По правой стороне дороги тянулся ряд пыльных сувенирных лавок. Стоявшие у прилавков владельцы взывали к туристам, наперебой предлагая украшения, почтовые открытки, широкополые шляпы от солнца, поделки из алебастра – все лучшего качества и по лучшей в Египте цене. Один из них бросился к Юсуфу, размахивая украшенной замысловатым иероглифом майкой. Движением руки инспектор отослал его прочь и свернул направо, к заново покрытой асфальтом стоянке. Остановившись у трейлера с пластиковыми кабинками туалетов, прокричал:

– Сулейман! Эй, Сулейман, где ты?

Откуда-то возник невысокий, сильно прихрамывающий человек в светло-зеленой галабии. Его лоб пересекал длинный, от левого глаза к правому виску шрам.

– Это вы, инспектор?

– Салям алейкум. Как жизнь, старина?

– Квайис, хамду-лиллах! – улыбнулся мужчина. – Неплохо, благодарение Аллаху. Чаю хотите?

– Спасибо.

– Садитесь, садитесь!

Взмахом руки он указал на видневшуюся в тени небольшого строения скамью и отправился поставить на огонь чайник. Когда вода закипела, Сулейман наполнил два стакана, осторожно, стараясь не споткнуться, вернулся к скамье, сел. Взяв стакан, Халифа протянул мужчине пластиковый пакет.

– Здесь сигареты.

Сулейман извлек из пакета блок «Клеопатры».

– Зачем, инспектор! Это же я ваш должник!

– Ты ничего мне не должен.

– Если не считать жизни.

Четыре года назад Сулейман аль-Рашид работал при дворце сторожем. Пуля фундаменталистов попала ему в голову, когда Сулейман пытался закрыть своим телом приехавшую из Швейцарии молодую мать с ребенком. После того как бойня свершилась, его сочли мертвым, но Юсуф, пощупав на худой руке пульс, подозвал медиков. Несколько недель Сулейман находился между жизнью и смертью. Пуля сделала его слепым, о работе сторожа пришлось забыть. Теперь он заправлял туалетами.

– Как голова? – спросил Халифа.

– Так. – Сулейман потер виски. – Сегодня побаливает.

– К врачам ходишь?

– Врачи! Кому они нужны?

– Если боли не проходят, ты должен обследоваться.

– Не волнуйтесь, я в полном порядке.

Гордый нрав приятеля был хорошо известен инспектору. Он предпочел не настаивать и, поинтересовавшись здоровьем жены и детей, слегка поддел Сулеймана: команда, за которую тот болел, уступила на последних скачках жокеям клуба соперников. Рассмеявшись, оба смолкли. Юсуф безразлично следил за тем, как из автобуса выгружается очередная группа туристов.

– Мне нужна твоя помощь, Сулейман.

– Говорите, инспектор. Вы же знаете: вам стоит только попросить.

Халифа отхлебнул остывший чай. Он не испытывал ни малейшего желания вовлекать в дело друга, играть на его чувстве долга. Сулейману и без того досталось. Но чтобы сделать шаг в расследовании, требуется информация. А приятель вполне мог слышать что-то важное.

– Думаю, в некрополе нашли что-то интересное, захоронение или тайник, не уверен. Но находка наверняка ценная.

Антиквары молчат, и это неудивительно, только рты им запечатаны не жадностью, а страхом. – Юсуф допил чай. – Может, до тебя доходили какие слухи?

Сулейман молчал, продолжая потирать виски.

– Поверь, я очень не хочу тебя впутывать. Просто один труп уже есть. К чему другие?

Молчание.

– Так как? Скажем, новое захоронение? Ведь твои уши ловят здесь каждый звук.

– Что-то я слышал, – неохотно проговорил Сулейман, глядя невидяще прямо перед собой. – Но ничего конкретного. Как ты сам сказал, все перепуганы.

Внезапно он резко повернул голову, как бы пытаясь всмотреться в тянущуюся по гребням холмов стену из желтого кирпича.

– Думаешь, за нами следят? – спросил Халифа, устремляя взгляд в ту же сторону.

– Я знаю, что за нами следят, инспектор. Они повсюду, как муравьи.

– Кто «они»? Что тебе известно, Сулейман? Что ты слышал?

Глаза приятеля едва заметно слезились. Он поднес к губам стакан с чаем.

– Слышал кое-что. Неясные намеки. Словечко там, словечко здесь.

– Ну-ну?

