— Ну?! — возмущенно крикнула белка. — Разве не прелесть?! Скажи еще, что оно не прекрасно?! Скажи еще, что оно не достойно принцессы?!

— Наверняка достойно, — ответила Изабелла, посмеиваясь. — Но что его сшить, нужен месяц, как минимум!

— А орешки? — заверещала белка, даже подпрыгивая от возбуждения. — Орешки на что?! Я же тебе подарила, подарила!

— Отлично, — посмеиваясь, ответила Изабелла. — Ну, так что, открываем следующий орешек?

— Конечно! — проорала белка возбужденно. — У меня колдовство первосортное! Ты так не сошьешь, нипочем не сошьешь, как я наколдовать могу!

— Ну, хорошо, — покладисто ответила Изабелла, вынимая из кармана два оставшихся желудя. — Значит, воспользуемся твоей магией. Самой лучшей и качественной магией в мире.

— Да! Моя магия самая качественная! — подтвердила гордая белка.

— Ой, заело. Не открывается.

— Как это не открывается, как это заело?! — заверещала белка. — Быть того не может!

— Будь добра, Вильгельмина, — сладким голоском произнесла Изабелла, — поддень ноготком. Вот тут, трещинку вот эту.

И она поднесла ничего не подозревающей белке желудь.

Белка презрительно чихнула и сунулась лапой к желудю. И тотчас же была поймана за пальцы жестокой рукой.

— Ай-ай-ай! — верещала белка, которую Изабелла трясла над столом, крепко зажав ее лапу в пальцах. — Ты поломала мне запястье! Кости трещат! Выпадают ногти!

— Ничего, — пыхтела Изабелла, стряхивая с пальцев белки золотые крупинки магии. — Я залечу. Потом.

Увидев, что с ней проделывает коварная подопечная, белка вмиг прекратила капризничать, уперлась задними лапами в руку девушки и завопила совсем другим — полным ужаса, — голосом, дергаясь и стараясь освободиться.

— Что ж ты творишь, ворюга! — орала белка, развевая свой маленький рот на половину морды. — А ну, п-ложь! Обратно верни, я сказала! Это моя магия! Моя!

— Ничего, — посмеивалась Изабелла, натряся достаточную горку золотых крупинок и выпустив белкины пальцы из рук. — Я всю эту магию на тебя израсходую, не переживай. Зато ты узнаешь, как заставляют.

— Нет! — заорала белка в ужасе, прыгнув на стол и вцепившись в него коготками. Но неумолимая рука Изабеллы поймала ее за хвост и потянула обратно, словно жертву на плаху. Белкины коготки прочертили тонкие борозды на столешне, и белка, извиваясь всем своим длинным телом, проорала: — Па-ма-ги-те! Насилуют!!!

Но никто ей на помощь не пришел.

Зловеще хохоча, девушка раскрыла желудь без малейшей помощи — разумеется, магия срабатывала исправно. На пол шлепнулось тяжеленное шикарное платье из шелка и тафты, и чтобы поднять и оживить, пришлось насыпать на него едва ли не половину магии.

— У-би-ва-ют! — орала белка, глядя, как платье, помогая себе узкими трубками рукавов, зловеще и неуклюже поднимается с пола, расправляя слежавшиеся слои пышной юбки. — А-а-а-а! А-А-А-А!!!

Следующая щепотка магии отправилась в хрустальные туфли, и они нетерпеливо затопотали каблучками, предвкушая миг, когда смогут надеться на чьи-нибудь ножки.

— Нет! Нет! — в панике орала белка, понимая, чем все это пахнет.

— Да, да, — произнесла Изабелла. — Побудешь мной на этом празднике. Коль скоро тебе нравится мысль, что человека можно превратить в букашку только за то, что он не хочет идти на бал, отведай-ка сама этой пилюли! Пусть тебя саму позаставляют кривляться и скакать на потеху всем, наряженную в эти чудовищные тряпки.

И Изабелла смачно втерла белке меж ушей остатки магии, так, что у несчастной зверюги глаза съехались в кучу.

Вмиг белка обратилась в девицу… точнее, в нечто, очень похожее на девицу с длинным беличьим хвостом, облаченную в шерстяные волосатые чулки до колен и в меховые трусы.

— Милые трусики, — отметила немного шокированная Изабелла.

Лифчик на новоявленной девице был тоже меховой.

Шерсть росла чуть не до самого горла.

