Да, это и есть В. П. Марецкая, славная Верочка, которая, как видите, тоже не проснулась сразу "звездой", а прошла суровую и полезную школу, исполняя небольшие роли.

Мы с ней снимались в тот период и в "Живом трупе", где В. И. Пудовкин играл Протасова (Вера играла даму "легкого" поведения, а я лжесвидетеля), и в "2-Бульди-2", и еще в двух - трех картинах.

И сколько в эти маленькие роли было любовно вложено фантазии и творческого задора нами, начавшими свой путь в кино с "азов".

Есть ряд любимых и популярных актеров, картины которых показывают в Институте кинематографии. Эти актеры создали классические образцы актерского мастерства, и по этим образцам учат студентов.

Марецкая принадлежит к славной когорте актеров, которые шли к своей славе от ступеньки к ступеньке, завоевывая ее огромным трудом, талантом и количеством самых разнохарактерных образов, шли к ней медленно, но верно, оттачивая свое мастерство.

В Петровском парке, на том месте, где сейчас находится стадион "Динамо", в лесу, среди дач, стоял стеклянный павильон, в котором создавались картины. Это была киностудия "Русь", позже "Межрабпом-Русь", а с 1928 года -"Межрабпомфильм".

Она была тесной и технически плохо оснащенной. Но в ней было выпущено много прекрасных, "актерских" картин. Это и "Поликушка" и "Станционный смотритель" с И. Москвиным, это и "Медвежья свадьба" с К. Эггертом, Ю. Завадским, В. Малиновской и Н. Розенель по сценарию А. В. Луначарского, и "Мать" Горького, поставленная В. И. Пудовкиным с Н. Баталовым, и "Аэлита"¹ с тем же Н. Баталовым, И. Ильинским и Ю. Солнцевой, и "Его призыв", и еще много других великолепных фильмов.

¹ (Первая по возвращении из Германии картина Я. А. Протазанова.)

Студия жила полнокровной жизнью, в ней царила творческая атмосфера. Я был молод, был не удовлетворен тем, что делал, и мне всегда казалось, что главная работа лежит где-то рядом, что я только должен увидеть ее, увлечься, и тогда стремления, желания и сила, которые бурлили во мне, найдут верный творческий выход. И я пришел на эту студию.

Но начав сниматься даже в совсем маленьких эпизодах, я почувствовал, что, если работать так, между делом, ничего хорошего не получится: надо отдавать студии все время, а его у меня было мало.

Театр Мейерхольда я совмещал с работой в Клубе текстильщиков, где поставил два спектакля. Потом мне предложили "на широкую ногу" поставить кружковую работу в рабочем клубе в Нарофоминске. На лето нас поселили в лесу, в бывшем охотничьем доме. Я пригласил руководить кружками моих друзей: литературным - Ю. Кубацкого, секретаря

театрального журнала, и музыкальным - молодого композитора Ю. Милютина.

Ребята и девчата у нас в кружках были великолепные, энтузиасты, работали дружно. И мы охотно помогали им создавать свой первый рабочий театр. Я поставил пьесу Б.

Ивантера о комсомольцах, она была хорошо принята, и меня назначили главным инструктором Союза текстильщиков.

Но меня тянуло в Петровский парк, в стеклянный павильон, где творили искусство, покорившее мир, - кино. И я оставил полюбившуюся уже мне клубную работу в театре самодеятельности и стал все свободные дни проводить на студии.

Я сидел словно завороженный, часами наблюдая и учась, как артисты и режиссеры кропотливо строят сцены, добиваясь нужной правды.

Это меня увлекало настолько, что иногда я лез с советами туда, где в них совсем не нуждались. Но, странное дело, очень часто ко мне прислушивались и совсем не обижались, если я советовал невпопад, чего-то не зная до конца.

Яков Александрович Протазанов обратил внимание на мою увлеченность и стал меня занимать в своих съемках. Часто, как бы шутя, он говорил:

- А вот спросим у Миши - у него голова светлая!..

