Тогда он щелкает языком, закатывает глаза и, сокрушенно качая головой, охает:

- Ай, яй, яй! Сердце! Вот видите... Нельзя много... того...

!

- и делает щелчок по шее, который означает "за галстук". - Пора и успокоиться, уважаемый наш дядя Миша!

На этот раз я ужасно обиделся:

- Послушайте, дорогой племянник! Почему вы делаете этот жест... Ведь я с вами никогда не выпивал.

- К сожалению... дорогой... к сожалению, не выпивали. Да вы не обижайтесь... все знают по кино, что вы любите заложить! - смущенно оправдывался он, и кружок, образовавшийся из отдыхающих, весело хохочет.

- А вам не кажется, что все эти недоразумения происходят только потому, что в нескольких картинах мне пришлось, как вы выразились, ловко заложить?

- Да... да... возможно... Ох!.. И вкусно же вы пьете... однажды, смотря вашу картину, я не мог дождаться конца, пошел в буфет и выпил так же, как вы, - с удовольствием.

В картине "Возвращение Максима" приказчик Дымба -отменный бильярдист, он король санкт-петербургского бильярда.

Играя Дымбу, я с треском и шикарно закладываю шары - "от двух бортов в среднюю".

После картины стоило мне зайти в бильярдный зал, как начинались просьбы показать класс - сыграть с кем-нибудь. Просьбы шли с определенным желанием проверить меня, -играю ли я так же ловко в жизни, как на экране, или нет. Хитрость была шита белыми нитками, и я, пожимая плечами, отвечал тем же:

- Мне сейчас, к сожалению, некогда, да и вряд ли среди вас найдется партнер, равносильный мне.

Все улыбаются - друг друга поняли отлично.

Но однажды один из бильярдистов без подхода спросил меня:

- Товарищ Жаров, это вы сами в "Выборгской стороне" закладываете шарики в лузу?

- Сам! - ответил я.

- Нет, не сам, - возразил нахально он.

- Почему? - возмутился я.

Вы понимаете, в чем ехидство этого разговора: закладывать "за галстук", - так это я, а вот закладывать шарики в лузу, -так это не я. Хотя шарики-то как раз закладывал именно я.

Сцену на бильярде с Чирковым - Максимом надо было играть виртуозно, чтобы ни на одну секунду у зрителя не возникло подозрения, что играют люди, никогда не прикасавшиеся к бильярду, что для актера вообще вполне допустимо и вероятно. Не может же актер во всех профессиях, которые ему приходится играть, быть виртуозом, можно и не уметь играть на бильярде. Важно и нужно, чтобы "хватка" и вся "посадка" роли были сделаны с точным знанием профессиональной характерности героя, и мы с Борисом Чирковым с большим удовольствием прошли курс бильярдной игры под руководством известного мастера кия, ленинградского бильярдиста, которого все любовно называли Жора.

Эти курьезы возникают только с киноактерами. Хроника, мир научных открытий приучают зрителя верить в реальность существования и героев художественных фильмов.

Позже я расскажу, как и почему я сыграл в трилогии о Максиме у режиссеров Трауберга и Козинцева роль Дымбы, когда картина была уже почти закончена с другим артистом.

Однажды в 1933 году я прочитал в газете "Вечерняя Москва" о том что режиссер В. М. Петров на студии "Ленфильм" для кинокартины "Гроза" начал пробу актеров.

"Все ясно! Актер ты или ничто - решит эта картина", - сказал я себе, не имея никакого основания к такой постановке вопроса, за исключением того, что я играл Кудряша и Тихона много раз в районном театре и в Казани.

Особенно был увлечен Тихоном. Я любил этого забитого человека и вкладывал в драму несчастного всю свою душу, что произвело впечатление даже на прессу. Критика так и писала: "Роль была сыграна душевно!".

В Камерном театре А. Я. Таиров предложил мне опять играть Кудряша. Спектакль был уже на износе, но я вошел в него с удовольствием, и сцену в овраге мы с Варварой играли молодо, задорно и очень влюбленно. Несмотря на некоторую смелую, с моей стороны, трактовку "интимного свидания молодых людей", - она смотрелась целомудренно.

