— Мы приложим все силы, чтобы убедить украинское руководство обеспечить демократические выборы, — заверил сенатор Ковальский.

— Кроме того, как я знаю, у многих наших соотечественников есть в этой стране собственные экономические интересы, — сказал президент, глядя в глаза сенатору Дженкинсу. — Мы должны быть готовы эти интересы защитить.

После душа и бритья Денис продолжал пребывать в легком приятном обалдении, наполнявшем все тело жаждой движения, причем движения созидательного и незамедлительного. Едва оказавшись в гостинице, он перевел часы на московское время, позвонил в издательство, сразу попал на нужного человека и договорился о встрече.

Объяснение его восторженному состоянию было достаточно простое и приятное: все, что он до сих пор увидел, ему нравилось. Таксист, конечно же, раскусил нехитрую уловку с адресом и распознал в нем приезжего, как только Денис стал озираться по сторонам. Когда же выяснилось, что его клиент — бывший москвич и только что из Штатов, парень забросал его вопросами. Переведя галлоны в литры, они выяснили, что цены на бензин в Штатах и Москве примерно одинаковые.

— Да, но зарплата-то у вас выше.

— А цены на жилье забыл? — парировал Денис.

— Ну ты вот сколько платишь в месяц? — спросил таксист, а когда Денис ответил, ему было разъяснено, что за такие деньги в Москве можно снять двухкомнатную квартиру только где-нибудь совсем уж на окраине, в Марьине или Медведкове. Внутри кольцевой линии метро таких цен давно уже нет. Так что по всему получается, что доходы в Штатах выше.

— Но и тут жить можно, — сам себя утешил таксист. — Можно жить, можно. Вертеться приходится, как глист в заднице, а так — нормально. А сигареты у вас все-таки дороже.

Он посвятил Дениса в премудрости ночной жизни Москвы, и тот узнал, что самых дорогих и стильных девочек можно найти в «Метелице» и «Карусели», самый чистый кокаин в «2x2». Водку лучше покупать в дорогих супермаркетах, иначе нарвешься на «паленку», а вот с коньяками совсем худо: супермаркеты не гарантируют, что «Белый аист» или «Арарат» не окажутся розлива подмосковной подворотни.

Оплатой парень остался доволен и на прощание сунул Денису свою визитку: «Мало ли что, сгодится».

В «Космосе» Дениса поразил не по-американски просторный и стильный холл. Две широкие лестницы вели на второй этаж, где на террасе виднелись красочные витрины со всякой всячиной.

Вместо недоброй памяти старых мегер, подозревающих каждого приезжего в предосудительном желании оторвать их от разговоров с подругами и вечно скрывающихся за табличками «мест нет», на рецепции Дениса встретили улыбчивые и профессиональные девушки, номер оформили в мгновение ока и выдали не ключ на килограммовой груше, а пластиковую магнитную карту. Мальчик-коридорный лет тридцати в синей униформе вместе с Денисом поднялся в лифте на шестнадцатый этаж и, несмотря на протесты журналиста, донес сумку до самого номера, получил свои чаевые и предложил «в случае чего обращаться без стеснения, мы же все понимаем».

Номер полулюкс Денису достался угловой, и это тоже было хорошо, потому что в нем имелись два окна. Через одно можно было любоваться уходящим вдаль проспектом Мира и всем огромным комплексом отеля, похожим на половинку гигантского сверкающего цилиндра, рассеченного по вертикали. Другое окно выходило на ВДНХ. Денис жадно разглядывал знакомые здания, среди которых то тут, то там возвышались новые, возведенные после его отъезда.

Мухинских «Рабочего и колхозницы» на привычном месте не обнаружилось. От них остались только ноги, но и они готовы были соскочить с пьедестала и рвануть через весь город, если бы не сдерживающие их тросы. А вот этой красивой развязки слева раньше не было, ее разумность очевидна, давно пора было построить. Денис смотрел, оценивал, и то, что видел, ему нравилось.

Он присел на краешек кровати. Включив телевизор, с удовольствием обнаружил около двадцати программ, большинство на русском, но две — на английском. В Штатах Денис старался следить за новостями из России, но, как говорят в Одессе, это две большие разницы — видеть новости из-за океана или быть в центре событий. Пусть наблюдателем, но все равно в центре. Появляется ощущение причастности, которое невозможно испытать, находясь за тридевять земель.

