Я сижу в сарае у самого въезда в поселок, парни у дома старосты. Где Таис не знаю, она сама выбирает место. У нее задача ментально контролировать будущее поле боя, дабы не случилось каких неожиданностей.

Солнце еще только поднимается над деревьями, но мы уже на позициях. План у нас до очевидности прост. Пусть враг втянется в деревню. Посчитаем, прикинем, потом ребята их встретят, а уж если не справятся, то я прикрою. Таис за всем этим должна следить и предупредить меня в случае непредвиденного стечения обстоятельств. Это уже так, на всякий случай, я ничего такого не жду. Подумаешь, десяток головорезов, я бы за мгновение уложил бы всех и дело с концом, но парни видать застоялись. Хочется им тоже удаль молодецкую показать. Пусть, я не против, лишь бы не в ущерб главному делу.

Утро уже разъяснилось вовсю, а наших «друзей» все еще не видно. Из-за бессонной ночи я даже начал клевать носом, но тут в голове послышался шепот Таис.

— Идут! Сейчас покажутся из-за поворота.

Хорошо, что у меня опыт такого ментального общения уже есть, а то жутковато как-то стало. Страсть как хочется обернуться, посмотреть за спину. Откуда, кто шепчет?! Не думал, что когда-нибудь скажу Гору спасибо за привычку неожиданно появляться в моей голове, но вот говорю. «Спасибо!» Не будь ее, я бы точно вздрогнул. Уж больно ментальный голос у Таис неприятный. У Гора он тоже не ахти. Такой скрипуче-раздраженный, но у Таис он вовсе ледяной, словно бы мертвый говорит со мной.

Отбрасываю эти глупости и, прильнув к щели, вижу, как в поселок въезжает группа всадников. Считаю. Один, два, три… Всего девять.

Едут в наглую, ничего не боятся. Впереди крепкий мужик на гнедой кобыле. Лошадь, седло, сбруя, все дорогущее. Видно, что хозяин денег не считает. На груди черненая кираса с чеканкой, у пояса красивые ножны с кавалерийской саблей.

— Ишь, щеголь какой! — Иронично хмыкаю, провожая взглядом проплывающий мимо меня отряд.

Всадники, неспешно подъехав к дому старосты, остановились. Напротив толпятся местные. Человек двадцать, но в основном бабы и старики. От них отделился Фарух и, подойдя к старшему, почтительно склонил голову.

Изъявление покорности ничуть не добавило приехавшим вежливости. Их главарь, взгорячив коня, подъехал вплотную к старику и грубо ткнул его носком расшитого сапога.

— Ты что, слякоть лесная, о себе возомнил?! — Он резко склонился к упавшему на землю старику. — Ты кому посмел перечить!

Он выпрямился в седле, и его широкоскулое лицо закаменело в хищной гримасе.

— Тебе приказано было прислать двух девок в дом господина нашего Шабах ин Шуна. Ты же, ничтожный червь, указание сие не выполнил! За это в назидание тебе и всем прочим бунтарям мы заберем все что у вас есть: и девок, и баб, и добро ваше, а дома ваши поганые сожжем в пепел.

Он вскинул руку, и вся банда весело заулюлюкала. Они так разошлись, что не сразу обратили внимание на появившегося Дамира, а тот помог старику подняться и укоризненно глянул на возвышающегося главаря.

— Нехорошо ведешь себя! Не по-божески! — Он спокойно отряхнул запылившуюся одежду Фаруха, а затем скрестил на груди руки. — Приперся незвано, грубишь, дерешься!

У главаря от такой наглости даже дыхание в бешенстве сперло.

— Ты кто такой?! — Он вперился горящим взглядом в наглого незнакомца. — Откуда?!

Не отводя глаза, Дамир криво усмехнулся.

— Вижу, мама тебя вежливости не учила! Сам не представился, а вопросы задаешь.

Эта бьющая через край самоуверенность незнакомца немного смутила главаря, но пасовать на глазах своих подручных ему было не с руки.

— Последний раз спрашиваю, кто таков?! — Он почти наехал конской грудью на Дамира, а тот, не сдвинувшись с места, вскинул голову.

— А я могу повторить тебе еще раз, коли с первого не понял. Не твое собачье дело!

Глядя на эту сцену, я даже улыбнулся. Дамир провоцировал старшего банды на действие, и сейчас должна последовать развязка.

