В конце концов, с Хаосом же такая модель поведения сработала, он не сделал мне ничего, о чем впоследствии мог бы здорово пожалеть.

— Тем проще. Расскажи мне все, что ты видела той ночью, и в особенности опиши типа, что был с тобой.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Ожидаемый ответ. Моя реакция на ложь тебе вряд ли понравится. Не легче ли сказать дядям, что они хотят, и отправляться на все четыре стороны?

Я подняла голову и встретилась с его взглядом, холодным, пронзающим. У Тома были глаза редкого кристально прозрачного голубоватого оттенка; по крайней мере, мне еще не доводилось видеть такого цвета. Хотя может парень просто пытается выпендриться, и с этой целью неустанно цепляет линзы.

В груди поселился неприятный холодок, горло сдавило спазмом. Этот вампир, судя по всему, питался не только негативной энергией.

— Что для вас правда? — поинтересовалась я ровным голосом. — Установите для меня рамки, за которые я не буду заглядывать, чтобы лишний раз не травмировать ни себя, ни ваши нервы.

Том хохотнул, но его взгляд по-прежнему оставался холодным.

— Знаешь, не пытайся перехватить инициативу — я знаю, за тобой водится такая особенность. Павел проболтался, что ты действуешь на него удручающе, потому что каждый раз в разговорах с тобой он чувствует себя марионеткой, которой управляет опытный кукловод. Мда… Павел был конченым психом. — Том снова хохотнул. — На всякий случай, вот тебе твои рамки — не пытайся водить меня за нос. Это чревато, детка.

— Каким образом я могла бы водить вас за нос, если в любую секунду рискую лишиться головы?

— Хватит трепаться, — он внезапно разозлился; уголки губ, до этого приподнятые, опустились. — Выкладывай все, что ты знаешь о той ночи.

— Я уехала в дом родителей, а дядя отправился развлекаться. Спустя некоторое время следователи сообщили мне о его гибели, — четко отрапортовала я, не отводя взгляда.

— У меня другие сведения. Ты была там вместе с одним очень нехорошим человеком, и именно по твоей наводке этот самый человек свернул Павлу шею.

— Меня там не было. Вы можете поговорить с соседями, они скажут, что я находилась в доме родителей, — нагло заявила я, даже не переживая о том, что меня могут раскрыть.

— А мы поговорили, — широко улыбнулся Том. — Твое алиби они не подтвердили, но и не опровергли. Мы по-прежнему у истоков: где была девочка, и что именно она делала.

— Я уже сказала — спокойно спала в доме родителей. Могу теперь я задать вам вопрос?

Вскинув лицо, я прямо посмотрела в ледяные глаза слегка опешившего от моей реплики типа. Двое громил с передних сидений развернули назад свои морды и поочередно смерили взглядом сначала босса, затем меня. Том молчал.

— Это даже интересно, — протянул он, сделав жест ладонью; морды громил тут же убрались. — Давай, задавай.

— Почему вы так уверены, что я имею какое-то отношение к произошедшему?

Он нисколько не изменился в лице, только едва повел бровью, раздумывая над точным ответом. Эти глаза-льдинки, зеркало еще одной встреченной мною черной души, оставались неподвижными. Будь я созерцателем, способным читать человеческие души, и этот взгляд стал бы находкой для полета безграничной фантазии.

— У твоего дружка на редкость разборчивый «почерк», — размеренным тоном произнес Том. — Узнав о пожаре и получив некоторые подробности, я сразу понял, чьих рук это дело. Павел мог быть знаком с ним, но в настоящее время никаких общих дел у этих двоих не имелось, следовательно, Хаос не мог оказаться в том доме. Кто-то его навел. Кто-то из близких, чужие о Павлушиной лавчонке ничего не знали.

— Я никогда не была для Павла «своей».

— Была. Вы жили в одном доме, Павел — болван и мог не замечать твоего интереса к своим делам.

— Я не интересовалась его делами.

— Ты — возможно, а этот ублюдок вполне мог сочинить для тебя пару сказочек и убедить, что за Павлом необходим тщательный присмотр.

— Какой ублюдок?

