Мы стояли на самой высокой точке города — верхней обзорной площадке башни Административного центра Ксарии и любовались окрестностями.

Башня только называлась башней, но была совсем не высокой, если сравнивать с московскими высотными домами и, уж тем более, с американскими, небоскрёбами. Да и по гарадским меркам тоже. Всего-то восемь этажей, каких-то тридцать метров над уровнем тротуара.

Тем не менее, видно отсюда было хорошо.

Ксария — столица и самый крупный город Цейсана, вообще больше прижималась к земле, нежели тянулась вверх.

Дело в том, что Цейсан «славился» своими песчаными бурями, когда скорость ветра достигает тридцати и больше метров в секунду, а мелкий песок, несущийся по воздуху с такой скоростью, убивает незащищённого человека в течение нескольких минут (кушкинский «афганец» — всего лишь свежий ветерок по сравнению с такой бурей).

В таких природных условиях строить высотки — глупость. Даже при наличии универсальных недорогих прочных и долговечных материалов.

Да и к чему, если разобраться? Бури, понятно, серьёзный аргумент, но обычно здания тянутся в высоту или из-за недостатка места для строительства или, следуя архитектурной моде крупных городов.

На Цейсане, слава богу, места для строительства будет вдоволь ещё не одну сотню лет, а крупные города с населением хотя бы в полмиллиона человек могут и вовсе никогда не возникнуть, если общая тенденция на разукрупнение городов продолжится.

Так что и без песчаных бурь Ксария, скорее всего, не стала бы тянуться к небу, а восьмиэтажную башню Ратуши возвели не из функциональной необходимости, а чтобы дать городу хоть какую-то вертикаль, обозначить центр. Известный градостроительный приём, который неизменно работает уже тысячи лет.

Сегодня ветра почти не было, поэтому я специально повёл своих товарищей на эту площадку (Кемрар Гели бывал здесь неоднократно). К тому же нам всё равно нужно было в Администрацию — утрясти некоторые бюрократические вопросы, связанные с нашим статусом и пребыванием на Цейсане.

Карантин закончился два часа назад, и мы, наконец, были абсолютно свободны.

— Абсолютно свободны в пределах разумного, — сказал по данному поводу главврач Салид Айрадо.

— Что это значит? — поинтересовался я.

— Это значит, что не нужно совершать безрассудных поступков, могущих отрицательно сказаться на вашем здоровье.

— Мы и не собирались, — сказал Юджин.

— Скажите главное, мы здоровы? — спросил Быковский.

— Абсолютно, — сказал Айрадо. — Как только могут быть здоровы люди.

— Абсолютно здоровы и абсолютно свободны, — заметил Сернан. — Что ещё нужно человеку для счастья!

— Абсолютного, — добавил Быковский.

— Но в пределах разумного, — поднял я палец.

Мы засмеялись.

— Идите уже, — сказал главврач. — Надоели.

И вот теперь, когда и бюрократические вопросы были решены (на всё про всё ушло не больше пятнадцати минут), мы действительно были свободны.

— Перед нами, друзья мои, столица Цейсана Ксария, — голосом профессионального экскурсовода рассказывал я. — Основана сто пятьдесят два года назад колонистами с Гарада. Интересно, что колонисты были в равной степени представлены уроженцами Западной Коалиции и Восточного Гарада. В те времена противоречия между двумя общественными системами ещё не достигли того критического уровня, после которого остаётся только одно средство для их разрешения — война. Война, которую назвали Последней, случилась только через семьдесят лет, а тогда колонисты вполне успешно высадились на Цейсане и основали Ксарию. К слову, когда началась Последняя Война, цейсанцы сумели не передраться между собой и удержали мир. Более того, относительно небольшая цейсанская колония после Войны послужила примером для всего Гарада. Примером тому, как нужно строить отношения между людьми, которые придерживаются различных взглядов на устройство общества.

— То есть, цейсанцам, а потом и всему Гараду удалось, говоря словами Пушкина, впрячь в одну телегу коня и трепетную лань? — спросил Быковский.

— Можно и так сказать

— Поверить не могу, — сказал Сернан. — Коммунисты трудятся на благо свободного мира и наоборот? Ха-ха.

— Вообще-то, мы втроём как раз этим сейчас и занимаемся, — заметил я. — Ты же коммунист, Валерий Фёдорович?

