Когда я вышел из приюта, солнце уже начинало клониться к горизонту. Ну а в моём случае просто закатывалось за край скалы. А мне ещё надо было найти утварь и немного еды. Хоть чуть-чуть… Перевозбуждённый тем, что удалось узнать в приюте, я рванул к подпортовым складам, надеясь разжиться чем-нибудь полезным — и лишь в последний момент понял, что в городе я сейчас не один. И только то, что, даже забывшись, я не переставал аккуратно выбирать путь, позволило мне расслышать скрип снега и чужие голоса впереди.

Здраво рассудив, что ни с кем хорошим в погибшем городе я столкнуться не могу, да и просто услышав знакомые «пьяные» интонации в звучавших голосах, я решил спрятаться. К сожалению, все ближайшие дома были заперты. Понимая, что искать второпях открытую дверь бесполезно, я юркнул в первое же попавшееся выбитое окно, прячась за подоконником и молясь, чтобы выпившие незнакомцы не решили сюда залезть.

Я, правда, не только молился, но и сходу принялся высматривать пути отступления — и почти сразу обнаружил неприятного обитателя комнаты, в которую я попал. Это был скамори, сладко посапывавший, свернувшись клубком на обезображенных трупах обитателей дома. Понимая, что вляпался по самое «не балуйся», я застыл — боясь не то что пошевелиться, а просто дышать. Не зная, насколько крепко спит сколопендра, я опасался разбудить её любым неосторожным движением.

Впрочем, даже если я буду тише воды ниже травы, разбудить неприятную тварь могут и незнакомцы с улицы. И потому что они пьяны, и потому что слишком громко разговаривают…

— Да что ты мне тут заливаешь?! — расслышал я, наконец, о чём они говорят. — Кто-нибудь прилетит, дурень!

— А если никто не прилетит? — возмутился второй.

— Тогда ты, кореш, сдохнешь! Как и все эти! — грубо ответил третий голос.

— О, сука, гляньте, следы!

«Чёрт! Что же мне так везёт-то?» — подумал я, имея в виду, конечно, полностью обратное: опять мне не везёт.

Вот какова вероятность, что среди трёх пьяных мужиков в наступающих сумерках обнаружится именно тот, кто найдёт мои следы — а ещё поймёт, что их быть не должно, и что следы эти появились не просто так? Промолчу о том, что я вообще натолкнулся на людей в абсолютно пустом городе — это всё в пределах нормы, во всяком случае, для меня. И главное — людьми этими оказались придурки из горняков, которые, видимо, отдыхали в городе в момент нападения. Это отлично прослеживалось по слову, которое встроенный переводчик переводил как «кореш». Не знаю, почему именно это слово — и почему оно иногда переводилось как «кореш», а иногда как «корефан» — но, если я слышал его в исполнении местных, это был первый признак, что пора немедленно сваливать.

Сваливать мне было некуда… Оставалось лишь вжаться под широкий подоконник так, чтобы даже заглянув в дом, невозможно было меня увидеть. Ни меня, ни мой мешок, ни даже мои немногочисленные следы. И сделать это пришлось крайне тихо, потому что в трёх метрах от меня лежала дремлющая скамори, у которых был очень острый слух.

Тем временем горняки прошли по моим следам до окна, всё ещё продолжая спорить, важная ли это находка или нет. Тот, кто обнаружил следы, утверждал, что обязательно надо проверить, что за урод ходит по их городу, а другие говорили, что следы могли быть здесь давно, и что если кто и был, то давно ушёл — ну и так далее… Естественно, в ответ на их возражения мужик, обнаруживший следы, находил свои весомые аргументы. Я, в принципе, и не сомневался, что у него получится…

— Он, верняк, где-то тут! — сообщил грубый голос прямо за окном. — Ну-ка, Фаж, давай глянь!

— А чего я? — возмутился первый.

— Потому что самый юркий! Давай!

После недолгого спора Фаж всё-таки согласился заглянуть в окно. Подозреваю, что его вперёд посылали как самого бесполезного — убьют, и не жалко. В принципе, если местные судят по себе, то вполне логично, что они сразу предполагают бешеную агрессию со стороны любого чужака…

За подоконник уцепились чьи-то руки, а потом раздались ругательства, брошенные грубым голосом слова: «Подсадите его!» — и назойливое шебуршание.

