Иду, ругаюсь с самим собой и в запале даже не слышу, что мне кричат. И тут, дзень! Как колокольчик звякнул в моем мозгу. Поднимаю голову и сперва упираюсь в голубые глаза Таис, а потом до меня долетает голос Дамира.
— Да что с тобой, Юни?! Кричу тебе, кричу, а ты как глухой!
Чуть улыбнувшись, мысленно благодарю Таис за сигнал и сворачиваю к Дамиру.
— Что случилось-то?! Чего орешь?!
В ответ тот слегка пинает лежащее у его ног тело.
— Этот живой! Что будем делать с ним?
Салах стоит тут же, прислонившись спиной к стене, и отвечает быстрее меня:
— Да что там думать, придушить падлюку, да к остальным! — Он мотнул головой к большой поленнице, куда местные уже стащили мертвые тела.
Молча присаживаюсь на корточки у лежащего и всматриваюсь в его лицо. Да, это тот щеголь, что не так давно гордо въезжал в поселок. Теперь он выглядит не так роскошно. В пол-лица растекся огромный синяк, волосы и борода в грязи, а шикарная кираса изрядно помята.
— Кто такой? Как зовут? — Мне совсем не интересно как его зовут, просто надо же хоть что-то спросить. Тяну, можно сказать, время, прежде чем вынести смертный приговор. Мы, люди, так устроены, в азарте боя можем положить хоть с сотню себе подобных, а стоит лишь на миг задуматься и отправить на тот свет человека уже не так и легко.
Вместо ответа лицо главаря искривляется в злобной гримасе.
— Шабах ин Шур кожу с вас сдерет за меня! Живьем! Будете верещать, как свиньи под ножом! — Он шипит, выпучивая свой единственный оставшийся целым глаз. — Всем! Всем вам конец! А деревню это поганую сожгут до тла!
— Заткнись, убогий! — Дамир прекратил это поток злобы увесистым ударом по ребрам, а у меня вдруг родилась идея.
Дождавшись пока пленник перестанет стонать от боли, я спрашиваю его:
— Ну-ка расскажи нам, про этого своего Шабаха! Кто таков, где обретается?
— Да пошел ты! — Рычит тот в ответ, и Дамир уже заносит ногу для еще одного воспитательного удара, но я останавливаю его. — Подожди! Человек, я вижу понятливый, сейчас сам все нам расскажет.
Выжидательно смотрю на скорчившегося главаря, но тот вновь скалит зубы.
— Сдохнете все! Лютой смертью сдохнете, все до единого!
Для видимости тяжело вздыхаю.
— Что же, ты сам выбрал свою судьбу! — Поднимаю взгляд на Дамира и киваю на приготовленный костер. — Положи его сверху остальных.
Тот, щелкнув ременной петлей потянулся к шее пленника, но я придерживаю его руку.
— Нет, живым положи. Пусть сдохнет в муках без покаяния и бродит между мирами неприкаянной тенью до скончания времен!
Глянув мне в глаза, бывший жрец понимающе ухмыльнулся и, взвалив на плечо грузное тело, оттащил его к заготовленной поленнице. Забросив бешено вращающего глазом главаря поверх его мертвых подельников, он кивнул стоящему рядом Фаруху.
— Поджигай!
Пламя как жадный зверь вцепилось в сухие дрова, и огненные языки резко взметнулись вверх. Потянуло запахом гари и смрадом горящей плоти. В этот момент из заволакивающего костер дыма раздался отчаянный вопль.
— Неееет! Вытащите! Вытащите меня, я расскажу вам все!
Бросаю взгляд на Дамира.
— Сможешь или уже поздно?
— А как надо?! — Ухмыляется тот, и я, чуть подумав, отвечаю: — Информация лишней не бывает, а казнить его мы всегда успеем.
— Согласен! — Кивает Дамир и, подскочив к поленнице, вытаскивает из дымных клубов вопящее тело. Встряхнув как следует и сбив остатки огня, он резко ставит его передо мной на колени.
Смотрю на слегка обгоревшего, но в общем-то целого главаря.
— Ну что, вошел в разум, или все-еще хочешь разделить судьбу своих сотоварищей?
Сверкнув затравленно-бегающими глазами, тот поспешно кивнул.
— Нет! Не надо! Я все расскажу, все!
Молча всматриваюсь в некогда хищные, а теперь перепугано-жалкие черты лица. Держу паузу, а затем медленно повторяю вопрос.
— Спрашиваю последний раз, кто таков, по какому праву честных людей грабишь?!
