Смех в зале.

— История не знает сослагательного наклонения, а победителей не судят. Однако, разумеется, решать вам. Судите, мы в вашей власти.

Я сел.

— Ну зачем же так, — мягко сказал председатель Гойзи Очо. — Никакого суда, нормальное голосование. Вопросы готовы? — обратился он к помощникам.

— Да.

— Выводите на экран.

На экране вспыхнули вопросы.

Первый. Согласны ли вы, что следует прекратить общение и сотрудничество с цивилизацией Земли до тех пор, пока земные страны и народы не преодолеют все свои внутренние разногласия?

Второй. Согласны ли вы, что следует прекратить любые попытки связаться с цивилизацией плазмоидов на пятой планете от Солнца — Юпитере, а их представителя Малыша оставить на Гараде вечным пленником?

Третий. Согласны ли вы, что следует начать расследование ГСБ о причинах, приведших к гибели трёх членов экспедиции на «Горном эхе»?

Четвёртый. Согласны ли вы, что трое землян: Валерий Быковский, Юджин Сернан и Сергей Ермолов, рискуя жизнью, спасли экспедицию «Горного эха» и достойны награды и скорейшего возвращения домой?

— Прошу уважаемых членов Совета голосовать, — сказал председатель.

Голосование началось.

[1] Гарадская Служба Безопасности.

Сорок минут давалось на голосование.

Гарадских. Земных чуть больше, поскольку гарадский час — ун — больше земного на восемь и три десятых процента. Но ун, как и земной час, делится на шестьдесят частей, называемых тирнады. То бишь, тирнада — это гарадская минута, а линда — секунда. В одной тирнаде шестьдесят линд, как и в земной минуте шестьдесят секунд. В гарадских же сутках те же двадцать четыре уна, как и в земных — часа.

Очередное совпадение? Да. Однако если подумать, не такое уж и удивительное. Шестидесятеричная система удобна для подобных расчетов. Особенно, если твоя новая планета делает полный оборот вокруг своей оси примерно за то же время, что и прежняя.

А если мне скажут, что два с половиной миллиона земных лет назад общие предки людей и силгурдов не смотрели на небо, не следили за движением звёзд и не замечали, в какой точке горизонта восходит и садится солнце в определённое время года, и сколько длится день, я пожму плечами и спорить не стану.

Орудия труда, значит, умели изготавливать, а на небо не смотрели, и думать не умели. Ну-ну.

Как бы то ни было, сорок минут — это сорок минут.

— Эх, сейчас бы закурить, — вздохнул Юджин Сернан. — Сигару. Гавану настоящую.

Мы сидели на открытой площадке кафе, расположенного на крыше здания Совета.

По чашке горячего драво, разноцветные шарики ардато на тарелке. Внизу — Новая Ксама. Над головой — голубое небо с лёгкими пёрышками облаков.

— А ты курил? — спросил Быковский.

— Кто не курил? Курил. Пришлось бросить, когда в отряд астронавтов попал.

— Я тоже курил, — признался Быковский.

— А я был в Гаване, — сказал я. — Даже с Фиделем знаком. Мы с ним в волейбол играли и за одним столом сидели. Но вот сигарами он меня не угощал.

— Это потому что ты ещё маленький, — назидательно заметил Сернан. — Курение — занятие для взрослых.

— Для взрослых идиотов, — усмехнулся я.

— Приходится признать, что ты прав, — снова вздохнул Сернан. — Но иногда хочется.

— Если очень хочется, то иногда можно, — сказал Валерий Фёдорович и выложил из внутреннего кармана на стол початую пачку сигарет «Ява» и зажигалку.

— Ничего себе, — сказал Сернан и непроизвольно огляделся. — Контрабанда? Чёрт, а я не догадался. Всё-таки вы, русские космонавты, нас в этом превосходите.

— В пофигизме и неподчинении начальству? — подмигнул Быковский.

— Вроде того. Как там было, волшебное русское слово «дахусим»? [1]

Быковский засмеялся.

— Я не буду, — сказал я. — Однажды попробовал — не понравилось.

— И правильно, — сказал Быковский. — Не стоит привыкать. Я тоже не курю. Но иногда…

— Вот именно, — сказал Сернан. — Так что, по одной?