— Волосы на груди, — с сомнением отметила Изабелла, рассматривая злющую девицу, у которой под шмыгающим красным носом росли роскошные усы веером, — немного необычно… Декольте тебе надевать не стоит. Или побрить?

Ворочающееся монструозное платье красноречиво ухватило рукавами лиф и поддернуло его выше. Бывшая белка вздрогнула и прикрыла голый живот.

— Ну, в хвост используешь, как турнюр, — заключила Изабелла.

— Может, не надо? — простонала несчастная белка. — Я больше не буду.

— Надо, надо, — хладнокровно ответила Изабелла. — Наказание такое наказание. Взять ее!

Вмиг платье, белье и туфли накинулись на верещащую белку, колотящую ногами, и завалили ее на пол.

Корсет стиснул беличьи бока так, что из несчастной чуть не выплеснулся весь выпитый коньяк. Панталоны, словно сексуальный неумолимый маньяк, наползали на беличьи ноги, овладевали беличьими бедрами и жадно ухватывали беличий зад и промежность.

Платье, накинувшись на белку, завалило ее, и некоторое время приглушенные крики слышались из-под вороха красивой ткани и многочисленных подъюбников. Ноги, торчащие из-под него, дрыгались во все стороны, но хрустальные туфли накинулись на них, натянулись на пятки и подавили сопротивление. Вопли несчастной под ворохом ткани сделались совсем тихим.

— Готово, — произнесла Изабелла, и голос ее дрожал.

Белка, обращенная в девушку, стояла, неловко выгнув спину, растопырив руки, словно подмышками у нее были комья колючек. Усы ее веером топорщились вперед, все лицо, здорово смахивающее на несчастную мордочку бедного, замученного зверя, было несчастным и перепуганным. Верхняя губа то и дело презрительно изгибалась и открывала великолепные острые беличьи резцы. Изабелла отступила на шаг и покачала головой:

— Нехорошо, — сказала она, рассматривая пышные усы на несчастной мордашке чересчур зубастой девицы. — Может, сбрить их?

В ее руке, перепачканной золотой пыльцой, по щелчку появилась опасная бритва. Белка испуганно заверещала и руками прикрыла мордочку. Бальное платье, у которого почему-то оказался суровый, крутой нрав, как у окровавленного фартука палача, с издевательским шелестом и треском рукавов расцепило стиснутые на носу ладошки белки и заломило ей руки за спину. Лиф натянулся до самого подбородка, подставляя лицо страдалицы под остро отточенное лезвие.

— Только не усы! — орала белка, дрыгаясь в объятьях жестокой одежды. — Веер! Маска! Клей! Все, что угодно! Только не смейте сбривать мои усики-и-и…

— Ну, нет, так нет, — пожала плечами Изабелла, убирая бритву. — Будешь самой усатой девушкой на балу.

Суровое бальное платье отпустило белку, и та со всхлипом, сломленная и покоренная, опустила голову.

— Я сейчас умру, — выдохнула она, тараща глаза и старательно втягивая прижатый жестким корсетом живот. Монструозное платье, поглотившее ее, ответило ей тихим шелестящим смешком, юбки всколыхнулись, будто от сквозняка.

— Отчего бы это? — насмешливо произнесла Изабелла, напяливая на взъерошенную голову белке белый парик.

— Ты пробовала носить эти платья?! — возмущенно выдохнула белка, тараща на Изабеллу испуганные глаза. — Это хуже, хуже, чем быть беременной сразу десятью близнецами.

— Да что ты говоришь! — притворно вздохнула Изабелла, безжалостно и погуще румяня своей беспомощной жертве щеки.

— А туфли?! — меж тем вопила оживающая после сурового обращения белка возмущенно, совсем позабыв, что еще совсем недавно находила их красивыми и модными. — Это же испанский сапожок!

— Не может быть! — изумленно ахнула Изабелла, густо и безжалостно насиняя белке веки.

— Может, может! — возмущенно воскликнула белка, щуря глаз, чтобы кисточка с краской не попала в него. — Они скользкие, скользкие они! Ты пробовала ходить в салатницах на босу ногу?! Они же давят! Они давят мне на пальцы! Они переломали мне все когти!

— Когти перед балом можно было бы и подстричь, — заметила Изабелла. — Ты же вместо меня идешь! Что подумают о дочке Лесничего?! И если ноги скользят… Думаешь, с чулками было бы лучше? — заботливо поинтересовалась Изабелла. — Если хочешь, давай наденем.