— Нет, — сказал Быковский. — Моя Валентина не такая.

— Ой-ой, — сказал Сернан.

— Вот тебе и «ой-ой». Пусть целуют, дурочки, сказала бы. Мне всё равно больше достанется.

Юджин захохотал.

— Куда мы? — спросил я нашего сопровождающего, когда гравилёт взмыл над городом.

— За город, — ответил он. — Санаторий «Южные сады».

— Ого, — сказал я. — Шикарно.

— Дорогим гостям — самое дорогое, — белозубо улыбнулся сопровождающий.

Санаторий «Южные сады» считался одним из лучших в окрестностях Новой Ксамы, которая и сама по себе выглядела словно гигантский санаторий, тонущий в зелени садов и парков. Раскинувшийся километрах в двадцати от столицы на левом берегу реки Сура, санаторий, славился своими целебными источниками, песчаными пляжами с чистейшей речной водой и шикарными видами на лесистый правый берег; идеальным робо-обслуживанием, тишиной и покоем, которые невозможно найти ни в одном городе и, разумеется, богатейшими фруктовыми садами.

Санаторий был закрытый. В том смысле, что предназначенный не для всех, как абсолютное большинство подобных заведений на Гараде, а только для лучших из лучших.

Похожая система была и в Советском Союзе, где путёвками в лучшие санатории страны награждались герои и ветераны войны и труда, всей своей жизнью доказавшие, что заслуживают этого.

— То есть, сюда могу попасть только те, кто лучше всех работает и вообще служит обществу? — уточнил Сернан, когда гравилёт доставил нас по месту назначения, и мы выбрались из салона на ровный пластмонолит посадочной площадки.

В северном полушарии Гарада царила весна, и запахи цветущих садов, накатывали на нас ошеломляющими волнами. Вдохнул — и забыл обо всех тревогах. Лучшее лекарство.

— Да, — сказал я.

— Ты уже бывал здесь?

— Нет, впервые.

— А просто за деньги можно попасть?

— Нет. Только за заслуги перед народом Гарада.

— Интересно, кто и как эти заслуги учитывает? Деньги — лучший эквивалент труда, согласись. Кто лучше всех работает, тот большевсех и зарабатывает, а значит, он вообще лучше всех.

— Деньги, в целом, неплохой эквивалент, но не идеальный, — не согласился я. — Будь так, ваша протестантская этика, которой ты, как настоящий американец руководствуешься в своих рассуждениях, безраздельно захватила бы весь мир. К счастью, счастье не в деньгах, — я усмехнулся. — Надо же, каламбурами уже заговорил.

Мы шагали по широкой дорожке, выложенной разноцветной пластмонолитовой плиткой, к ожидающему нас дому. Пели птицы. Оба солнца Гарада — Крайто и Гройто — заливали всё вокруг весёлыми тёплыми лучами. Робот-тележка с нашими немногочисленными вещами (по дорожной сумке на брата) деликатно катил за нами.

Впереди, показывая дорогу, шёл сопровождающий.

Рядом плыл Малыш.

Хорошо!

— Искусственный интеллект, — продолжил я. — Он же ИИ, он же искин. Его не обманешь и не подмажешь. Он чётко и честно учтёт заслуги каждого, основанные на массе факторов и выдаст вердикт. Достоин. Или не достоин, поработай ещё.

— То есть, искусственный интеллект решает, кто поедет в этот санаторий, а кто в другой, попроще?

— Да. И не только это. Искины решают массу похожих вопросов. Там, где есть возможность кумовства, как говорят в Советском Союзе, блата, взятки, всегда есть искин, который контролирует процесс.

— Кошмар, — Сернан передёрнул плечами. — Это же получается, что вы добровольно подчиняетесь роботам! Сбылись худшие прогнозы наших фантастов.

— Посмотри на робота-тележку, который везёт наши вещи, — сказал я. — Мы ему подчиняемся или он нам?

— Это другое!

— Это то же самое. Искины служат людям. Это их основная задача — служение. Защита, служение и забота о себе, как мы все помним из трёх законов роботехники. Не допустить коррупции и несправедливости точно такое же служение, как и довезти вещи до дома, убрать в квартире, приготовить ужин, показать кино или почитать книгу на ночь.

— Хм, — хмыкнул Сернан и задумался.

— Вот именно, — сказал я.

