Две армии сражались по всему городу, не только в Допотопной долине, но в самом Вел'Скане, в каждом храме и кузнице, в любых местах, где один человек мог убить другого.

В долине лорд Эбондрак лично возглавил наступление. Развернув огромные крылья, он взмыл в воздух и спикировал на Тиресию Охотницу. Он вытащил из-под себя ее расплющенное тело, подбросил его в воздух и щелкнул челюстями, проглотив ее одним махом. Тысячи стрел и копий градом сыпались на него, но он дыхнул на людей из племен Тиресии черным огнем, и сотни их погибли, обращенные в обугленные скелеты силой гнева Эбондрака.

Тысячи людей Скатхача сошлись с морем сцефилидов. Сам Скатхач извлек из-за пояса древний болтер — реликвию, оставшуюся от его службы в предательском Легионе, и посылал болты в самую гущу сцефилидов, в то время как шеренги его воинов пытались выстоять против этой живой волны.

Тела рабов, привязанные к кольям, взорвались, залив все вокруг кровью, и демоны варпа лишились одержимых ими тел. Без кожи, блестя оголенными мускулами, тонконогие, плюющиеся горячей кровью, они налетели на отвратительное воинство Тургала. Мертвая орда Повелителя Гробниц карабкалась по растущим горам трупов, утаскивая умерших солдат, чтобы пожрать их.

Сражение выплеснулось из долины. Демоническое отродье и щупальценосный ужас из глубин сражались на галереях храмов и на священной земле, снося статуи и реликвии Кхорна. Уцелевшие охотники Тиресии перенесли сражение в воздух, завязав на своих летающих чудовищах отчаянный воздушный бой с крылатыми демонами из гнездовий Вел'Скана.

Считаные минуты спустя никто уже не помнил, почему он дерется. У обеих сторон осталось ощущение, что их предали, но все подробности утонули в крови. Аргутракс, размахивавший огромной дубиной из своего чана, который волокли вперед через груды трупов, не помнил даже того, зачем он послал свое потрепанное войско в самую гущу сцефилидов. Повелитель Гробниц предоставил событиям, приведшим к битве, превратиться в маленькую воспаленную точку у себя в мозгу и сосредоточился вместо этого на святом деле: он превращал погибших в бою в наполовину живых и посылал их против тех, с кем они только что сражались бок о бок.

Помнил один лишь Эбондрак. Часть его сохраняла спокойствие во время кровавого побоища, напоминая ему: если он проиграет, то потеряет Дракаази. Он предпочитал погибнуть королем, чем жить чьим-то рабом. Как подобает слуге Кровавого Бога, лорд Эбондрак жаждал смерти так же страстно, как и победы, и в смертях на заваленных трупами улицах Вел'Скана недостатка не было.

Эхо битвы разошлось по Дракаази, будто волны землетрясения по земной коре. Каждый из крупных городов планеты ощутил его, и они тоже вдруг оказались разделенными. Безумцы на «Бедствии» прекратили разглагольствовать, забросили свои прорицания и принялись лупить друг друга всем, что попадется под руку, либо сбрасывать один другого в море. Хохлатый демон-рыба поднялся из глубин, чтобы понежиться в кровавой пене под превратившимися в бойни храмами «Бедствия».

Пение Аэлазадни сделалось мрачным и нестройным, и вместо голосов в нем звучало бульканье крови в перерезанном горле. Боевые порядки Горгафа вдруг перестроились по-новому, одни встали под знамя дракона, в то время как другие, погибая, проповедовали революцию. Гхаал забурлил от убийств, его сточные канавы переполнились кровью, а ночи — шелестом ножей, вонзающихся в плоть. Карникаль начал медленно пожирать сам себя.

Дракаази содрогалась. День сделался кроваво-красным, в то время как на другой стороне планеты звезды превратились в пылающие рубины, словно глаза, пресытившиеся созерцанием побоища. Ветры выли над равнинами, ввергая всех живых существ в безумие, обращая тайные кружки культистов друг против друга или вызывая в джунглях по всем континентам вспышки каннибализма, когда и хищники, и добыча набрасывались друг на друга. Даже в морских глубинах причудливые существа, неведомые на поверхности, рвали друг друга в клочья острыми как иглы зубами.