По лицу Тома пробежала тень: было ясно, что ни одно мое слово не находит подтверждения в созданной этим типом картине происшедшего. Том утвердил собственную хронологию событий, приплюсовав туда как правду, так и вымысел. Нет сомнений — он действительно верит в то, что я была связана с Хаосом и что мы, сговорившись, поторопились избавить свет от существования этого генетического мусора, при жизни называемого Павлом.

Больше книг на сайте -

То, что все это время машина, в которую меня запихали, не двигалась с места, вселяло долю надежды — вдруг, убедившись в моей искренности, Том откажется от особо кровожадных планов и отпустит меня?

Вероятность благоприятного исхода была настолько мала, что я не придавала ей большого значения. В этой жизни мне повезло лишь однажды — в тот момент, когда низкая дверь, ярко выделяющаяся на стерильно белой стене кабинета, раскрылась, и внутрь комнаты, согнувшись, вошел высокий стройный человек в костюме — мой отец.

— Я ведь предупреждал тебя о последствиях лжи? — вкрадчиво поинтересовался Том, резким движением хватая меня за запястье. — Ты сама сделала этот выбор. Что же вас связывает, если из-за него ты готова стоять на своем до последнего?

Нас абсолютно ничего не связывало, и конечно же я не была готова терпеть мучения только ради благополучия смутного парня с мутным прозвищем и молчала не из-за него, а только — и исключительно — из-за себя. Том не поверит в мою версию событий, не примет мой лаконичный рассказ за истину, и тому есть веские причины.

Основная — Хаос не мог меня отпустить после всего, что мне довелось увидеть и узнать.

Если я скажу о своей роли, не смогу промолчать и об участии Хаоса, а дальше Том с легкостью вытянет из меня все подробности, вытянет и не поверит ни единому слову. Пока я стою на своем и продолжаю разыгрывать неведение, у меня есть ничтожный шанс на то, что Тому попросту надоест слушать одно и то же, и он, в конце концов, выбросит меня из своей неприметной тачки.

Моя сила в молчании. Этому типу с орудиями пыток на месте глазниц вовсе не нужна правда, он ее не примет. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы дойти до этой здравой, единственно верной мысли.

— Отпустите меня, я все вам сказала, — эта фраза была чем-то типа дополнительного шанса, за который Том мог сейчас зацепиться и, извинившись за свою непробиваемость, положить конец нашему вынужденному рандеву.

Уже по одному взгляду я поняла, что и этот спасательный круг, брошенный мною для сохранения баланса между нами, Том предпочел игнорировать.

— Не убедила, — бросил Том, одной рукой крепко держа мое запястье, другую запустив куда-то за полы представительного пальто. — Почему-то редко до кого доходит с первого раза. Чтобы добиться чего-то от человека, его нужно сперва поместить в подходящее для серьезных разговоров место. У меня имеется такое для тебя.

— Уберите руки, — повторила я, на этот раз с нажимом.

Самоконтроль дает трещину, когда кто-либо протягивает ко мне конечности, мерзкие ледяные щупальца, заставляющие испытывать нервозность и чувствовать набег мурашек по каждой клеточке напряженного тела.

Я услышала, как завелся мотор машины, вновь дернула рукой, но Том держал крепко. В другой его ладони появился шприц, при виде которого я инстинктивно дернулась еще ближе к двери. К горлу подступил тугой комок, сердце забилось быстрее, по телу вновь пробежала неприятная, тонко осязаемая дрожь.

Я бы соврала, убеждая, что не испытывала в эту секунду никакого страха.

Наверное, именно сейчас я прочувствовала четкую грань между поведением Хаоса, которое теперь могло показаться даже благородным, и грубыми решительными действиями Тома. Я уцелела после общения с Хаосом не из-за своей ловкости и изворотливости, а только потому, что он позволил, он так решил. Подобную модель абсолютно невозможно применить к данной ситуации; что ждет меня сейчас — неизвестно.

Везение в очередной раз тоскливо помахало мне ручкой и осталось стоять возле здания автовокзала, в то время как серая неприметная иномарка удалялась все дальше и дальше по пыльным улицам города. Тонкая игла вошла в мою кожу мягко, почти неощутимо, и лишь когда неизвестный препарат начал растворяться в крови, я почувствовала резкую боль.