— Понял, — расслышав явную угрозу в голосе Алекса, ответил Матуту.

— Ну ладно, я сегодня добрый, — усмехнулся Алекс. — Убираешь его, и про долг забыли. Кстати, я с твоим адвокатом беседовал, он постарается, чтобы твое дело прошло как убийство в состоянии аффекта… годика через три-четыре уже и вернешься… Так что…

— Спасибо! — прочувственно произнес Матуту.

Охранник показал на часы и протянул руку за телефоном. Матуту отдал трубку, а взамен получил короткий заточенный нож.

Теперь, выполнив просьбу русского партнера, Матуту чувствовал себя гораздо спокойнее. Одной заботой стало меньше — проблема с долгом решена. Заходя в камеру, он услышал, как во дворе для прогулок начали лаять собаки и громко переговариваться охранники. Они обнаружили труп забавного русского парня Сазона, который так и не узнал, что Матуту обманул его, не сказал правду о том, что ему не раз доводилось пробовать человечину.

Матуту криво усмехнулся, взял со столика Библию, раскрыл и прочитал одними губами: «…ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют»[1].

Захлопнув книгу, Матуту прислонился к стене и закрыл глаза.

Денис спустился первым и подал руку, помогая Марине выйти из вагона. Среди пассажиров, один за другим выходивших на киевский перрон, они выделялись тем, что практически не имели багажа. Если у Дениса на плече висел его большой и вместительный баул, то вся ручная кладь Марины состояла из крохотной дамской сумочки. Но она не переживала из-за отсутствия необходимых вещей: «Магазины и в Киеве есть!»

На перроне Денис вынул сигареты и закурил, разглядывая окружающих и стараясь понять, есть ли среди них те, кто проявляет к ним излишнее внимание. На Марину мужчины поглядывали часто, и даже степенные отцы семейств, едва поспевая за своими дражайшими половинами с тяжеленными чемоданами, опасно выворачивали шеи, что было неудивительно, учитывая ее нестандартную красоту. Его же скромная персона интереса ни у кого не вызывала. Или ему так казалось.

У соседнего поезда, очевидно проходящего, толпились торговки с корзинами, предлагая высунувшимся в окна пассажирам холодное пиво, горячую картошечку со шкварками и разнокалиберные бутылки с водочкой. Оплату они охотно принимали любыми деньгами, оперируя при этом курсами российского рубля, молдавского лея, доллара, евро и украинской гривны со сноровкой заправских менял. Быстренько обеспечив очередного страждущего всем необходимым для дальнейших странствий, торговки спешили к другому окну, наперебой расхваливая свой товар. Отовсюду слышался мягкий южнорусский гонор.

Марина вопросительно глянула на Дениса:

— Ждем кого-то?

Гребски не стал посвящать боевую подругу в нюансы своей предстоящей деятельности в столице Украины, мудро рассудив, что чем меньше женщина знает, тем меньше будет у нее возможностей попасть в переплет, если в таковом окажется сам Денис. Да и Марина была удивительно тактична, не выясняла, куда и зачем он едет, что будет делать и с кем встречаться. Сказал, что у него дела, и это вполне ее устроило.

— Ждем, — не вдаваясь в подробности, подтвердил ее догадку Денис.

Марина зябко повела плечиками, улыбнулась:

— Ну, будем ждать…

«Идеальная женщина! — восхитился Гребски. — Ни тебе лишних вопросов, ни тебе обид и возражений! Или их так в ФБР хорошо готовят?» Он все еще не мог определиться со своим отношением к Марине. Многое в ней его удивляло, но каких-то серьезных подозрений не вызывало. Так, иногда проскальзывало в ее поведении и взгляде что-то не свойственное двадцативосьмилетней молодой женщине. Излишняя собранность, уверенность в своих силах. Хотя, может быть, как раз это и свойственно женам олигархов всех рангов. У Дениса не было опыта общения с дамами этого круга.

Словно из ниоткуда перед ними появился рослый пожилой мужчина и, к изумлению Марины, решительно облапил журналиста.