Голос Сулеймана снизился до шепота:

– Захоронение. – И?..

– Необычное захоронение. Ему нет цены.

Халифа выплеснул на песок чаинки.

– Где?

Его собеседник кивнул на холмы.

– Где-то там.

– Места там много. А точнее?

Сулейман покачал головой.

– Ты уверен?

– Да.

Наступила тишина. В раскаленном воздухе резко пахло горячим асфальтом. Где-то за постройкой, в тени которой они сидели, истошно завопил ишак. Ярдах в пятидесяти супружеская чета европейцев отчаянно торговалась с таксистом.

– Чего все так боятся, Сулейман? В чем дело?

Молчание.

– Кто тут у вас объявился?

Приятель поднялся со скамьи, его правая рука безошибочно нашла оба стакана. Вопроса инспектора он, казалось, не слышал.

– Сулейман! Что это за люди?

Тот медленно захромал к туалетам. Не оборачиваясь, тихо обронил:

– Люди Саиф аль-Тхара. Его имя наводит здесь ужас. Извините, инспектор. Мне пора. Был рад повидаться.

Он с трудом поднялся по приставной лестнице в трейлер, закрыл дверцу.

Халифа закурил.

– Саиф аль-Тхар. Интересно, как я узнал, что это будешь именно ты?

Сдвинув бейсболку на глаза, молодой египтянин растворился в толпе. Ничто не выделяло его из многочисленных туристов, сгрудившихся у подножия четырех гигантских статуй, если не считать негромкого бормотания да отсутствия всякого интереса к каменным исполинам. Нет, внимание юноши привлекали фигуры трех одетых в черную униформу полисменов, которые сидели ярдах в двадцати от него на широкой скамье. Бросив взгляд на часы, парень снял с плеч рюкзак, начал возиться с застежками.

До полудня было еще далеко. Из двух автобусов выбирались рослые американцы, все в одинаковых оранжевых майках. Вокруг прибывших туристов мгновенно засуетились торговцы.

Молодой египтянин опустился на колено и принялся копаться в рюкзаке. Слева от него к призывно размахивавшему флажком гиду спешили гости из Японии.

– Дворец построен фараоном Рамсесом II в тринадцатом веке до Рождества Христова, – громко начал свои объяснения гид. – Он сооружался в честь богов Ра-Харахти, Амона и Птаха…

Один из полисменов всматривался в шевелившего губами юношу. Двое других курили и беспечно болтали о чем-то.

– В четырех сидящих статуях запечатлен образ богоподобного правителя Рамсеса. Каждая имеет более двадцати ярдов в высоту…

К небольшой группе, в центре которой стоял гид, начали с жизнерадостным смехом подходить американцы. Один, держа перед собой видеокамеру, выкрикивал команды супруге: сделай шаг влево, подними голову, улыбнись. Юноша выпрямился, но его правая рука по-прежнему оставалась в рюкзаке. Не сводивший с него глаз полисмен подтолкнул локтем своих товарищей, и те послушно повернули головы в сторону молодого человека.

– Расположенные у ног Рамсеса фигуры поменьше – это его мать Муттуйа, любимая жена Нефертари и дети…

Бормотание юноши сделалось громче, и кое-кто из туристов начал оглядываться. Египтянин прикрыл глаза, широко улыбнулся, выхватил из рюкзака автомат и потряс им над головой. Левой рукой он сорвал бейсболку: лоб пересекал глубокий вертикальный шрам.

– Саиф аль-Тхар! – с торжеством возгласил парень, направил оружие на толпу и нажал курок.

Вместо выстрелов раздался лишь сухой щелчок.

Вскочившие полисмены судорожно пытались достать из поясных кобур свои «кольты». Туристы обмерли, от ужаса никто не пошевелился. В этот момент юноша передернул затвор, его палец вновь лег на курок.

В первый раз стрелка подвела забывчивость. Механизм автомата был абсолютно исправен. Прозвучала очередь, в толпу полетели пули. Они рвали в клочья плоть, дробили кости; песок быстро впитывал брызнувшую кровь. Началась паника: кто-то бежал прочь, кто-то несся прямо на своего палача, в воздухе звенели вопли ужаса и боли. Скорчившись, лежал на боку американец с видеокамерой. Обезумевшая толпа смела полисменов, и те, распростертые на песке, не имели сил поднять хотя бы голову. Сквозь треск выстрелов слышался покрывавший крики отчаяния смех молодого египтянина.