— Мы всё поняли, Леонид Ильич, — сказал Быковский. — Не волнуйтесь. Будем предельно осторожны и обязательно вернёмся.

— Ну что, «Ястребы», — сказала Земля на прощанье. — Как говорится, с богом. Следующий сеанс по графику у нас в двенадцать часов. Не пропустите.

— У нас ДЖЕДО есть, — сказал Быковский. — Если что, напомнит. И не только об этом.

— Завидуем, — сказала Земля. — До связи.

— До связи.

Мы заняли свои места в рубке. Те же, что и с самого начала. Я внизу в кресле инженера-пилота, Быковский на самом верху — на месте командира корабля, Сернан ниже, на месте старпома.

— ДЖЕДО, предстартовая проверка систем, — скомандовал я.

— Слушаюсь, — откликнулся ИИ.

На обзорном экране возникла объёмная цветная схема «Горного эха».

— Квантовый реактор, — произнёс я.

— Норма, — отсек квантового реактора мигнул зелёным.

— Контроль магнитных катушек.

— Норма.

— Первый двигатель.

— Норма.

— Второй двигатель.

— Норма.

— Третий двигатель…

Все четыре планетарных двигателя послушно отозвались зелёным светом.

— Контроль отражателей.

— Норма.

— Топливо.

— Норма.

— Контроль силовой защиты.

— Норма.

— Гравигенераторы.

— Норма…

Нуль-звездолёт «Горное эхо» стартовал с Луны двадцать первого февраля одна тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года в девять часов одиннадцать минут утра по московскому времени.

На разгон у нас было три дня. Всего три дня. Поэтому мы шли с шестикратным ускорением.

Гравигенераторы хорошо «умеют» экранировать естественные гравитационные поля крупных спутников, планет и звёздных систем (вероятно, даже гравитационное поле нашей галактики, хотя экспериментально никто пока не проверял).

Однако при разгоне космического корабля с многократным ускорением они не столь эффективны. Тем не менее, частично перегрузку компенсируют (физику этого процесса оставим за скобками, я и сам её не слишком досконально понимаю).

В данном конкретном случае это означало, что все три дня, необходимые на разгон, мы должны провести в противоперегрузочных костюмах. Из шести «g» гравигенераторы компенсировали четыре.

Оставалось два «g».

На практике это означало, что я со своим весом шестьдесят девять килограмм сейчас весил сто тридцать восемь. Мои товарищи — соответственно.

Больше того, все предметы на корабле тоже стали вдвое тяжелее.

Если вы думаете, что неважно, сколько весит столовая ложка, — главное до рта донести, вы ошибаетесь.

Поначалу, вроде, и ничего, но уже на второй день всё это начинает сильно утомлять, а на третий и вовсе хочется немедленно перевести двигатели на обычный режим ускорения в один «g» и вздохнуть полной грудью.

Потому что дышать — тяжело.

Ходить и лежать тоже тяжело.

Равно как и сидеть.

Лучшее положение — полулёжа. Но не будешь же находиться в этом положении все трое суток!

— Бедные толстые люди, — высказался Сернан на второй день во время обеда. Ложку он держал по-детски, в кулаке, и я тут же вспомнил «Путь на Амальтею» — одну из моих любимых повестей братьев Стругацких. Там герои провалились в Юпитер и тоже долго испытывали перегрузки, прежде чем сумели вырваться, а командир фотонного корабля «Тахмасиб» Алексей Быков держал ложку в кулаке, перепачканном графитовой смазкой. Точь-в-точь, как Сернан.

Правда, кулак Сернана был чистым. И слава богу, нам ещё контроль отражателя перестраивать не хватало, как это делал Быков, хотя никакой графитовой смазки там нет — чистая электроника.

Но всё равно жизнь и работа при двойной силе тяжести описана в повести отлично — всё так и есть.

— Всегда мне было их жалко, — продолжил Юджин, проглотив питательный бульон, которым потчевал нас ДЖЕДО (без робота, на котором лежал почти весь ежедневный корабельный быт, было бы совсем трудно). — Таскать на себе такую тяжесть всю жизнь… — он медленно покачал головой. — Тут второй день всего, а уже не знаешь, куда себя деть.