— Зовут Марух бен Заи. — Торопясь и захлебываясь, захрипел обгоревшим горлом бывший главарь. — Здесь не по своей воле, а по приказу дарги Шабах ин Шура. Эти… — Закашлявшись, он повел взглядом в сторону местных. — Задолжали много грандам Ашанги, приказано вразумить их хорошенько.
«Дарга, это сборщик податей, чиновник, — быстро осмысливаю услышанное, — но методы у него, прямо скажем, не чиновничьи, а бандитские. Тут либо он, действительно, сорвавшийся с цепи бешеный пес, либо ему даны неограниченные полномочия. Зачем? Великому гранду Ашанги вдруг перестало хватать денег, и он пустился во все тяжкие. Решил отобрать все льготы и послабления, что давали его предки пограничным народам? Вряд ли! Что он с этих людей возьмет?! Так крохи, а вот недовольство вызовет большое!»
Отрываюсь от своих мыслей и, вцепившись глазами в пленника, вновь давлю на него вопросами.
— Что за человек, этот твой Шабах? Где обретается? Какова охрана? Люди только, али может еще кто?
— Большой человек! — Сжимаясь от моего взгляда, чуть не вопит Марух. — Сам гранд к нему милостив и слово его слушает. У него большой дом в горах, отсюда недалеко, дня два пути. Даже не дом, а целая крепость на верхушке скалы. Местные называют это место Аш-Рух, что по-ихнему значит Черный пик. Охраны много, всегда остается не меньше двух десятков, а в других случаях может быть и больше.
Он замолчал, переводя дух, но я не даю ему время на раздумья.
— Где этот дом? Что ты знаешь про своего хозяина?
На меня вскидывается затравленный взгляд.
— Я не могу…! Он страшный человек! Он убьет меня!
Хватаю его за ворот рубахи и разворачиваю к себе.
— Тебе сейчас не его надо бояться, а меня! — Вздергиваю его белое от страха лицо в сторону пылающего жаром костра. — Хочешь вернуться к своим друзьям?!
— Нет, нет! — Истерично взвизгивает бывший главарь. — Я расскажу! Все расскажу!
Отпускаю его, давая прийти в себя, и дожимаю окончательно.
— Запомни! Ты жив пока ты мне нужен! Так что старайся, заинтересуй меня.
Марух нервно кивает, понимая что я не шучу, и, словно сорвавшись, начинает быстро-быстро говорить:
— Шабах ин Шур — точно колдун! Страшный человек, очень страшный! Мы приводим ему юных девиц, и они пропадают навсегда, а по ночам из подвалов дома такие крики доносятся, что душа леденеет. — Он выдохнул и вновь затараторил, словно начав уже не может остановиться. — Взгляд у него жуткий! Взглянет так, словно сердце кто-то пальцами ледяными сжимает. Никто ему слова поперек сказать не может, и всяк гнева его страшится. Ибо страшен в злобе своей, и может взглядом одним разорвать человека на части.
«Это вряд ли взглядом, — осмысляю я про себя, — скорее «друг» наш Шабах хорошо знаком с Сумраком и пользуется при случае для наведения жути. Какое у него заклинание? Ну, Эйн у него точно быть не может, они все наперечет. Значит, вероятнее всего Дойс минимум второго дана пятого уровня, а то и выше. Да уж, колдун с заклинанием — задачка не простая, и это если он еще один».
Прерываю неожиданно прорвавшийся поток словоохотливости Маруха и произношу самым безоговорочным тоном.
— Проводишь нас к хозяину своему. Надо бы нам потолковать с ним по душам.
Не решаясь противоречить, тот нервно кивает и его вновь прорывает.
— Черная душа у Шабаха, и с демонами он дружбу водит. Сидят они в подвалах у него! Никто их не видел, но все знают, что там они — исчадия Тьмы!
«Так, это уже занятнее! — Вновь разные мысли замелькали в моей голове. — Хотелось бы, конечно, знать точно: что за демоны, сколько, правда это или слухи пустые, но спрашивать его бессмысленно, раз говорит что никто их не видел».
Пленник, наконец, замолкает, и я, усмехаясь, подкалываю его.
— Так что же ты, раз такие темные дела творятся в доме хозяина твоего, не донес ордену Ревнителей веры на колдуна и темных пособников его?! — В глазах бывшего главаря вновь вспыхивает ужас, а я, еще раз усмехнувшись, саркастически добавляю: — Разве доброму подданому императора и истинному слуге нашей Святой истинной церкви не следовало бы сделать этого?