— Конечно, — сказал Быковский. — Иначе и быть не может.

— Вот. Я — комсомолец. А Юджин у нас — американский астронавт и военный лётчик, который, по его же рассказам, мечтал когда-то отправиться во Вьетнам, чтобы драться с коммунистами. Яркий представитель пресловутого свободного мира. Эталонный я бы сказал. И что?

— И что? — повторил Сернан. Ему явно не хотелось сдаваться.

— А то, что все мы сейчас трудимся на благо не только всего человечества Земли, но и Гарада с Цейсаном в придачу. И наши политические взгляды ничуть этому не мешают.

— Ты сравнил! — воскликнул американец. — Нас всего-то трое. Опять же, я в меньшинстве и невольно вынужден под вас подстраиваться. А тут… Сколько народу живёт в Ксарии?

— Больше девяносто тысяч человек. Кажется, девяносто две. Можно уточнить.

— Не надо. А всего на Цейсане?

— Около пятисот тысяч.

— А сколько было первых колонистов?

Я мог бы обратиться к ИИ в моём коммуникаторе, но помнил и так.

— Девятьсот пятьдесят четыре человека. Через три месяца к ним присоединились ещё восемьсот пятнадцать.

— Всего тысяча семьсот шестьдесят девять, — быстро подсчитал у уме Сернан. — Это очень много. Не могу представить, как они смогли ужиться.

— Представь себе, ужились, — сказал я. — Если хочешь, я сброшу тебе на коммуникатор популярные видеолекции по истории освоения Цейсана. Там всё очень доходчиво.

— Не сомневаюсь, — буркнул Сернан. — Пропаганда всегда должна быть доходчивой. В этом её суть.

— Если тебе хочется считать общеизвестные факты пропагандой, то, увы, я ничего не могу с этим поделать.

— Да я не это имел в виду, — досадливо махнул рукой Сернан. — Просто не верю я в синтез коммунизма и свободного предпринимательства. Что-то одно должно победить и подчинить себе другое. В данном случае, насколько я понял, победил коммунизм. И меня это печалит. Как эталонного представителя свободного мира, — добавил он не без сарказма.

— Брось, — сказал я примиряюще. — Ты просто ещё плохо знаешь устройство гарадского и цейсанского общества. Поживёшь тут немного, посмотришь на всё своими глазами, вникнешь, на Гараде побываешь… Тогда и будешь делать выводы, печалиться или радоваться. А пока рано. Лучше посмотрите вон туда, на юг — видите горы? Это Полуденный хребет, самая длинная горная цепь на Цейсане. Тянется почти на шесть тысяч километров. Вон тот пик видите, вершина сверкает льдом и снегом?

— Видим, — сказал Быковский. — На Эльбрус чем-то похож.

— Это Пик Согласия, — я покосился на Юджина. — К вопросу о согласии, если ты понимаешь, о чём я. Назван так как раз первыми колонистами. Извини, Валерий Фёдорович, но Эльбрусу до него далеко. Высота Эльбруса, если я правильно помню, чуть больше пяти с половиной тысяч метров. А Пик Согласия не многим уступает Джомолунгме, она же Эверест. Восемь тысяч четыреста тридцать пять метров над уровнем моря.

— Ничего так горка, — сказал Юджин. — Надеюсь, ты не станешь нам предлагать на неё забраться?

— Нет, — засмеялся я. — В лучшем случае облететь на гравилёте. Если, конечно, возникнет такое желание.

— А вот это — с удовольствием! — воодушевился Сернан. — В особенности, если мне разрешат сесть за штурвал. Давно мечтаю научиться управлять гравилётом.

— Если б ты знала, если б ты знала, как тоскуют руки по штурвалу [1]… — пропел Быковский.

— Вот именно, — подтвердил Юджин.

— А мне больше море интересно, — сказал Быковский. — Вон оно, раскинулось широко… — он повернулся к востоку, где под солнцем до горизонта расплавленным серебром сверкало море, глубоко вдохнул холодный воздух (в северном полушарии Цейсана, где находилась Ксария, царило лето, но даже сейчас, в разгар дня, температура не поднималась выше двенадцати-четырнадцати градусов по Цельсию). — Люблю море. Море Радости, так оно называется?