На мгновение возникшая тишина нарушилась лязгом выходящей из ножен сабли и бешеным криком.

— Зарублю, тварь! — Главарь вздернул кобылу на дыбы, блеснувший на солнце клинок взлетел вверх.

Лошадиные копыта замелькали прямо перед лицом Дамира, но тот, не стушевавшись, вдруг бросился под конское брюхо и, навалившись, одним толчком опрокинул кобылу на спину. Бешено выпучив глаза, лошадь с грохотом рухнула на землю, придавливая на миг потерявшего ориентацию седока.

Вся банда в каком-то оцепенении уставилась на эту картину, а в этот момент с ближайшей крыши метнулась черная тень. Прыжок! Салах приземлился на круп крайней лошади. Дикое ржание, всадник, почувствовав чужого за спиной, успел лишь дернуться, прежде чем жесткие ладони резко крутанули его голову.

Хруст шейных позвонков заглушил свист кистеня, и уже следующий грабитель повалился с седла с пробитой башкой. Начавшаяся сумятица усугубилась бешеным водоворотом испуганных коней, почувствовавших у себя в ногах человека.

Это Дамир, свалив предводителя, бросился прямо в плотную конскую массу. Рывок за ногу, и следом уход под лошадиное брюхо. Еще один рывок за упертый в стремя сапог, и еще один всадник, всплеснув руками, съехал с седла, не успев понять в чем дело.

Кто-то все-же успел рвануть саблю из ножен. Замах, и клинок понесся прямо в голову Дамира, но тот, уклонившись, перехватил руку врага. Инерция плюс мощный толчок и дрыгающее ногами тело мелькнуло в воздухе. Мелькнуло, но до земли не долетело. Перехватив противника второй рукой, Дамир поднял его над головой и с силой метнул в еще сидящего в седле грабителя.

Крики боли смешались со свистом кистеня, хлесткие удары с ржанием коней, и вот уже последний оставшийся верхом всадник, нахлестывая коня, пытается вырваться из страшной кутерьмы. Ему это почти удается, но тут пущенный меткой рукой Салаха камень бьет его прямо в затылок, заставляя клюнуть носом и повалиться в дорожную пыль.

Дело сделано. Справились без меня. Поднимаюсь и выхожу из сарая. Смотрю, как местные добивают пришлых грабителей. Все как я и наказывал, бьют дубинами, чтобы без большой крови.

Кричу Фаруху.

— Не забудь, всех пришлых стащить в одну кучу и сжечь!

Тот кивает мне в ответ, и тут я слышу отчаянный вопль Таис в своей голове:

— Справа сверху за деревом!

Дергаю головой и вижу, на скале, прямо перед въездом — арбалетчик. Уже встал на одно колено, глаз прищурен, палец на спусковой скобе. Сейчас будет выстрел!

Ухожу в Сумрак быстрее, чем успеваю подумать, и уже глядя на стрелка сквозь серую взвесь, усмехаюсь.

— Нет, без меня вам никак!

Срываюсь с места насколько это вообще возможно в Сумраке. До скалы от меня шагов десять, потом подъем, еще шагов пять. Успеваю вовремя. Грязный палец уже жмет на скобу, и я, не церемонясь впечатываю каблук сапога в голову стрелка.

Глухо валится набок тело. Арбалет медленно выпадает из разжавшихся рук, а острие стрелы втыкается во взвесь под ногами. Выхожу в реальность и меня догоняет звук ломающейся кости. Кидаю взгляд на свернутую шею и развороченное в кашу лицо.

«Что ж, сам виноват! — Без сожаления отворачиваюсь от трупа. — Мог бы уйти по-тихому, но нет, захотелось поквитаться. Вот и отметился!»

На вскидку прикидываю направление выстрела и упираюсь взглядом Салаху в грудь.

«Вот так-то, дружище! — Невольно усмехаюсь иронии положения. — Придется тебе поблагодарить ведьму за свою спасенную жизнь. Кабы не она, лежать бы тебе сейчас в пыли с арбалетным болтом в груди».

Возвращаюсь к дому старосты в некотором раздражении на самого себя и на парней.

«Вот зачем надо было весь этот огород городить! Вошел бы в Сумрак, свернул бы всем шею как курам, и дело с концом. Нет же, подавай им развлечение, чтобы нервы заиграли, чтобы жизнь они почувствовали. Дураки! И я тоже дурак! Вот сейчас стояли бы над мертвым Салахом, и что тогда?!»