— Мне другое интересно, — сказал Быковский. — Как, говоришь, река называется?

— Сура.

— У нас тоже есть река Сура, приток Волги.

— Слышал, — сказал я. — Совпадение. И не единственное, как ты уже мог заметить. Ксама, если уж на то пошло, весьма созвучно Москве.

— Действительно, — засмеялся Быковский. — Осталось построить Новую Москву.

— Почему нет? — не остался в стороне Сернан. — Новый Йорк уже есть, и вы все его знаете.

— Не хотелось бы, — сказал я.

— Почему? — спросил Быковский. — Будет Москва, а где-нибудь совсем рядом — Новая Москва. Скажем, на юго-западе.

— Не люблю мегаполисы, — сказал я. — Сколько сейчас в Москве народу проживает? Семь с половиной миллионов, кажется?

— Что-то вроде этого, — подтвердил Быковский.

— В Нью-Йорке примерно столько же, — сообщил Сернан.

— Ну вот. А с Новой Москвой будет не меньше пятнадцати. То же самое и в Нью-Йорке, если градостроительную политику не поменять. Оно нам надо?

— Ужас, — сказал Сернан. — Муравейник. Не хочу.

— И я не хочу, — сказал Быковский. — И семь с половиной миллионов это много. А уж пятнадцать…

Нас ждали.

В обширной гостиной на первом этаже с высокими окнами, идущими от пола (на Земле их называют «французскими») и самым настоящим камином, в котором потрескивали самые настоящие дрова, был накрыт стол.

Возле стола в качестве молчаливого аргумента к нашему с Сернаном разговору застыл робот-слуга с картинно перекинутой через манипулятор белоснежной салфеткой (ему бы ещё белые перчатки, подумал я, и было бы совсем прелестно).

В кресле у камина, вытянув ноги, сцепив пальцы на животе и прикрыв глаза, дремал худощавый пожилой мужчина с лицом изборождённым морщинами, словно среднеазиатский такыр — трещинами. При нашем появлении он мгновенно, словно кот, проснулся, поднялся, шагнул навстречу.

Я сразу его узнал.

Ксано Савьен Румарра собственной персоной.

— Ну наконец-то, — ворчливо произнёс заслуженный космолётчик, начальник ГУМП и член Совета Гарада. — Сколько можно вас ждать? Есть охота, я проголодался.

Сутки на Гараде длиннее земных на один час и сорок восемь минут. Сейчас по гарадскому времени был полдень. С учётом того, что проснулись и позавтракали мы сегодня рано, предложение Савьена Румарра было как нельзя кстати.

Рукопожатие у старого космолётчика было таким же крепким, как и десять лет назад, когда мы с ним познакомились. Десять гарадских лет.

— Я слышал, земляне тоже обмениваются рукопожатиями при встрече? — улыбнулся он, пожимая руки Быковскому, Сернану и мне.

— Мы вообще очень похожи, как выяснилось, — сказал Быковский. Он и Сернан за время пребывания на Цейсане, а затем полёта на Гарад овладели языком в достаточной степени, чтобы свободно поддерживать не слишком перегруженный какими-нибудь научными или профессиональными терминами разговор.

Причём говорили оба даже почти без акцента. Тот же Юджин по данному поводу уверял меня, что гарадский язык напоминает ему один из земных языков. Вот только какой именно, он не может понять.

Ничего странного в этом лично я не видел. Не просто так слово «мама», к примеру, звучало и значило одно и то же, как на всех диалектах гарадского, так и на множестве языков Земли.

— Не просто похожи, как мне доложили, — сказал Румарра, словно продолжая мою мысль о языке. — Силгурды и люди генетически идентичны. Это уже подтверждено научными фактами. Однако что мы стоим? Прошу за стол. В ближайшее время этот дом станет вашим домом, но пока, с вашего позволения, я сыграю роль хозяина.

Хлеб, сыр, масло, фаршированные нежным мясным паштетом яйца мигрунды [1], горячая каша с тонкими пластинками ветчины, чем-то напоминающая земную кукурузную, запеченная речная рыба с жареными грибами (да, на Гараде, как и на Земле, есть грибы. Возможно, они есть везде, где имеется белковая жизнь), лёгкое вино известной гарадской марки, свежий сок. Драво и местные блинчики с вареньем на десерт.