Оставить в памяти шепот его бессвязных фраз. Горячих, словно нагретых на солнце, слов. Тихих и ласковых. Бессмысленных, будто в бреду. Которым нельзя доверять. И верить в них тоже нельзя. Можно вдыхать их как кислород, задерживать в легких. Задерживать в сознании, чтобы в этот момент чувствовать себя самой желанной. Самой любимой. Иллюзии, которыми он так хорошо управляет. В совершенстве. Он бл?дский фокусник, выдающий желаемое за действительное.

– Я тебя ждал, – горячий шепот по венам. Как наркотик. Как инъекция. До искусанных губ и сдавленного крика. Его ладони скользят по изгибам тела, рисуя замысловатые узоры. А слова врезаются в память.

Я не знаю, что значит для него нежность. Но он умеет любить. В данную секунду… Здесь и сейчас. Ни завтра и ни вчера. Он умеет давать, не требуя ничего взамен. До тех пор, пока ты можешь брать. Пока ты этого хочешь.

Когда заканчивается действие эндорфина, гормона удовольствия. Когда мышцы живота расслабляются, а из тела улетучивается умиротворенность, все возвращается на свои места. И приходит чувство разочарования. Пока еще совсем незаметного. Завуалированного. Такого, когда в районе солнечного сплетения становится немного пусто. Как-будто из тебя выкачали всю кровь и заполнили воздухом. Простым воздухом. Который тебе совсем не нужен в венах. Который не дает ничего. Ни сил, ни тепла.

Я смотрю, как он одевается. Собирается уходить. Не скрывает своих намерений. Его визит окончен и больше ему тут делать нечего. Его ничего здесь не держит.

Поднимаюсь и молча отправляюсь в ванну. Перешагиваю через брошенное на пол платье и свои амбиции. Через раскиданное нижнее белье и собственное достоинство.

Включаю душ, настраиваю воду нужной температуры.

– Ты не целуешься, не остаешься. Что это? Принцип? – голос, пропитанный водяными парами, звучит приглушенно. Перебираю флаконы с косметическими принадлежностями, внимательно изучаю инструкции.

В отражении зеркала вижу, как он останавливается. Замирает. Рубашка на нем не застегнута, волосы растрепаны, на губах улыбка. Усмехается, глядя на то, как я с преувеличенным интересом вчитываюсь в состав геля для душа.

– Нет. Принципы осложняют жизнь, – заправляет рубашку, застегивает ремень. Неторопливо так, небрежно. Проводит рукой по волосам. – Не воспринимай это на свой личный счет. Мне было хорошо с тобой, – и после паузы добавляет, – очень хорошо.

Обычно вместе с такими заявлениями от лиц мужского пола в женский разум приходят очень светлые мысли. Мой разум ничем не отличается от своих представительниц. Он так же падок на лесть. И на комплименты. Правда, я умею не воспринимать их близко к сердцу. И безоговорочно в них верить.

Надеюсь. Очень надеюсь, что умею.

– Ты, определенно стоишь…, – неторопливо продолжает Романов.

«Денег? Тех денег?» – с интересом вскидываю бровь в ожидании продолжения.

Продукция парфюмерной промышленности меня больше не занимает. Я оборачиваюсь и смотрю на него.

– Внимания и потраченного времени.

Его слова между делом. Между застегиванием пуговиц на манжетах и щелчком на браслете часов. Короткий звук, и Романов поднимает на меня взгляд. Немного отстраненный. Словно ищет во мне подтверждения своих слов.

– Пожалуй, ты тоже, – улыбаюсь в ответ. Одними уголками губ. Ничуть не насмешливо, а всего лишь со слабой иронией.

Между нами ослабленной струной повисает молчание. Оно прогибается под нашими взглядами. Все ниже и ниже.

Я спрашиваю, чтобы разрушить эту тишину. Чтобы сгладить момент. Чтобы заполнить ее звуками и вернуть все на место.

Я спрашиваю, опустив голову и вернувшись к изучению инструкций. К расплывающимся буквам.

– А жену свою тоже не целовал?

Если можно ошибиться с вопросом, то я это сделала. Не сдержала, рвущегося наружу сарказма. А заодно и ехидного любопытства. Не то чтобы меня очень интересовал ответ, но я бы его все же выслушала. Но вместо ответа я слышу звук закрывающейся двери. А за ним – тишину.