К ветру примешивался звук, разносившийся дальше, нежели лязганье клинков и вопли умирающих.

Это был смех.

Кхорн наслаждался редкостным зрелищем.

Герцог Веналитор крадучись обходил трофейный зал, и за ним на полу оставались кровавые следы. Это была кровь Келедроса.

Веналитор никогда не был здесь. Здесь вообще очень мало кто бывал, за исключением Эбондрака. Он не знал, что и где здесь находится, и не ожидал, что зал настолько огромен и что в нем столько мест, где может спрятаться Аларик.

В океане развращенного разума Веналитора забрезжил берег неудачи.

— Люди, которых ты убил во время своего безумия, — сказал Веналитор, — это были те, которых я привез из городов Сартис Майорис, ну и еще кое-кто из ваших гвардейцев. Ты не узнал их, когда убивал?

Темнота не ответила. Спустилась ночь, и единственным источником света были сверкающие шары, рассыпанные среди трофеев, очевидно, для того, чтобы сделать длинные тени еще длиннее.

— А как насчет Скархаддота? Я видел, ты убил его. Ты теперь чемпион Дракаази. Каково это — когда тебя объявляют самым преданным слугой Кхорна?

Уши Веналитора уловили звук шагов. Он замер, опустив меч, готовый перерубить ноги приближающемуся Серому Рыцарю.

Веналитор развернулся и полоснул мечом неясную тень, возникшую перед ним. Его клинок вошел в тело, в раскачивающийся труп, подвешенный на аркане к потолку. Казненная жертва Эбондрака, оставленная гнить в трофейном зале.

Он сражался с пустотой.

Аларик нанес удар из-за подставки для мечей и щитов, и древнее оружие со звоном разлетелось в стороны. Клинок обрушился вниз и столкнулся с мечом Веналитора, перерубив прочнейший металл, и половина клинка, вращаясь, улетела куда-то в тень.

Веналитор отпрянул. Он едва увернулся от удара Аларика, грозившего вмять его в пол.

Аларик приземлился тяжело, но на ноги, и плитки пола раскрошились под ним. В руке он держал алебарду Немезиды, оружие Серого Рыцаря.

На другой его руке была перчатка со встроенным штурм-болтером.

— Надеюсь, Эбондраку понравился твой скромный подарок, — сказал Аларик, заметив потрясение, скользнувшее на миг по лицу Веналитора при виде его оружия. — Он обойдется тебе дороже, чем ты думаешь.

Веналитор быстро перевел взгляд с древка в одной своей руке на обломок меча в другой.

— Это был мой любимый меч! — прорычал он.

Он окончательно перестал прикидываться человеком, и лицо его растаяло, нос и рот удлинились и слились в длинное зубастое рыло, глаза превратились в яркие щелки. Привычным движением Веналитор выхватил из-за спины пару коротких мечей.

— Теперь, — сказал Аларик, — мы почти равны.

— Почти, — прошипело существо, называвшее себя герцогом Веналитором.

Оружие сталкивалось так быстро, что его звон сливался в сплошной звук, — казалось, будто трофейный зал наполнился вдруг шумом ливня. Веналитор наносил удары с такой скоростью, что невозможно было уследить глазом, но его клинки отскакивали от алебарды Аларика. Аларик отбивал его удары со страшной силой, большая длина его оружия позволяла Серому Рыцарю делать широкий замах, слишком явный, чтобы ранить, но вполне достаточный, чтобы заставить Веналитора отступать, пятиться шаг за шагом.

Аларик выстрелил из штурм-болтера. Веналитор отмахнулся от болтерных зарядов, как от мух. Он сделал низкий выпад и рубанул Аларика по ногам. Аларик отразил один удар древком алебарды, перевернул ее лезвием вниз, чтобы отбить второй, и, выбросив ее вперед, рассек Веналитору подбородок. На безобразном лице Веналитора появилась глубокая рана, и из нее потянулись кровяные плети, обвиваясь вокруг рук и ног Аларика, пытаясь оплести их, лишить Серого Рыцаря возможности защищаться.

Аларик сгреб плети рукой с болтером и подтянул их к своему лицу. Он впился в них зубами и начал рвать, как рвал зубами сырое мясо приносимых в жертву гатранцев во время своего безумия. Плети обмякли, и Аларик сплюнул кровь.