— Опа! — голос звучал прямо надо мной, а я боялся пошевелиться и проверить, куда смотрит незнакомец.

— Что там, Фаж? — спросил грубый голос.

— Тихо! — сипло попросил отправленный на разведку местный. — Тут одно из чудищ…

— Проклятье!

— Слазь!

Спутники Фажа стали шёпотом требовать, чтобы он немедленно спустился, но он не торопился. Да и я бы не стал. Я ещё не видел Фажа, зато видел сколопендру, которая в этот момент начала шевелить лапками.

— Тихо, мужики, тихо! Замрите! — умоляюще попросил висящий на окне незнакомец, и голоса, наконец, стихли.

Прошла минута или две, прежде чем Фаж решился пошевелиться и соскочил вниз, обратно к своим приятелям. А потом я услышал, как незнакомцы, забыв про злосчастные следы и про меня, уходят обратно — туда, откуда пришли. Сам я при этом продолжал неподвижно вжиматься в стену, хотя у меня затекли руки, ноги и всё остальное — из-за крайне неудобной позы. Однако умирать от собственной нетерпеливости не хотелось.

А потом я решился на самое безумное, на что только мог. Очень медленно и стараясь не скрипнуть половицами, я пошёл вглубь дома. Возможно, решение было странным, но где-то в глубине души я был уверен — местные не ушли далеко. Сидят где-то и ждут, когда я выберусь. А если не дождутся, то пойдут по моим следам назад, чтобы проверить, откуда я пришёл.

Единственный шанс уйти состоял в том, чтобы сделать крюк, выйти в стороне и добраться до каната в Старый Экори. А для этого надо было прокрасться мимо проклятой сколопендры. Что я и делал, передвигаясь крайне медленно и осторожно. К счастью, сколопендра снова крепко спала и никак не реагировала на меня. Последним испытанием её сна была дверь, которую я сумел открыть, почти не скрипя несмазанными петлями. Ну, в смысле, дверь-то скрипнула, но тихо и всего пару раз…

Выбрался я аккурат к кухне и кладовке, из которых можно было попасть во внутренний двор квартала. Что в трущобах, что в более престижных местах всю застройку здесь вели прямоугольными кварталами. Дома стояли вплотную другу к другу, но внутри, за ними, почти всегда находился общий дворик. Обычно небольшой, с несколькими выходами. На моё счастье, задняя дверь дома, в который я попал, закрывалась изнутри на защёлку, так что дальше путь был свободен.

На кухне я задержался лишь для того, чтобы засунуть в мешок чистый котёл и несколько металлических тарелок, которые проложил едой из кладовки, чтобы они не гремели. Да и кружки со столовыми приборами я не забыл. Все пять ножей, обнаруженных на подставке, над плитой, я тоже увёл — вряд ли они кому-то ещё здесь пригодятся.

Выбрался я вполне благополучно — чуть восточнее того места, где пришлось прятаться. Сумерки вовсю наваливались на погибший город, и обратно мне пришлось почти бежать. Впрочем, снова соблюдая максимальную осторожность… Забравшись на обрыв Старого Экори, я вытянул канат, смотал его и присыпал снегом, чтобы не нашли местные. Конечно, канат в таких условиях долго не продержится, но и мне здесь, судя по всему, до тепла сидеть не стоит. В наше с Нанной укрытие я добрался уже в темноте. И хотя в городе сейчас было очень тихо, я всё равно старался поторапливаться…

В которой мне приходится искать правильные слова, ходить на вылазки и налаживать жизнь, хотя она вроде как и сама налаживается.

— Я думала, ты совсем пропал! — всё ещё рыдая, сообщила Нанна, когда восстановила способность говорить без заикания.

— Я немного вляпался в неприятности, но как видишь, цел и здоров, — успокоил я её, начиная выкладывать добытое из сумки. Не тронул только документы из приюта. — И даже нашёл то, что нам очень пригодится.

— Я сегодня весь день думала, что нам делать… — заметила Нанна. — Весной всегда прилетает торговый дирижабль. Может, и в этот раз тоже прилетит?