За своими заботами Денис совсем потерял счет времени, а оказывается, елки зеленые, сегодня девятнадцатое августа! По экрану ползли бронетранспортеры, на баррикадах развевались трехцветные флаги; камера скользила по растерянным лицам путчистов и крупным планом показывала дрожащие пальцы. Сумбурное, шальное, взвинченно-пьяное, безденежное, истеричное время. Очереди в киосках за «Московским комсомольцем», странные романы Пелевина со сдвинутыми по фазе сюжетами, бумажные сосиски и первые эфиры «Эха Москвы» с прямыми репортажами.

— Через час будет ракетный обстрел Белого дома!

— Какой обстрел?! Дивизия Дзержинского на нашей стороне, это тебе не хрен собачий.

— Десантники в городе. Десантники. Лебедь!

— Стреляют!

— Склиф забит ранеными!

— Кошмар на улице Язов!

А потом задавили троих ребят в тоннеле под Кутузовским, и Ромка Толоконников с циничной прозорливостью заметил: «Ну вот, теперь начнется. Сейчас из жертв дорожно-транспортного происшествия будем делать национальных героев. Очень своевременно ребята побежали через дорогу на красный свет. Без капельки крови — какая же свобода?»

Сюжет сменился, диктор от прошлого перешел к настоящему и рассказывал о событиях в Цхинвали. Денису на минуту показалось, что какой-то шутник перебросил его на машине времени в прошлое, которое он пытался забыть.

Такое же жаркое лето, усталые лица военных, беженцы. Стороны обвиняют друг друга в провоцировании конфликта. Многословное беспомощное блеяние международных наблюдателей с лейтмотивом кота Леопольда — «ребята, давайте жить дружно». Если заменить Южную Осетию на Приднестровье, Грузию на Молдову, а Цхинвали назвать Бендерами, все это он уже видел двенадцать лет назад.

Денис даже головой помотал, пытаясь стряхнуть наваждение.

— Неужели на самом деле ничего не изменилось? — сам себя ошарашенно спросил он. — Неужели они потратили двенадцать лет только на то, чтобы обзавестись сверкающей снаружи мишурой, а внутри все осталось как прежде?

Он не знал ответа. Пока не знал. И еще его неприятно покоробило это случайно вырвавшееся «они». Даже мысленно он не мог сказать «мы». Какое, к чертям собачьим, «мы», если он уехал и давно живет в другой стране? Но и в этом отстраненном «они» тоже было что-то раздражающе неправильное. Хотя отождествлять себя с людьми, живущими в России, Денис не мог. Не мог сопереживать им, не понимая их забот, волнений и тревог. Не получалось у него представить себя постоянно живущим в той же Москве. Хоть убей, не получалось! Но и в Америке он не чувствовал себя в доску своим. Не потому, что кто-то напоминал ему о месте рождения или быть «русским» мешало в жизни. Нет! Скорее всего, впитавшиеся с младых лет привычки превратились со временем в какие-то вторичные рефлексы, избавиться от которых невозможно.

Денис усмехнулся, поймав себя на философских размышлениях, однако вынужден был признать, что в ситуации с убитой Заинькой и во всем, за этим последовавшем, вел себя совершенно не по-американски.

Зазвонил телефон. Удивившись, Денис снял трубку, и женский голос приветствовал его на скверном школьном английском:

— Поздравляем вас с приездом в Москву.

— Спасибо, — недоумевая, ответил Денис.

— Две юные девушки хотят предложить для вас приятный отдых.

Денис уже понял, куда клонит звонившая, но решил послушать и сравнить с предложениями, которые ему приходилось выслушивать много лет назад в разных городах, куда его забрасывала судьба. Давно. Еще и прошлой жизни.

— Продолжайте, продолжайте.

Собеседница послушно затараторила заученный английский текст.

— У нас для вас есть садо-мазо, оральный и анальный секс, а также минет и… — на том конце провода зашушукались. Денис услышал шепот по-русски: «Наташка, как сказать „лягушачий минет“?»