— Степан Игнатьевич! Рад вас видеть! — слегка задыхаясь оттого, что его лицо оказалось прижатым к плечу Куприянова-старшего, придушенно воскликнул Гребски, действительно испытывая радость от встречи с отставным опером, отцом своего американского друга.

Старик выпустил его из объятий, придерживая руками за плечи, оглядел.

— Руки и ноги целы. И не похудел, — проговорил он, улыбаясь. — Это уже хорошо! Тут тебе не Америка! С девушкой чего не знакомишь?

Но Марина не стала дожидаться, протянула руку и сама представилась:

— Марина. Литвинова Марина Сергеевна.

Куприянов-старший осторожно пожал ее тонкую кисть.

— Очень приятно, — кашлянул он. — Полковник Куприянов… уголовный розыск, на пенсии…

Марина улыбнулась. Денис озадаченно посмотрел по сторонам:

— А что, у Валерия не получилось приехать?

— Да тут он крутится, — усмехнулся бывший опер. — Осторожничает немного, проверяется… мало ли. Где ваши чемоданы-то? Давайте помогу…

Марина развела руками.

— Все свое ношу с собой, — пояснила она. — Так получилось, что мы без багажа…

Если Куприянов и удивился, то вида не показал. Вместо этого деликатно подхватил Марину под локоток, увлекая вперед, кивнул Денису: следуй, мол, за мной. По подземному переходу они вышли на привокзальную площадь, похожую на тысячи таких же площадей во всем мире, со стеклянным фасадом здания вокзала, станцией метро и неизбежным «Макдоналдсом», светящимся неоновой рекламой за автомобильной стоянкой.

— Вполне цивилизованный город, — сказала Марина, с интересом озираясь по сторонам. — И воздух хороший: лето и свежесть.

— А вы думали, у нас тут все пропахло борщом и пампушками с чесноком? — хохотнул Куприянов. — Будет вам борщ с пампушками. И горилка. И добрый шмат сала с цыбулей. Все будет. Ну, нашел, куда машину поставить! — вдруг расстроился он.

Желтая «Таврия» стояла под большим, не меньше пяти метров в длину и трех в ширину, рекламным щитом с портретом представительного мужчины в пиджаке и галстуке. Его мудрый и доброжелательный взгляд встречал каждого выходящего из дверей вокзала. Надпись красными буквами гласила: «Тому що справедливый».

Глянув на портрет, Куприянов старший сплюнул:

— С той-то стороны реклама горилки, я и сказал Валерке, чтобы тут припарковался, а с этой… Вот уж никогда не думал, что доживу до тех пор, когда физиономии со стендов «Их разыскивает милиция» переселятся на такие вот щиты и будут приветствовать приезжих.

— А кто это? — спросила Марина.

— Наш будущий президент, — сказал Куприянов-старший. — Двадцать лет назад я сам его арестовывал за «гоп-стоп», а теперь, того и гляди, он станет гарантом моих прав.

— Ага! Так это и есть Федор Чивокун! — больше для себя, чем для Куприянова, воскликнул Денис.

— Собственной персоной, — кивнул старый опер, потом махнул рукой. — А вон и Валерка!

В первую минуту Гребски решил, что возле машины прохаживается его приятель, оставшийся в Сан-Франциско, так был похож на брата Валерий Куприянов, еще один представитель «уголовной династии». Когда все перезнакомились, Денис не удержался от прогноза:

— Теперь понятно, как Олег будет выглядеть через пять лет…

Валерий весело отозвался:

— Через шесть… Едва ли. В ваших калифорниях апельсинов побольше и воздух почище… да и работа у братишки спокойнее.

— А кто-нибудь подскажет мне, где тут аптека? — спросила Марина.

— В здании вокзала, — отозвался Куприянов-старший. — Я вас провожу, чтобы не заплутали.

Марина отрицательно покачала головой.

— Спасибо, но… — она смущенно улыбнулась, — есть специфические покупки, которые дамы предпочитают совершать без мужчин.

Проводив взглядом скрывшуюся за вокзальными дверями Марину, Куприянов-старший посмотрел на желтую «таврию», крякнул и смущенно почесал макушку:

— М-да… неудобно получилось… Как же вас всех тут утрамбовать? — озаботился он новой проблемой.