После его ухода, наливаю себе бокал виски со льдом и залпом его выпиваю. И только потом все же забираюсь под душ. Долго стою под горячими струями. Просто стою. Просто надеюсь смыть с себя сегодняшний вечер. Следы от его поцелуев, прикосновения рук и слов. Не потому что противно. Наоборот. Хочется их запомнить, но запоминать нельзя. Оставить их в данном случае, означало бы совершить большую глупость. Но еще большая глупость верить в то, что вода чем-то мне поможет. Однако я не двигаюсь. Жду, пока кожу не начинает щипать, а все помещение не заполняется густым паром.

Утром получаю от него очередной подарок. Даже не удивляюсь, когда вижу посыльного на пороге своего номера и молча беру у него небольшую коробочку. Романов не оригинален, но и не тяготеет к повторам. На это раз это тонкий браслет из платины с темным тиснением. Изящный и элегантный. Застегиваю его на запястье, а потом долго разглядываю на ярком дневном свету.

В будущем это войдет в привычку. Получать от него подарки после проведенной ночи. Какой бы она ни была и, чтобы между нами не происходило. Его самого может не быть неделями, а то и больше. Но я привыкну ждать и ничего не спрашивать. Привыкну воображать жизнь будто бы без него. А почти поверив в это, привыкну к его неожиданным звонкам.

Вечером я встречаюсь с Алиной. Мы сидим с ней в небольшом кафе, и она рассказывает мне о своих планах. А я незаметно включаю на телефоне диктофон. Я верю в дружбу. Я верю в дружбу между мужчиной и женщиной, женщиной и женщиной, мужчиной и мужчиной. Я просто верю в это незамысловатое чувство между людьми. И еще во много других, таких же незамысловатых. Например, ревность, злость, жадность. Поэтому и не хочу рисковать установившимися между нами с ней отношениями. Все, что она сейчас мне говорит, тянет на очень хороший компромат, который при желании можно использовать в любых удобных целях. А я лишь хочу сохранить нашу дружбу. Или видимость дружбы. В общем, хорошие приятельские взаимовыгодные отношения.

Она показывает мне фотографию мужчины. С длинными, стянутыми в хвостик волосами. Глаза у него темные, ядовитые. Губы плотно сжаты в подобие улыбки. Даже на простом куске бумаги, пусть и глянцевой, он выглядит сногсшибательно. Яркий представитель своего рода деятельности. Со штампом на высоком лбу – «Не приближайся. Убью». Звучно. Вкусно. И очень доходчиво.

Я, определенно его где-то видела. И в этом нет ничего удивительного. Я многих видела. Возможно, слишком многих. Но мало, кто знает, что это мне совершенно ничего не дает. Освежает мою память сама Алина. Она стучит тонким пальчиком по фотографии и поясняет:

– Это Алик.

Потом делает глоток черного эспрессо и задумчиво смотрит в окно. На оживленную улицу. На проходящих мимо прохожих. На серое небо и серый дождь. Передергивает плечами, будто только что сама оказалась там, снаружи и насквозь промокла.

Вопросительно приподнимаю одну бровь. Как бы призываю ее продолжать.

– Его можно встретить в ресторане «La Perla» по субботам и четвергам. В среду в массажном салоне «Лилии» среди милых китайских массажисток, у него бронированный Мерседес, и постоянный штат охранников.

Дальше передо мной ложится внушительная папка с бумагами. Проглядываю ее одним глазом. Детали биографии, личные предпочтения. Увлечения, хобби. Алина потрудилась даже над его каждодневным меню. Постоянный мужчина, ничего не скажешь. Среди прочего замечаю одну деталь и недовольно морщусь. Мальчики. Не мужчины, а именно мальчики в очень нежном возрасте.

– Да я тоже не люблю всех этих педофилов, – отстраненно замечает она. Но дело совсем не в ее любви. Или нелюбви. Для нее они лишь наполовину люди. А на другую половину – шахматные фигуры. И у нее настолько много самоуверенности, чтобы воображать себя игроком. Все относительно. До поры, времени.

Киваю и закрываю папку. Уверенна, что Алине лично он не сделал ничего плохого. Вероятней всего, он стал просто одним из пунктов плана, который я так любезно ей подкинула. Показательное выступление. Показательная казнь. Во мне нет сильноразвитого человеколюбия. И этим пунктом мог бы стать, кто угодно. Любое имя. Хоть монетку бросай.