Оба маневра являлись отвлекающими.

Саммаил и несколько лучших всадников роты с ревом понеслись к титану прямо через пылающие останки центральной электростанции, уничтоженной артобстрелами машины войны. Здесь плазменные реакторы и горящие линии электропередач скрыли энергетические сигнатуры полудесятка мотоциклов, что приближались к своей цели на высокой скорости. Только лучшие могли преодолеть сплетения расплавленного железобетона и расколотого пластека, холмистые повороты дорог и покрытую кратерами землю. Там, где Гидеон действовал с помощью массированной атаки, Саммаил искал победы всего лишь с горсткой воинов. Было нелогично мериться силами с титаном, обладая при этом меньшей огневой мощью, но для Саммаила это был единственный способ обмануть сенсоры машины войны.

Момент для атаки был выбран идеально. Титан поворачивал на восток, удаляясь от ложной атаки на севере, и именно в этот момент Саммаил и его эскадрон вышли из укрытия.

Авточувства Саммаила с резким шипением затуманила статика, а кожа покрылась мурашками, когда он пробил полупрозрачный барьер пустотного щита титана. С корпуса титана открыли огонь отдельные турели тяжелых стабберов и автопушек, но мотоциклы были слишком быстры, чтобы орудия могли навестись на них, в результате чего их огонь полосовал покрытую выбоинами землю позади приближающихся всадников.

Снаряды с воем пронеслись лишь в каких-то сантиметрах от Саммаила, прочертив позади него линию, и эскадрон промчался всего в паре метров от ноги титана, все седоки вели своих коней одной рукой. Несясь мимо него, они бросили зажатые в свободных руках мелта-заряды, магнитные зажимы бронебойных бомб прикрепились к искусственной коже титана.

Звериный рев досады расколол небеса, когда Саммаил рванул прочь. Огонь турелей стал ещё интенсивнее рассекать воздух вокруг командора, когда тот отправил сигнал на подрыв зарядов.

Саммаил оглянулся, чтобы увидеть цепочку взрывов, разрывавших броню и стойки в голени одержимого титана. Масло и ихор словно кровь полились из раны, в то время как полуорганическое вещество внутри разламывалось, опрокидывая титана набок.

Жалобный вой боевых сирен возвестил о падении титана, когда тот врезался в горящий завод и исчез в шлейфе пыли и огня.

Спустя мгновение сердце города разорвал взрыв, подобный рождению звезды и начавший сносить здания, когда в воздух поднялся купол плазмы. Полукруг золотой энергии отпечатался в памяти Саммаила.

Видение исчезло, и Саммаил отшатнулся, следя за тем, чтобы не упасть с балюстрады. Вместо резного камня он почувствовал, как его позвоночник коснулся дерева, и, когда его зрение прояснилось, обнаружил, что смотрит в единственный золотой глаз.

Реальность отделилась от кружащихся мыслей. В его сознании, наряду со стульями и столом, вновь появилась камера.

Иезекииль откинулся назад и кивнул, окончательно отводя свой взгляд.

— Испытание пройдено, — объявил библиарий.

Саммаил покачал головой, пытаясь избавиться от последних остатков кошмара, который наслал на него псайкер. Его глаз уловил взгляд Азраила, все это время стоявшего с другой стороны. Память Саммаила, его настоящая память, нахлынула на него подобно ручью, заполняя последние несколько минут; все это время он не вставал со стула.

— Поздравляю, — сказал Азраил. Он улыбался, выражение его лица лучилось теплотой и гордостью. — Выбор Гидеона был мудрым. Ты достоин стать великим магистром.

«Семнадцать миров утонули в крови. Семнадцать миров и бессчётные миллионы стали жертвой жажды бойни одного человека. И теперь это воплощение гнева пришло на Дургу Принципал. Здесь мы остановим прилив».

Таким был последний приказ Надаила, магистра третьей роты Тёмных Ангелов, прежде чем и его погубила орда архипредателя Фуриона. Они пришли во тьме и словно клинок рассекли внешний периметр.

