Я поравнялся с главным лекарем, кивнул Никодиму, и рассмотрев черты его лица, спросил:

— Сколько жрецу лет?

— Быстро вы догадались, Алексей Александрович, — поняв, к чему я веду, ответил Кораблёв. — Ему и пятидесяти нет. Но выглядит, как старец, верно?

Лицо синюшное, волосы поседели. Губы бледные, как и вся остальная кожа.

— Да уж, Иван Сергеевич, умеете же вы представить пациента. Как вы мне сказали? Голос исчез? Вы уж простите, но, кажется, голос — это не главная его проблема, — подметил я.

— Верно, однако исчезновение голоса — это первое, что случилось сразу после окончания обета. Остальные симптомы присоединились позже, — объяснил Иван Сергеевич.

— О, а вот это уже интересное замечание! — кивнул я. — Больше ничего не рассказывайте. Обсудим, когда я осмотрю Никодима сам.

Я присел на кровать, на которой лежал пациент, и принялся проводить аускультацию лёгких и сердца, то есть слушал их с помощью своего фонендоскопа.

— Ничего не бойтесь! — предупредил его я. — Дышите спокойно, больно не будет.

Дыхание у старика было сильно ослабшим. Воздух едва-едва проходил в лёгкие — из-за этого и наблюдалась картина синюшности кожных покровов. Другими словами — цианоза. Такое наблюдается при хронической гипоксии и недостаточном питании организма кислородом.

А если учесть, что он уже два года страдает этим недугом… Велик риск, что без качественного лекарского вмешательства ещё два года он точно не проживёт. Хорошо, что Кораблёв решил предпринять очередную попытку спасения жреца. Общими усилиями мы сможем поднять его шансы на спасение.

— Ну-с, что скажете, Алексей Александрович? — спросил меня главный лекарь, когда я закончил осматривать Никодима.

— Вы слышали, какой звук издаёт его гортань? — ответил вопросом на вопрос я.

— Какой звук? Прошу прощения, но какой звук она может издавать, если он молчит? — пожал плечами Кораблёв.

— Я о том, с каким звуком через неё проходит воздух. Вот — послушайте, — я протянул старику фонендоскоп.

Через минуту, он, шокированный услышанным, отступил на шаг назад и прошептал:

— Такое ощущение, будто там воздух пытается пройти через щель размером с ушко иглы.

— О чём я и говорю, — кивнул я. — Проблема в гортани.

— А я, признаться честно… — Кораблёв покраснел. — Я пытался лечить его лёгкие и голосовые связки.

— Насчёт связок — вы всё делали правильно, а вот в лёгких патологических процессов нет, — отметил я.

— Но раз я всё делал правильно, почему ему не стало лучше?

Отличный вопрос. Придётся подумать, как действовать дальше, чтобы не навредить жрецу ещё сильнее. Клиническая картина слегка напоминает стеноз гортани или её парез. Проще говоря, её патологическое сужение или потерю способности сокращаться.

Ведь гортань — это не просто трубка из косточек и хрящей. Это — сложный механизм, настоящий музыкальный инструмент, в основе которого лежит большое количество мышц, связок и нервных окончаний, которые обеспечивают человеку возможность разговаривать и дышать.

Я принялся мысленно отбрасывать варианты диагнозов, которые точно можно исключить. Повреждение головного мозга… Вряд ли. Форма черепа правильная, признаков переломов нет, да и не похоже это на центральные нарушения.

Судя по всему, там невероятно сильно сжались мышцы и остались в спазмированном состоянии навсегда. Только в реальности такого не бывает. Голос бы не пропал насовсем. Осталась бы осиплость.

Да и с таким дыханием человек даже двух лет не смог бы прожить.

— Это — магическое заболевание, Иван Сергеевич, — сказал я. — Придётся попотеть, чтобы с ним разобраться.

— Магическое? — напрягся он. — Значит, спровоцировано оно либо некротикой, либо проклятьем. Либо контактом с каким-либо магическим веществом. Но я сомневаюсь, что наш жрец курил или употреблял какие-либо колдовские травы. Верно ведь, Никодим?

Жрец помотал головой.

А если учесть, что это состояние развилось сразу после окончания обета… Может, проклятье наслал Грифон? В таком случае высок риск, что мы и вправду ничего не сможем сделать.