Узнав, что актерские пробы уже происходят, я не находил себе места от волнения. Что делать? Как поступить? Хочу играть Кудряша! Может быть, написать письмо режиссеру, попросить его посмотреть меня в театре. Но ведь он в Ленинграде и вряд ли поедет... Так, однажды, раздираемый сомнениями между желанием участвовать в съемках и возможностью это реализовать, я медленно

разгримировывался, когда вдруг билетер принес мне записку: "Видел сцену в овраге, - хочу вам предложить Кудряша в картине "Гроза". Владимир Петров".

Вы думаете, что у меня закружилась от счастья голова? Нет, тогда она у меня не кружилась - я был молод, здоров, очень хотел сниматься и... через три дня, мило принятый и обласканный В. Петровым, я уже сидел в его кабинете на "Ленфильме".

- Какую сцену вы хотите сделать для пробы?

- С Варварой.

- Это ясно, но у меня сегодня нет Варвары. Ирина Зарубина занята в театре, а вечером вы уезжаете. Придется снять вас одного - для художественного совета!

Когда меня стали гримировать и вместо привычного парика, лишь слегка завили волосы и когда я обнаружил на усах, которые лежали на столе следы старого лака, в голову полезли разные мысли: "Ага, значит, до меня уже пробовали кого-то из ленинградских актеров и поэтому со мной халтурят". А уж после того, как оператор В. Гарданов как-то небрежно поставил для моего портретного плана всего две лампы, интересуясь главным образом какими-то лучами "в размывку", на фоне, за моей спиной, - мне стало совершенно ясно, что вся процедура моей "пробы" нужна только для сравнения с другими, уже отобранными актерами и ничего общего не имеет с творческой оценкой кандидатуры на роль.

Придя к такому выводу, я свободно и даже озорно сделал все, что от меня требовали на пробе, и уехал в Москву злой, "кляня свою судьбу", решив больше не думать о "Грозе".

Но через два дня, к моему огромному удивлению, я получил телеграмму: мне предлагали приехать немедленно для

заключения договора на роль Кудряша! Бедное сердце, я понимаю, почему оно иногда лопается: я не ехал, - я летел, я мчался.

И вот вчерашний "интриган" (в моих глазах!), а сегодня уже "чудесный и милейший" второй режиссер Н. Дориан повел меня в просмотровый зал.

Никто не знает, сколько горя, сколько несчастных минут и горьких разочарований принес просмотровый зал мне, как, наверное, и любому другому актеру, за мою длительную и сложную жизнь в кино...

- Нет! Мне не понравилась моя проба Кудряша, говорю вам

честно и откровенно, - ответил я Дориану на вопрос, который он задал мне с поощрительной усмешкой: Ну, как,

понравилась проба?". - Что-то Кудряш гримасничает, вместо того чтобы просто и естественно быть веселым. Нет, нехорошо. Правда? А как вы думаете? - спросил в свою очередь я Дориана.

Он посмотрел на меня каким-то лукавым глазом, хмыкнул и, покачав головой, сказал:

- Ну и молодец же вы, молодец! Конечно, только так и надо себя вести при отличной пробе - умно и скромно. Молодец!

Как? Значит, он подумал, что я дипломатничаю или, что еще хуже, кокетничаю, то есть набиваю цену!.. Мне стало ужасно стыдно и обидно: я открыл ему свое сердце, поделился с ним моими сомнениями искренне, а он во всем увидел только одну корысть... Зачем же... вот так... взял и закрыл еще один "клапаночек" в моей душе! Жаль! Очень жаль!

Сниматься в "Грозе" было истинное наслаждение. Моей партнершей, о которой говорил В. Петров, была Ирина Зарубина. Ее Варвара - сочная, добродушная и бесконечно ленивая, была лучшей в галерее Варвар Островского.

"Золотые" старухи Е. Корчагина-Александровская и В. Массалитинова, играя Феклушу и Кабаниху, показывали виртуозное мастерство. За их внешне скупыми действиями чувствовалось такое кипение жизни, богатой внутренним содержанием, что, например, сцена, где они пьют чай, мирно беседуя, стала уникальной. Ее надо хранить навечно - это предметный урок высшего актерского мастерства.