+ Я… я… + пропульсировал Малхадиил. + На что я смотрю…? +

+ Ярость, + Торкрит как будто был опечален из-за существа, стоящего посреди руин и окутанного черным дымом. + Ты видишь ярость воплощенную. Чистота бездонного гнева. +

+ Дым кровоточит, + отправил Думенидон. И это было правдой. Словно дождь, идущий из грозовых туч, дым, поднимающийся от покрытой шрамами плоти существа, извергал кровь.

Мы делились общими ощущениями, и я понял, что каждый из нас видит нечто иное. Думенидон видел только дым. Галео наблюдал существо из трещащих костей и чешуйчатых доспехов в нимбе не из пламени и дыма, а усаженного остриями золотого полумесяца. Как только я догадался о разнящемся восприятии, образы существа слились воедино.

Думенидон ошибся.

+ Это не дым, + отправил я. В тумане корчились лица, извивающиеся и утопающие в безумстве. + А души. +

Его взгляд упал на нас. Скелетообразное лицо обернулось с медлительностью, которую я могу описать только как звериную, и вполне отчетливо разглядело нас. В угольных провалах его глазниц бурлила кровь, из которой валил дым. Медленно — ужасающе медленно — оно распахнуло пасть, и дрожащий язык цвета протухшего мяса облизал покрытые розоватой слюной ряды акульих зубов. Затем язык бешено задергался, ударяясь о клыки — рыба, выброшенная из воды.

+ Почему оно видит нас? +

Торкрит не ответил.

Существо вдруг взревело, даже не втягивая воздух. Звук, вырвавшийся мощным ударом, мог посрамить гром, даже бури Титана.

Последнее, что я увидел, были тянущиеся к нам когти из меди и кости.

Я поднялся первым. Урчание доспехов показалось успокаивающим прикосновением чего-то знакомого после вынужденного развоплощения Торкрита. В пальцы обратно хлынула кровь, отчего их начало покалывать.

Торкриту не пришлось вставать, ведь он не упал, как остальные. Он продолжал сидеть на коврике, глядя на нас в задумчивой тишине. Когда я встретился с ним взглядом, он кивнул.

— Вы видели его, — произнес он.

Я помог Малхадиилу подняться на ноги, придерживая его за плечи и одновременно отвечая.

— Мы все видели его, хотя каждый из нас видел что-то иное.

— Ничего странного, когда встречаешься с сущностью подобной мощи. Как реальность искривляется от его присутствия, так форма его настолько привязана к царству за завесой, что она постоянно изменяется. В самом прямом смысле существо вознеслось над ограничениями плоти и может становиться всем, чем пожелает.

— Почему оно нас увидело?

В этот раз он снизошел до ответа.

— Оно почувствовало наши души.

— Оно могло убить нас? — спросил Малхадиил.

— Вполне. Оно и намеревалось это сделать. Вот почему я забрал вас.

Думенидон только отмахнулся, когда я подошел к нему. Галео также поднялся без чужой помощи.

+ Оно скрыло собственное существование. +

— Так и есть, — согласился Торкрит.

— Никогда не слышал о подобном, — отозвался я. — Ни разу, хотя провел немало времени в архивах.

Я выжидательно посмотрел на Галео, но вместо него ответил Думенидон.

— Конклав Диаболус.

Галео кивнул.

+ Согласен. +

Конклав Диаболус был настолько легендарным, насколько вообще допускалось в наших архивах: перечень самых ненавистных, самых ревностно преследуемых нерожденных, с которыми приходилось встречаться нашему ордену за десять тысячелетий.

Даже у эйдетической памяти были свои недостатки. Я не ожидал при жизни столкнуться хотя бы с одним представителем Конклава Диаболус, а потому почти не уделял им внимания, за исключением кратких упоминаний в исторических текстах.

— Даже если и так, — заметил я, — не больше десятка существ из Конклава Диаболус способны так управлять реальностью. Это не может быть одним из них.

Торкрит улыбнулся, хотя я не понял почему.

