосы, темные, почти черные глаза, до неестественного алые губы. Зацелованные. Искусанные. На плечах и шее красные полосы. Горят. Кожа помнит. Бесчисленные прикосновения. Ласковые, грубые, осторожные, упрямые. Кожа хранит запах. Знакомый, терпкий.
А где-то внутри, под ребрами тихий голос. Шепчет. Слова. Эхом.
Ушел. Опять. Пока ты спала.
Приглаживаю непослушные пряди, стягиваю волосы на затылке узлом. Стираю кончиком пальца растекшуюся под глазами тушь. И неуверенно сама себе улыбаюсь.
Такси. Надо вызвать такси.
В воздухе витает аромат свежеприготовленного кофе. И сигарет. А еще пряный привкус секса и самого Романова. Элегантный, острый, такой от которого учащается пульс. Непроизвольно. Бесконтрольно. Болезненно.
Растеряно оглядываюсь. И только тогда замечаю на столе чашку. С вязким до черноты напитком. Еще горячим.
Раз глоток. Щелчок зажигалки. Тонкая струйка дыма. С губ в потолок. Все-таки вечер. Стремительно, по нарастающей темнеет. Углубляются тени, зажигаются фонари. Тишина.
Такси. Надо вызвать такси, чтобы уехать. Все закончилось. Пора. А я сижу пью горький кофе и медленно вдыхаю густой воздух. Впитываю его всем телом. Каждой клеточкой. Каждой клеточкой уставшего расслабленного тела.
Еще глоток. И новая затяжка. Неторопливая, со вкусом. Пальцы рук обжигает, пересыхают губы. Оранжевый свет из окна падает к ногам, рассыпается на полу витиеватым узором. На ломанные линии.
Надо вызвать такси. Но сначала найти и включить телефон.
Подбираю с полу свою одежду, достаю из сумки сотовый. И когда экранная заставка почти загрузилась, дверь открывается, и появляется он.
В одной руке у меня телефон, который визжит от постоянно поступающих смс-оповещений, в другой скомканное платье и нижнее белье. Романов замирает на пороге и щелкает выключателями. В глаза бьет резкий свет потолочных ламп, зажмуриваюсь на мгновение, а потом быстро провожу пальцем по экрану.
«Я не знаю, что с тобой сделаю, если ты не появишься».
Олег. И тут же следующая:
«Анна, твою мать!»
Эгоцентричная, эксцентричная, самовлюбленная, безответственная истеричка – вот, что я услышу о себе. Это был ужин. И новый контракт. Это были официальные переговоры с агентом крупной компании в зале гостиницы «Эмпайр». Это обязано было случится сегодня. А я не просто проспала. Я напрочь обо всем забыла.
Перевожу взгляд с телефона на Романова. И обратно. В растерянности.
Кажется, он сразу понимает, что происходит, но ничего не говорит. Никак не комментирует. Прислоняется плечом к стене и складывает руки на груди. Ждет, пока я первая приступлю к объяснениям.
И, черт возьми, он шикарно смотрится в этой позе сдержанной расслабленности и холодного безразличия. В наспех застегнутой рубашке навыпуск и черных брюках. Так что первым моим желанием становится подойти к нему и, расстегнув зубами каждую пуговицу, языком добраться до ремня. А потом, уже после отключить телефон и вернуться в спальню.
Две секунды для принятия решения.
Я говорю:
– Мне пора.
Я не воспроизвожу ни одной ноты сожаления в своем голосе. Допиваю кофе и начинаю собираться. По возможности, быстро. Часы показывают, что я еще могу успеть. Если очень постараюсь.
– У меня встреча, а мне еще надо заехать к себе, – последние штрихи. Молния, застежки, пуговицы. Быстрое движение ладоней по волосам. Туфли, сумка, куртка. Тишина. Молчание. Всего лишь одно слово. В спину. Вгрызается между лопаток.
– Отмени.
Я набираю номер такси и пока идут гудки поднимаю на него взгляд.
– Нет, – одними губами. И уже в трубку. – На ближайшее время. Шард. Центральный вход. Спасибо.
Отбой. Сотовый в карман. И последние шаги. За дверь. Мимо него. Подхожу ближе и натянуто улыбаюсь. Осторожно дотрагиваюсь до ворота его рубашки и аккуратно поправляю ткань. Пальцы скользят по горячей коже шеи, поднимаются выше. По линии скул.
Пальцы дрожат.
– Запри, привяжи, пристигни, запрети. Хоть что-нибудь. Сможешь? Я не против. Только не отпускай.
Он притягивает к себе, целует в висок. Контрольный в голову. Посмертный.
– Когда-нибудь по каждому пункту, Аня, – тихим шепотом. С такой знакомой язвительной интонацией. С многообещающими уверенными нотками. По венам. Вдоль и поперек. – Не сегодня.
В ладонь ложится визитка. В безмолвие стен ложатся фразы:
– Если что-нибудь понадобится, звони.
Не глядя, сминаю в кулаке кусок картона.
– Хорошо. Я, правда, сильно опаздываю, – и он отступает.
Шаг назад. Трудный, через силу. Через себя. Чтобы преодолеть свое сопротивление. И его притяжение. Чтобы отделиться и остаться в безвоздушном пространстве бесцветного мира. До следующего раза. Или до следующей попытки научиться дышать без кислорода. Без него. Это возможно. Я знаю.
Вообще, в этой жизни нет ничего невозможного.
Проверено.
Когда я ухожу и не могу уже ничего услышать, он достает свой телефон. Быстрый набор, всего одна кнопка. Удобно и всегда под рукой. Его секретарь отвечает почти сразу же. И это не смотря на разницу в часовых поясах. Как будто никогда не спит.
Он говорит, как всегда пропустив приветствие:
– Ты не сняла бронь с билетов? Нет, завтра утром уже не надо. Я улечу этой ночью. Без изменений, как и планировал. До встречи.
***
Прежде, чем сесть в машину, разрываю на мелкие кусочки его визитку. Стараюсь делать это так, чтобы взгляд случайно не упал на цифры. Чтобы вдруг моя хреновая память не подвела меня и неожиданно не запомнила их очередность. Я исключаю любую, самую мизерную такую возможность. Просто не смотрю.
Потом достаю из кармана флешку. Сначала, ломая ногти, вскрываю пластиковую коробочку и вынимаю чип. Чиркаю зажигалкой и долго держу его над пламенем. До тех пор, пока микросхема полностью не оплавляется. Обжигая кончики пальцев, сгибаю ее пополам и отправляю в мусорное ведро вслед за визиткой.
Никаких звонков. Никаких действий. Ничего.
Водитель сигналит. Я оглядываюсь через плечо на небоскреб, глубоко вдыхаю. Взгляд задерживается на самых последних этажах. Теряется. Рассыпается. Где-то там. Под куполом неба. Где бьется сердце. А потом спешно сажусь на заднее сиденье автомобиля и называю адрес.
Вечер только начался, и впереди еще много дел.
Эпилог
Невозможно привыкнуть к ожиданию. Это как натянутая струна. Вот-вот порвется. Вот-вот что-то изменится. Когда я возвращаюсь домой, то, прежде всего, оглядываюсь по сторонам в поисках любого незнакомого автомобиля. И если вдруг таковой имеется, сердце на несколько мгновений замирает, а потом проваливается куда-то под ребра. И там уже начинает биться в невыносимом ритме. Ровно до того момента, пока не убеждаюсь, что опять ошиблась.