Впервые у него я снимался в маленькой эпизодической роли в "Аэлите". По сценарию в одном из солдатских клубов любители разыгрывают живую картину по плакату "Один - с сошкой, семеро - с ложкой", где семеро эксплуататоров, поп, купец, царь, фабрикант и другие, живущие за счет одного, стоят с ложкой и жадно смотрят на крестьянина с сошкой. Вот этого длинного худого крестьянина играл я.

Картина "Аэлита" имела большой успех. Этому отчасти способствовала и шумная реклама. На фасаде кино "Аре" была сооружена объемная декорация: на Марсе, среди золотых колонн, кругов и квадратов, перевитых золотыми канатами, были водружены в натуральную величину фигуры владыки Марса и Аэлиты. Мигающие лампочки и скрытый свет придавали таинственность этой рекламе.

Публика всегда толпой стояла на Тверской (ныне улица Горького), мешая движению к неудовольствию милиции. Зато к удовольствию дирекции - на кассе долгое время висел аншлаг: "На все сеансы билеты проданы".

Критика ругалась, несмотря на явные художественные достоинства картины и неплохую игру актеров. Смешон был И. Ильинский в роли сыщика-любителя. Обаятельным красноармейцем с гармошкой расхаживал Н. Баталов. Суров был К. Эггерт - владыка Марса. Безумно красивы и загадочны были Ю. Солнцева - Аэлита и Ю. Завадский - Гора. И разве уж так истеричен, как об этом писали, был Н. Церетелли в роли инженера?

Я. Протазанова упрекали в нечеткости идеи, в стилизации под манеру Камерного театра, но признавали, что это не помешало сочной и добротной игре актеров, изображавших советских людей.

Барышники же подсчитывали реальный заработок, продавая билеты на "Аэлиту" втридорога...

М. Н. Алейников - биограф Протазанова - уверяет, что за свою жизнь Яков Александрович сделал около ста картин. Наверное, оно так и есть. В простое Протазанов быть не любил и "спустя рукава" не работал.

Вскоре после выхода "Аэлиты" он уже начал подбирать актеров для следующей картины - "Его призыв", которая, как я уже говорил, была посвящена Ленинскому призыву в партию и выпускалась к первой годовщине со дня смерти Владимира Ильича.

Я вспоминаю, как Протазанов, узнан, что мой отец рабочий, коммунист Ленинского призыва, очень долго и подробно расспрашивал, как рабочие восприняли весть о смерти Ленина, о их горе и скорби. Просил вспомнить детали -реакцию отца, мою, когда с Вс. Мейерхольдом и труппой нашего театра в лютый мороз мы провели целую ночь, греясь у костров, в очереди в Колонный зал, где стоял гроб с телом Владимира Ильича Ленина.

Захар Даревский, заведующий производством фильмов, рассказывал мне в те дни, что Протазанов, мастер первоклассных боевиков, которые он делал спокойно и уверенно, к постановке фильма "Его призыв" относился не только с чувством повышенной ответственности, но еще и страшно нервничал: многие считали, что он не справится с темой о партии и Ленине, и фильм он снимал на свой страх и риск.

Да и сценарий В. Эри, как справедливо позже отмечал В. И. Пудовкин, отражал всю неустойчивость и растерянность кинематографистов перед поисками революционной правды как в области содержания, так и формы.

Влияние западных "бандитских" и всякого рода модернистских картин было огромно. Мы, молодые артисты, бывало, после спектакля бросались смотреть их запоем у Бойтлера, американизированного директора кинотеатра на Малой Дмитровке (бывш. Купеческий клуб).

Похожий на американского актера Уильяма Харта, в каких-то всегда немыслимых ковбойских рубашках, с трубкой и в широкополой шляпе, Бойтлер пропускал нас, "мейерхольдовцев", даже если сидеть приходилось на плечах друг у друга. Он без конца показывал многосерийные картины, полные убийств и приключений, в которых были французы из "Патэ" и "Гомона"; бандитка в черном трико, артистка Мюзидора в "Вампирах" конкурировала с Пирл Уайт, а обе вместе с американцами и Дугласом Фербенксом...