— Это не может быть одним из них, Гиперион? Прямо сейчас от демонических вторжений страдает бессчетное множество миров по всему Империуму. Только за последнюю пару дней я лично почувствовал знамения и записал пророчества о многих из них. Я ощутил нечеловеческий голос, нашептывающий в разум трехлетней девочки почти на другом конце Галактики от того места, где мы сейчас стоим. Но я не ощущаю ничего с Армагеддона — ни ветров варпа, которые принесли Пожирателя Звезд к планете, ни орду чудищ, которые устроили там бойню.

Он устало покачал головой.

— Так скажи мне, брат, разве это не может быть одним из них? Оно не может быть ничем иным. Ничто другое не сможет скрыть свое присутствие. Сами Темные Боги утаили от нас вторжение. Они никогда бы не стали действовать ради менее значимого существа.

Галео сотворил аквилу на нагруднике.

+ Ты был прав, призвав орден на войну, Торкрит. Мы должны отправиться в крестовый поход. +

— Но орден разбросан по всему Империуму, — сказал я. — Скольких мы сможем привести на Армагеддон? Девяносто рыцарей? Сотню?

Торкрит не сводил с меня глаз.

— Мы создадим лоскутное братство из отделений, которые пока еще в крепости-монастыре, и направимся на Армагеддон еще до окончания солярной недели. Гиперион, я понимаю твое опасение, но ты не видел всего, что видел я. Армагеддон вот-вот падет под натиском Извечного Врага. Волки вместе с человеческими защитниками ушли на последний незараженный континент и обороняют уцелевшие города.

— Но нас наберется едва ли сотня, — подхватил Малхадиил. — Этого недостаточно.

Галео взглянул на него.

+ Хватит ли этого, чтобы истребить вражеские орды? Нет. Но нас будет достаточно, чтобы изгнать его, брат. Волки и Стальной легион справятся с остальными. +

— Самоубийство, — сказал Малхадиил, но затем улыбнулся. — И наш долг. Я не боюсь смерти во имя Императора. Я боюсь лишь впустую растратить его Дар.

— Трата не будет напрасной.

Думенидон кивнул.

— Да, юстикар. Последняя атака, по которой нас запомнят.

Я сложил знак аквилы, мои кулаки стукнули о нагрудник.

— И еще одно, брат Торкрит.

— Только быстро. Мне еще нужно поговорить с остальными отделениями. Они должны увидеть то же, что и вы.

Я указал на зал, в котором мы находились.

— По твоим словам, ты последний прогностикар.

Он склонил голову.

— Люди, благословенные такой психической силой, очень редки, и мое призвание не менее опасно, нежели ваше. Каждая смерть это потеря, которую прогностикары ощущают острее всех. Ты почти стал одним из нас, Гиперион. Ты знал об этом?

Мое молчание ответило вместо меня.

— Это так, — продолжил он. — Твои силы привлекли внимание еще до того, как ты прошел испытания оценки. Но твой слабый самоконтроль посчитали критическим недостатком для предсказывания. Тебя сочли недостойным для вступления в Авгуриум.

— Кто счел меня недостойным?

— Я. Я и мой брат Соррен, до его недавней гибели. Теперь я остался один, и, как видишь, подобная слабость — брешь в защите нашего ордена. Я молюсь, чтобы вскоре в Серебряной Башне появились новые прогностикары.

— Мой самоконтроль пока остается изъяном, — признался я, — но спасибо за откровенность.

Его лицо опять озарилось тонкой, грустной улыбкой.

— Идите с честью, Кастиан. Готовьтесь пролить кровь примарха. Лорд Двенадцатого легиона ждет вас на Армагеддоне.

Ноги не слушались меня, но и не болели. В этом-то и таилась проблема, вот что делало это таким пугающим. Я ожидал боль. То, что совсем не ощущал ног, могло означать, что я больше не смогу ходить. Мне не хотелось ничего спрашивать в случае, если они согласятся.

В городе, превращенном в руины, все казалось одинаковым. Мы были среди обломков храма? Коммерции? Трудно сказать. Все было засыпано каменной крошкой, витавшей вокруг с того самого момента, как обрушилась последняя стена.

— Мне уже лучше, — сказал я. — Дайте минутку.