Однако я готов рискнуть.

— Я хочу попробовать помочь тебе, Никодим, — произнёс я, посмотрев старику в глаза. — Но предупреждаю сразу, есть вероятность, что ничего не получится. Не стану отрицать — я опасаюсь, что станет хуже.

— Алексей Александрович, думаю, не стоит… — прошептал Кораблёв.

— Подождите, Иван Сергеевич, я хочу услышать его мнение, — перебил главного лекаря я.

Никодим не стал долго думать. Он утвердительно кивнул, затем вяло взмахнул руками, воздав почести Грифону, и лёг на подушку.

— Значит, я приступаю, — заявил я.

— Ой, нет, — промямлил за нашими спинами Михаил. — Я на это смотреть не могу!

Михаил покинул комнату, а Кораблёв вопросительно взглянул на меня и сказал:

— Если понадобится помощь — говорите, Алексей Александрович, я поддержу вас своей магией. И вообще — что вы хотите сделать?

— Снять спазм и изменить взаимное расположение мышц и хрящей гортани. Другими словами, перестроить его орган, чтобы открыть проход воздуху, — объяснил я. — А также немного сдвинуть находящиеся рядом органы, чтобы те не давили на дыхательные пути.

— Но это может быть чертовски больно, — вздохнул Кораблёв.

— Да, именно поэтому… — я потянулся к своей сумке и достал из неё болеутоляющий порошок. — Подайте бокал с водой, Иван Сергеевич.

— Вы уверены? За это вас могут наказать, — прошептал он.

— Я рассчитываю, что все присутствующие будут молчать об этом, — произнёс я.

Правда, если ничего не выйдет, Никодим всё равно не сможет кому-либо рассказать об использованных мною травах.

Мы помогли жрецу выпить воды с болеутоляющим, я выждал десять минут, а затем приступил к делу. Вариантов у меня всего два — лечить жреца хирургическим путём или же лекарской магией. Но оперировать такой маленький орган опыта мне явно не хватит. Здесь нужна тонкая работа, поэтому вариант остаётся только один.

В первую очередь я заставил спазмированные мышцы расслабиться, а затем вынудил другие элементы мускулатуры сдвинуть кости, чтобы искусственно расширить дыхательные пути. При осуществлении этой манипуляции я испытал нешуточное сопротивление. Будто другая магия пыталась мне помешать.

Неужто всё-таки некротика? Нет, непохоже… Что-то иное.

Магия расходовалась крайне быстро. Когда я начал сдвигать пищевод и щитовидную железу, создавая для гортани новое ложе, моя чаша израсходовалась ровно наполовину.

Кораблёв почувствовал, что я теряю магию слишком стремительно, а потому положил сухую руку на моё плечо и принялся делиться со мной своими силами.

Никодим не мог застонать, но я почувствовал, как сильно напряглось его тело. Порошок снизил дискомфорт, но жрецу всё равно было больно.

— Потерпи ещё немного, я почти закончил, — произнёс я.

И услышал раздавшийся на весь дом надрывный кашель. Никодим вздрогнул, перевернулся на бок и сплюнул кровавый комок, который источал недобрую магическую ауру. Он зашевелился, пополз на подушку мимо головы Никодима, но быстро распался.

— Это что ещё такое было? — нахмурился я.

— Демон… — прошептал Никодим. — Проклятый демон…

— Говорит! Он говорит, Мечников! — расхохотался словно безумец Кораблёв. — Как вы это сделали?

Я впервые не имел ни малейшего понятия, как вылечил человека. Я действовал интуитивно, менял всю старую структуру органов шеи и создавал для них другие условия.

— Очевидно, Иван Сергеевич, — просипел Никодим, продолжая откашливаться после каждого слова. — Эта тварь богохульная засела в моей шее. А господин Мечников гнездо её расшатал!

— Так если ты с самого начала знал, что там у тебя сидит демон, — нахмурился я. — Почему никак не намекнул? Не написал об этом ничего? Хотя бы сообщение на листе бумаги!

— Он угрожал мне, — произнёс Никодим, глотнув прохладной воды. — Шептал, что переселится из меня в другого человека, если я всё расскажу. Понимал, тварюга, что я не стану жертвовать кем-то ради себя. Вот я и ждал смертушки спокойно…