— Ну, вот, — произнес Король неуверенно, но, однако, одобряя выбор задницы сыном, — так бы сразу…

Но принц почему-то стал просто шелковым, послушным и приветливым. С изумлением Король наблюдал, как тот встречает все новых и новых красавиц, как томно и с удовольствием припадает к их ручкам почтительными поцелуями, шаркая ножкой, и с каким вожделением обнимает и тискает наиболее понравившихся девушек.

— Ну вот! Вот! — вскричал воодушевленный Король, глядя, как принц исправляется буквально на глазах. — Слава богу!

Он выдохнул, успокаиваясь, и хотел было взять с подноса бокальчик с шампанским, чтобы немного освежиться, но его опередили.

Тощая зубастая девица ухватила последний бокал с вином и одним махом опрокинула его содержимое в зубастую разверстую пасть. Глаза ее были пусты и бессмыслены, как у человека, который отключил все чувства разом, оставив лишь одно — чувство удовольствия то еды. И именно это чувство данная девица нещадно теребила.

Закусила мигом проглоченное шампанское девица марципановой розочкой, яростно вгрызаясь в пирожное. Пальцы ее были перепачканы в крему, но она их запросто, с сочным чпоканьем, облизала, отерла об живот и, вручив остолбеневшему Королю опустевший бокал, с решительным видом двинула в сторону столиков с конфетами и печеньем.

Меж тем лжепринц, переобнимав всех понравившихся ему девиц, рысью бросился догонять особо впечатлившую его гостью. Король, таясь от взгляда лжепринца, последовал за ним.

Со стороны Королю казалось, что все идет как надо. Принц лавировал по надраенному до блеска дворцовому паркету, переходил из зала в зал, важно раскланивался, ловко протискивался между красавиц (и не очень красавиц), рассыпался в комплементах, целовал ручки, и Королю казалось, что взявшийся за ум наследник просто тщательно выбирает себе невесту. Как и положено.

— Да, правильно, эту обойдем, — бормотал про себя Король, наблюдая за принцем и одобряя то, как ловко он уклонился от объятий старой пиратки. — А вот к этой можно присмотреться, недурна…

Король довольно рассмеялся и потер ручки. Кажется, принц действительно одумался, и жизнь налаживалась.

Но тут случилось страшное.

Оркестр грянул, и вокруг принца тотчас образовалась пустота, девицы отпрянули, выстроившись кружком и скромно потупив глазки, ожидая, когда принц выберет одну из них на танец. И принц оглянулся, явно раздумывая, какую же осчастливить танцем — и своим выбором на всю жизнь. Но тут на него налетело пропахшее хлорными газами существо в противогазе и ухватило за руки, вынуждая танцевать.

Принц из радостного и счастливого сразу же превратился в перепуганного и растерянного.

Прижатый румяной щечкой к зеленой резиновой щеке, подчиняясь грубой силе отставной военной, он вынужден был совершать энергичные, страстные, но несколько грубые и даже пошлые танцевальные па. Противогаз восторженно гудел. Ноги танцующих в унисон скользили по паркету. Принц, прислушиваясь к хрипу ангажировавшей его дамы, испуганно и настороженно таращил глаза.

Король зажмурился и звонко шлепнул себя по лбу.

Белка меж тем обжиралась у шведского стола.

Ей было совершенно все равно, что корсет ее предательски лопается по швам. Вслушиваясь в то, как под напором ее округляющегося от лакомств и выпитого шампанского живота выпарываются люверсы и трещат шнурки, она с упрямством маньяка толкала в себя огромный кусок торта, действительно пропитанного отличнейшим коньяком. Если еда не лезла, белка смачивала горлышко порцией шампанского, и, склонившись над тарелкой, откусывала очередную марципановую розочку. Она обошла торт, огромный, как небольшой дом, уже трижды. И на его кремовой поверхности остались следы ее зубов и пальцев.

Жизнь у Вильгельмины явно удалась.

Когда она слегка наелась и начала лениво выгрызать из шоколадных конфет фундук, танцы подошли к самой жаркой своей фазе. Дама в противогазе, мыча и бубня полковой марш, вращала принца, как юлу, и лицо у того становилось все зеленее и зеленее, прямо в тон к ее противогазу.