— Ничего, Юджин, — сказал я. — Половина, считай, позади. Через тридцать восемь часов убираем тягу и ложимся в анабиоз.

— А ещё завтра двадцать третье февраля, праздник, — напомнил наш командир.

— Какой? — удивился Сернан.

— День Советской армии и Военно-морского флота, — ответил Быковский. — Вот скажи, Юджин, у вас в Америке есть День военно-морского флота?

— Нет, — вздохнул американец. — Дня Военно-морского флота у нас нет. Дня армии тоже нет.

— А вот у нас есть, — гордо сказал Быковский. — Как единственный здесь советский военный лётчик, разрешаю себя завтра поздравить.

— Праздновать будем? — хитро улыбнулся Сернан.

— Будем, — сказал Быковский. — Я уже заказал ДЖЕДО лёгкий праздничный обед. Но без спиртного, уж извините. Слишком рискованно при такой тяжести.

— Ага, — обрадовался Сернан. — Значит, водка есть!

— Русский без водки, что медведь без балалайки, — сказал Быковский. — Но на этот раз ты ошибся. Только коньяк.

— Тоже неплохо, — сказал Юджин. — У меня ром.

— А у меня ничего нет, — вздохнул я. — Извините, не подумал.

— Ерунда, — сказал Быковский. — Тебе простительно. И вообще. Выпьем, когда дело закончим. Не раньше.

Маршрут в нуль-пространстве я рассчитал ещё на Луне.

Шлем навигатора, чья работа была основана на специальной компьютерной программе, погружал тебя в самое нутро пространства-времени. Ты не просто видел, ты словно вживался в его пятимерную структуру (три обычных измерения, время и нуль-пространство в качестве пятого измерения) и выбирал путь сквозь это пятое измерение, руководствуясь больше интуицией, нежели точным расчетом.

— Красиво! — помнится, учили нас на курсах подготовки навигаторов. — Запомните, это должно быть в первую очередь красиво. И только потом — рационально. Всегда выбирайте тот путь, который кажется лично вам более красивым. Даже, если он занимает больше времени.

Объяснить эту красоту с классической и привычной точки зрения было невозможно.

Это не была красота горной долины, по которой ползёт с моря утренний туман.

Это не было красотой города, созданного за века вдохновенным трудом тысяч и тысяч людей.

Красотой бездонного звёздного неба, каким оно видится за пределами Земли или Гарада, это тоже не было.

Это не было даже красотой любви или благородного человеческого поступка.

Больше всего это напоминало красоту абстрактного живописного полотна, создаваемого талантливым и немного безумным художником (все настоящие художники слегка безумны, в этом нет ни малейших сомнений) прямо на ваших глазах.

При этом вы одновременно были и художником и- странным образом — зрителем, наблюдающим за процессом со стороны.

Отдаёт шизофренией, верно?

Вот поэтому в навигаторы идут, в основном, женщины — у них психика гибче от природы.

Как раз тот путь к Гараду, который выбрал я, должен был занять чуть больше времени — сто семь часов. Против девяносто восьми, затраченных «Горным эхом» на путь к Земле.

Девять часов разницы.

Это было многовато при том тотальном дефиците времени, который мы испытывали, но я выбрал его.

Как говорится, делай, что должен и будь, что будет. А вышел из ворот, — не дёргайся и смело иди на перехват мяча. Старое правило футбольного вратаря, которое никогда не подводило меня ни на поле, ни в жизни. Надеюсь, выручит и сейчас.

Мы достигли расчётной скорости за орбитой Марса. Сама Красная планета находилась в это время за Солнцем, в диаметрально противоположной стороне.

— Не сбылась мечта, — заметил по этому поводу Юджин. — А то мог бы сказать, что летал к Марсу.

— Имей совесть, — сказал Быковский. — Ты вообще-то к звёздам летишь.

— Это верно, — вздохнул Сернан. — Но на Марс всё равно хочется. Куда люди больше всего стремились с тех пор, как они поняли, что могут вырваться за пределы Земли? На Луну и Марс. На Луне я уже побывал. Дважды. Даже почти трижды, учитывая «Аполлон-10». А вот Марс…