— Угощайся, — Быковский вытащил сигарету и пододвинул пачку Юджину.

Они закурили.

Я поймал несколько заинтересованных взглядов от соседних столиков, но не более того.

— Не пойму, — сказал Юджин. — Сорок минут… По-моему, это слишком долго. Ясно же всё.

— Это нам ясно, — сказал я.

— Ну и как проголосуют?

— Ты у меня спрашиваешь?

— У кого же ещё, ты среди нас единственный, кого, хоть и с натяжкой, можно назвать гарадцем.

— Хрен его знает, — признался я. — Понимаешь, Кемрар Гели не особо интересовался борьбой фракций в Совете Гарада. Он и о наличии-то этих фракций едва знал. Ты, вот, интересуешься, внутренней политикой США?

— Я — республиканец! — гордо сказал Сернан. — Конечно, интересуюсь. Кроме всего прочего, от этого зависит финансирование НАСА. То есть, я кровно заинтересован.

— Понятно. Да, я замечал, что вы, американцы, больше завлечены в политику, чем советские люди.

Валерий Фёдорович помалкивал.

Развалившись на стуле и забросив ногу за ногу, он явно наслаждался контрабандной сигаретой и старался хотя бы на несколько минут забыть о тех серьёзных неприятностях (мягко сказано), которые нас могут ожидать уже в самом ближайшем будущем.

— Потому что у вас коммунисты всё решают, — заявил Сернан. — А у нас — настоящая демократия.

— Ты же республиканец, а не демократ, — попробовал я его слегка подколоть.

— Республиканцы и есть настоящие демократы, — сказал Юджин.– Демократы же наши вовсе не демократы, а натуральные клоуны. Причём клоуны совсем не смешные. На лице нарисованные улыбки, в руках бесплатные печеньки. Сунешь в рот — папье-маше, только выплюнуть. А за нарисованными улыбками волчий оскал прячется.

— Не уважаешь ты демократов, вижу.

— Не за что их уважать, — отрезал Юджин. — Настоящий американец должен быть «слоном» [2], а «ослы» [3] для всяких эстетствующих интеллектуалов, гомиков и прочих любителей защищать бездельников, нелегальных мигрантов и наркоманов.

— Ты, вроде, сам из семьи иммигрантов, — заметил я.

— Как и все американцы. Если не считать индейцев, конечно. Я говорю о нелегальной миграции. Кубинцы, мексиканцы… Легальные — пожалуйста, милости просим. Но что-то мы, по-моему, в сторону ушли. Так что с голосованием? Всё-таки судьба наша решается.

— В крайнем случае, угоним звездолёт, — пообещал я.

Быковский засмеялся.

Я подмигнул Сернану и сказал:

— Пошли в зал, господа-товарищи, десять минут осталось.

Быковский с Сернаном докурили сигареты и затушили окурки в пустой тарелке из-под ардато и поднялись.

Мы успели вовремя.

Только сели на свои места, как буквально через минуту председатель Совета Гойзи Очо приступил к оглашению результатов голосования, которые тут же высвечивались на экране.

— Итак. По первому вопросу.

«Согласны ли вы, что следует прекратить общение и сотрудничество с цивилизацией Земли до тех пор, пока земные страны и народы не преодолеют все свои внутренние разногласия?»

Голосовало одна тысяча сто двадцать шесть членов Совета. Согласны — четыреста восемнадцать. Не согласны — шестьсот восемьдесят восемь. Воздержались двадцать.

Решение Совета — продолжить сотрудничество.

— Уф, — выдохнул Сернан и мелко перекрестился. — Слава Иисусу и Деве Марии.

— Ура, — сказал Быковский.

— Вопрос второй.

«Согласны ли вы, что следует прекратить любые попытки связаться с цивилизацией плазмоидов на пятой планете от Солнца — Юпитере, а их представителя Малыша оставить на Гараде вечным пленником?»

Согласны — пятнадцать. Не согласны — тысяча сто один. Воздержались — десять.

Решение Совета. Вернуть Малыша домой при малейшей возможности и постараться найти общий язык с плазмоидами.

Я мысленно позвал Малыша, показал ему большой палец и дружески улыбнулся. Малыш в ответ слегка покачал боками — мол, не знаю пока, о чём ты, но рад, что у тебя хорошее настроение.