Прежде чем сесть в машину, успеваю ей коротко кивнуть.

– Конечно. Что за глупые вопросы?

Она стоит на обочине и не шевелится. Не торопится уходить. Ее ладони зябко сжимают обнаженные плечи, как будто ей холодно. Но на улице жарко.

Автомобиль трогается, и вот уже за стеклом скользят узоры улиц. Отражения ярких реклам переплетаются на тонком стекле с неоновыми вывесками магазинов. И с моим отражением. Я щурюсь от света фар встречных машин. Непроизвольно улыбаюсь. Не знаю чему. Просто так.

Мы проезжаем по набережной, и я смотрю на бескрайнее море. На стертую у неба линию горизонта. И на призрачные силуэты белоснежных яхт. На золотые огни города и на их блики в беспокойной воде.

Перевожу взгляд на Морозова. Он сидит рядом и, кажется, тоже наслаждается видом из окна. Но это только на первый взгляд. А на второй оказывается, что он полностью погружен в себя и не видит ничего вокруг. Его мысли заняты другим. Или другими. Воздушному, облачному, нематериальному нет места в его жизни. Все просто и определяется цифрами. Или выстрелами.

В ресторан мы приезжаем уже ближе к полуночи. На входе нас встречает метрдотель, коротко приветствует и жестом приглашает следовать за ним. Его движения отточены до совершенства. Улыбка идеальна. Не заискивающая, не широкая. Не кислая, не вымученная. Она словно откалибрована. Взвешенная грамм в грамм по общему стандарту общения с клиентами. В меру приветливая. В меру доброжелательная. Как в аптеке. Не больше, не меньше.

Я двигаюсь чуть позади Сергея. И пока мы идем, успеваю украдкой рассмотреть интерьер ресторана. Я не озираюсь по сторонам, а только бросаю короткие острые взгляды вокруг себя. Не показываю никаких эмоций, равнодушно отмечаю отделанные золотым шелком стены, полукруглые столы с длинными скатертями, бамбуковые стулья с высокими спинками, низкие диваны нежно-бежевого цвета. Деревянную ажурную террасу с видом на ребристую гладь воды.

Свечи. Музыка. Приятный полумрак. Все как положено. Полный набор. И все же здесь мило. Уютно. Роскошно, но неброско.

Тем временем мы поднимаемся по широкой зеркальной лестнице и попадаем в небольшой зал, рассчитанный на несколько посетителей. Нас уже ждут. Метрдотель указывает на столик в отдалении, а сам бесшумно исчезает. Поначалу я не предчувствую ничего плохого. Я просто перевожу взгляд туда, куда мы направляемся. Заметив нас, мужчина оборачивается. Свет падает на его лицо, и на какое-то ничтожное мгновение я замираю, потому что тут же узнаю его.

Я бы не назвала это приятной встречей. Потому что от одного его взгляда у меня цепенеет все внутри. Буквально сковывает льдом от холодной улыбки, так что становится трудно дышать. Но тут же беру себя в руки.

– Нет смысла начинать разговор без предмета его обсуждения, – бросает Сергей, подходя к столику. Романов поднимается, и они жмут друг другу руки. Без энтузиазма. Холодно и неприветливо. Сергей выдвигает для меня стул, и, собрав волю в кулак, я выдаю легкую улыбку и присаживаюсь. Коротко киваю и тут же отвожу глаза. – Вы уже знакомы, так что обойдемся без формальностей. Аня, милая, заказывай. Полагаюсь на твой выбор.

Как по мановению волшебной палочки, рядом появляется официант и кладет передо мной меню. Не торопясь, я принимаюсь его изучать. Придирчиво. Внимательно. Каждую строчку.

Морозов продолжает:

– Итак, я готов выслушать твое предложение.

Я читаю: "Печень кролика с грушей, с соусом из красного вина и бальзамического крема".

– Я хочу купить ее у тебя. Сколько ты хочешь?

Я читаю: "Ребрышки ягненка на пряной лепёшке с соусом из томатов по-сицилийски".

Не понимаю, о чем они говорят. Перелистываю страницу в гладком ламинате. На лице застыло выражение глубокой заинтересованности гастрономическими изысками. Не вижу перед собой ничего, кроме форели в соусе из белого вина, базилика, оливкового масла и трав.

Официант ждет моего заказа, но я не дошла еще даже до десертов. И меня это раздражает. Не могу сосредоточиться и выдаю первое, что приходит в голову: карпаччо из говядины, ребрышки ягненка и форель.