И теперь воины Башни Ангелов ждали приказов от сержанта Велиала, а ночь разрывали далёкие боевые кличи и вой безумных Черепоборцев Фуриона. В развалинах храма Сатурнис, построенного из песчаника и мрамора комплекса площадью в несколько квадратных километров, Велиал собрал ветеранов роты на быстрый совет под взорами расколотых статуй Императора и его святых.

— Мы не сможем удержать храм. Магистр Надаил рассчитывал укрепиться до прибытия Фуриона, но уже слишком поздно. В нефах и галереях недостаточно укрытия от врага, а от нашего превосходства в огневой мощи не будет толку, — Велиал указал на запад, на возвышающийся над храмом Сатурнис увенчанный дворцом холм. — Мы должны отступить на склоны горы Давон и ждать рассвета.

— Хорошая стратегия, но с изъяном, — возразил сержант Меней, избранный представитель отделений опустошителей. — Враг ударит нам в спину прежде, чем мы успеем уйти. Храм скоро станет нашим мавзолеем.

— Верно, брат, но только если мы подожмём хвосты и побежим как крысы. Это будет отступление, а не бегство. Арьергард задержит Черепоборцев, пока рота будет передислоцироваться. Я возглавлю оборону.

От других больше не было возражений, ведь все понимали необходимость быстрых действий и то, чем готов был пожертвовать Велиал. Вернувшись к своему отделению, сержант приказал воинам выйти из строя Тёмных Ангелов и направиться к врагу. Судя по показаниям авгуров, предатели были меньше чем в километре и быстро приближались.

— Я готов встретить смерть в эту ночь, — заметил Ледерон, уступавший по старшинству в отделении лишь самому Велиалу, — но разумно ли приближать этот миг нашим наступлением?

— Если мы не можем удержаться, то должны атаковать, всё просто, — объяснил Велиал, пока десять космодесантников пробирались через лабиринт упавших колонн, разбитых часовен и обвалившихся святилищ. Небо было ясным, и развалины освещал тусклый синий свет трёх лун. — Дорога каждая секунда и каждый метр.

Они встретили первых предателей в осыпающейся заросшей галерее. Черепоборцы, облачённые в белые доспехи, замаранные отпечатками и засохшей кровью, ворвались через арку, и были встречены огнём болтеров, ракетной установки и мелтагана отделения.

— Не щадить! Не отступать! — взревел Велиал, когда скошенные шквалом взрывов и болтов враги рухнули на землю.

Перестрелка была быстрой и жестокой, но последовавшая передышка недолгой, ведь всё новые, жаждущие бойни, враги приближались к Тёмным Ангелам. Задержаться означило бы попасть в окружение. Велиал повёл отделение через арку в дворик, стреляя из болт-пистолета. Алчущих крови и смерти Черепоборцев влекла схватка, словно пламя мотыльков.

Тёмные Ангелы убили многих, пробираясь через руины, чтобы устроить засады и выкосить перекрёстным огнём опрометчиво мчащихся в атаку предателей. Велиал вёл отделение сквозь лучи тусклого света и тени оставшихся без крыши соборов и по разорённым дворикам, всегда стремясь к открытом пространству, ведь он знал, что в ближнем бою его воинов перебьют. Они отдавали врагу здание за зданием, улицу за улицей, останавливаясь для обстрела, когда могли, а затем отступали дальше к боевым братьям.

— Мы их уязвили, брат-сержант. Будет неразумно оставаться здесь дальше, — сказал Ледерон. Замечание ветерана было верным: Третья рота уже покинула древние здания Экклезиархии, а его отделение было почти на границе руин.

— Согласен, брат, — кивнул Велиал. — Мы возвращаемся к роте.

Как только он произнёс эти слова, из тьмы появилась ещё одна банда Черепоборцев, и во главе её шёл воитель, подобный настоящему зверю. Его доспехи украшали шипастые цепи, с которых свисали дребезжащие трофейные черепа. В обеих руках он сжимал огромный цепной топор, чьи зубья мерцали в тусклом свете.

То был Фурион, архипредатель, трижды проклятый забойщик.

— Твоим жалким играм в кошки-мышки пришёл конец, сын Льва! — возопил Фурион, переходя на бег. Следом за своим чемпионом мчались Черепоборцы, выкрикивая хвалу тёмному богу.