В сытом и довольном мозгу белки вдруг всплыли какие-то воспоминания, что-то нудное и назойливое о том, что по идее, принц с противогазом танцевать не должен. И что, по идее, ей, белке, нужно бы его очаровать, представившись Изабеллой. За этим она сюда и явилась!

Это было скучно и в целом не очень-то и хотелось. Но выпитый алкоголь, не вместившись в живот, начал искать пустоты, где можно было б перекантоваться, и ударил в белкин мозг, породив нездоровый азарт и непреклонное настроение завоевательницы.

— А ну, в сторону, курицы! — брутально рыкнула белка, в очередной раз до блеска облизывая пальцы и решительным жестом отирая их о присмиревшее платье.

Широким, но не очень твердым шагом она прошла прямо к принцу, плечом решительно раздвигая девиц, и, ухватив его за руку, вырвала из лап хлорной военной дамы.

Крепко прижав ошалевшего от такого поворота событий лжепринца к себе, белка пристально посмотрела ему в глаза и крепко ухватила за окорока.

— Кто это чучело?! — вскричал Король, в ужасе терзая последние редкие седые кудри.

— Да как будто бы, — неуверенно послышался голос из-за спины короля, — дочь Лесничего… прибыла впряженной в его карету…

Невидимый докладчик нервно закашлялся и смолк. Король побледнел, как полотно.

— Впряженной, — повторил он, словно во сне. — Боже, бедный мой мальчик…

Белка, громко и отчетливо икнув на весь зал, резко повернула голову в строну Короля и грозно сверкнула глазами.

— Не переживайте, папа, — низким, интригующим голосом произнесла она. — Мой природный магнетизм сделает твоего сына счастливым!

И в подтверждение своих слов белка снова по-хозяйски ухватила лжепринца за филей.

Но лжепринц не чувствовал себя «несчастным мальчиком». И белкины лапы на своем филее воспринимал более чем благосклонно.

Обещанный животный магнетизм работал как надо; лжепринц смотрел в белкино нетрезвое лицо, и она нравилась ему все больше. Он был в непередаваемом восторге буквально от всего: и от ее блестящих, торчащих вперед зубов, и от усов на подвижной физиономии, и от непередаваемого животного запаха, что исходил то белкиных взмокших, натруженных оглоблями подмышек.

Обеими ноздрями лжепринц вдохнул этот аромат труда и разум его растворился, уступив место дикому природному инстинкту.

— Мадемуазе-е-ель, — хрипел принц жарко и страшно, тиская белку и ухватывая ее за мягкий зад с ответной страстью и с претензией на право собственности. — Будьте же моею…

— Мадам четыре раза! — щелкнув енота по носу сложенным веером, строго осадила его белка, приятно удивленная, что так скоро и так легко сумела завоевать внимание принца. — Спляшем? — по-деловому предложила она лжепринцу.

— Пожалуй, да, — с готовностью отозвался тот, не отрываясь от ощупывания мягкой пятой точки своей избранницы. — Маэстро, танго!

И он крутанул белку так, что юбка ее вздулась огромным колоколом, а из-под каблуков со звоном посыпались искры. Дирижер радостно и торжественно взмахнул палочкой, и оркестр грянул по-праздничному бальную мелодию.

Свет померк в глазах несчастного Короля. В звоне хрустальных туфель он услышал перезвон магии Феи, и теперь, глядя на странный выбор принца, волшебство Феи казалось ему проклятьем.

Король страдал; Король хотел, чтобы в него впилось разом десять веретен и сто шипов роз, чтобы он уснул на сто лет и не видел того, как его сын, его Люк, расплясывает с чудовищной неряхой в платье, засаленном на животе, с перепачканной кремом физиономией и с нетрезвыми глазами.

Зачем Люк сделал этот странный выбор, прекрасно осведомленный о чарах — Король не мог себе этого объяснить. В его горящем от ужаса разуме промелькнула ужасная мысль о том, что Люк сделал это нарочно, чтобы позлить отца. Ведь теперь принцу придется жениться на этой жадной грязнуле и обжоре, и Король вынужден будет каждое утро наблюдать за завтраком, как невестка, госпожа принцесса, произносит тост: «Желаю, чтобы все!..». После чего опрокидывает в свой зубастый рот стопочку коньяка и занюхивает ее замызганным платьем…