– И принесите воды, – заявляю я. Громко и уверено. – Перье со льдом. И лимоном.

Откидываюсь на спинку стула, достаю сигарету. Зря. Кончики пальчиков дрожат. И это заметно. Морозов подносит зажигалку, и я прикуриваю. Отворачиваюсь в сторону, выпускаю тонкую струйку дыма.

Я сама хладнокровность. Я идеал выдержки.

Сергей молчит. Обдумывает предложение.

– Я не торгую людьми, – наконец произносит он. Спокойным голосом. Безмятежным. И только я слышу, что в его интонации вклинились угрожающие нотки.

«Никогда не показывай своих эмоций. Это слабость. Это всегда брешь в твоей обороне. Пока страх внутри тебя, он безопасен, но стоит ему вырваться наружу, и он превратится в панику. Не давай другим преимущества. Будь безразличной. Что бы ни происходило».

– Миллион, – бросает Романов. Непринужденно и естественно. Как сто рублей чаевых.

Стоимость хорошего автомобиля.

Пристрелите меня.

– Даже не обсуждается.

Официант приносит воду. На мгновение разговор прекращается. Передо мной появляется хрустальный бокал с прозрачной жидкостью, перламутровыми кубиками льда и сочной долькой лимона. Даже не замечаю, как подают основные блюда. Разворачиваю салфетку и укладываю ее на коленях. Расправляю, чтобы не было складок.

– Пять. Это же всего лишь шлюха, – сколько презрения в его словах. Пренебрежения. А тем временем моя стоимость приближается к стоимости машины представительского класса.

Моя вилка замирает над куском румяного кролика. В миллиметре от тонкой хрустящей корочки. Разглядываю на тарелке изумрудные листья базилика, каждую прожилку. Все еще надеюсь, что струна, натянутая у меня в груди, чуть ослабнет, и я смогу сделать полноценный вдох.

– Женщина всегда остается женщиной. Шлюхами их делают мужчины.

Я все-таки беру в рот кусочек сочного мяса, но он застревает у меня в горле, и я чуть им не давлюсь.

– Шлюхами они делают себя сами. Все, что продается, покупается.

– Она не продается. Только если сама этого не пожелает, – твердо заканчивает он и смотрит на меня в ожидании ответа. – Аня?

Я поднимаю взгляд. Медленно. Очень медленно. И впервые за весь вечер смотрю Романову прямо в глаза. Долго и без тени смущения. Вижу свое перевернутое отражение в его расширившихся зрачках. Вижу, как сжались его челюсти и как дернулась верхняя губа в бессильной ярости. Уголок моих губ чуть приподнимается в момент его поражения. Я изображаю полуулыбку. Полуусмешку. Одним незаметным движением брови подчеркиваю свою победу. Вношу ясность в ситуацию. Тянусь за бокалом с водой и делаю небольшой глоток, при этом равнодушно пожимаю плечами. На хрустальном ободке остается след от моей помады. В душе остается последний его взгляд. Взгляд человека, который следует своим путем по своей собственной вселенной. Пустой и отрешенный взгляд, до краев наполненный немой угрозой. Игнорирую. И четко отвечаю:

– Нет.

Нет – это самое приятное слово. Что бы кто ни говорил. Решение всех споров, нелепых предложений и сделок. Я бы еще добавила: "Ни в коем случае. Ни за что. Никогда. Совершенно невозможно". И еще тысячу вариантов отказа.

Романов небрежно бросает кредитную карту на стол, в то время как Сергей молча смотрит на него. А затем, вдруг что-то вспомнив, добавляет:

– Александр, – я отмечаю, как звучит имя из его уст. Жестко и холодно. – Ты помнишь, как ее зовут?

Я ужинаю, не обращая ни на кого внимания. Ответа нет. Морозов продолжает:

– Нет, ты не помнишь, как ее зовут. Более того, ты просто ее никогда не встречал. Для тебя ее не существует. Но если я узнаю, что это не так и вам каким-то образом все-таки удалось снова увидеться, тебе придется об этом пожалеть.

Теперь я открыто усмехаюсь. Но глаз не поднимаю. Точно знаю: стоит мне посмотреть на Романова, и я увижу его полный решимости взгляд, от которого меня передернет. В любой другой ситуации я бы засомневалась в правильности своего ответа. И поведения. Но от его уверенного выражения на красивом лице зубы сводит и немеет язык. И мне плевать, что с таким, возможно, лучше не связываться. Об этом я подумаю завтра.