— Но ты решил нарушить правила, потому что хотел извиниться?
— Да и объяснить, что я не хотел тебя пугать. Я думал, что ты несерьезно про опаивание сказала, а чтобы еще раз ткнуть в мою ошибку и намекнуть на то, что я — подонок. Понимаешь, — Раинель сел на кровать и с чувством выдал — такого я не сделаю никогда. И дело тут не в клятве. Как бы я в глаза тебе потом смотрел, после такого? Что бы я сам о себе думал? Это все равно насилие, не важно, каким способом ломается сопротивление девушки: с помощью зелья или с помощью силы — все равно результат один. Чем я тогда буду отличаться от насильника из иродильской секты? Ничем.
Не думала, что Раинель так воспримет мою реплику про приворотное зелье. С его точки зрения, я обозвала эльфа насильником, а тут — это очень серьезное преступление. Выслушивать от меня такое ему явно было неприятно.
— Вот я и… разозлился. — продолжал Раинель. — Из-за моей молодости кто-нибудь постоянно сомневается либо в моих умениях, либо в моих знаниях, либо в моральных качествах!
— Раин, я не хотела тебя обидеть, в тот момент меня просто трясло от ужаса, — Я постаралась объяснить так, чтобы Раинель меня понял, — У нас есть такая поговорка: «Цель оправдывает средства».
А мужчины часто идут к цели, невзирая на преграды, мое несогласие лишь препятствие на пути…
— Нет! — эльф даже вскочил с кровати. — Что за мир у вас такой? Что за цели, если для того, чтобы прийти к ним нужно стать подонком?!
— История моего мира знала гораздо более чудовищные вещи, чем насилие над девушками, — грустно пояснила я, обняв себя за плечи.
— Тебе не холодно? — спросил Раинель, подойдя к подоконнику.
— Нет, — я смотрела на покачивающиеся от слабого ветерка листья деревьев, — страна, в которой я родилась, называется Россия. Это холодное место. У вас тут все время душно, жарко, а я привыкла к прохладе. Летом у нас бывает похожая погода, а зимой выпадает снег. Целые сугробы! Ребенком я очень любила лепить из снега. Причем делала не только снеговиков, но и зверей, и всяких сказочных персонажей. Ты видел снег?
— Не видел, — ответил эльф.
Оказалось, пока я смотрела на ветки деревьев, Раинель неслышно сделал еще пару шагов и теперь стоял совсем близко.
— У нас снег лежит только высоко в горах. Находится там тяжело, трудно дышать, и снега так много, что можно ослепнуть. Не понимаю, что может быть приятного? — с сомнением спросил он.
— Ну, ты сравнил! — я слегка повернула голову. От Раинеля слабо пахло мятой и местным шампунем. — Для того, чтобы снег хорошо лепился, температура не должна быть низкой. Снег немного подтаивает, и поэтому можно слепить целую снежную крепость! Покидаться снежками. А еще зимой катаются на лыжах. Лыжи — это такие длинные доски, которые крепят на ноги и катаются. А так же спускаются с гор. Спуск с горы на лыжах — это нечто! Летишь, как птица, ветер бьет в лицо, все быстрее и быстрее мелькают деревья по бокам. И вот уже немного притормаживаешь, чтобы не упасть, но на большой скорости это тяжело, нужна ловкость и знания, чтобы не свалиться в сугроб. Но даже, если свалишься — это не страшно. Сугробы мягкие, если, конечно, умеешь падать. Другое дело, когда катаешься на коньках.
— Коники? — не понял Раинель.
— Нет, — рассмеялась я, — коньки, а не коники! Это такие специальные ботинки с металлическими … эээ…острыми штуками на подошве. Коньки скользят по льду. Сначала очень трудно обрести равновесие и научится кататься, но потом привыкаешь и быстро бегаешь по льду. А еще у нас есть спортсмены, которые занимается фигурным катанием и танцами на льду. Это очень красиво! Люди, как будто летают. Есть парное катание, когда мужчина и женщина катаются, а есть одиночное. А еще хоккей! Это такая замечательная игра на льду, но довольно опасная. Скорости получаются большие, и все хоккеисты таскают на себе защиту: шлем, наколенники, налокотники, такой панцирь с наплечниками и так далее. Еще у них есть клюшки и такая плоская черная штуковина — шайба. Надо забить шайбу в ворота противника, а свои ворота защитить.
— Это дети играют? — эльф, похоже, обалдел от моего рассказа.
— И дети, и взрослые, — я снова хихикнула и напела, — «Суровый бой ведет ледовая дружина. Мы верим мужеству отчаянных парней. В хоккей играют настоящие мужчины, трус не играет в хоккей!»
— И у вас все мужчины играют в этот хоккей? — растерянно спросил эльф.
— Нет, что ты! Но, наверное, каждый хоть раз пробовал. По крайней мере, в моей стране. Даже я пробовала, но мне не понравилось. Броня эта тяжелая, шлем с непривычки неудобный, клюшка огромная, но все равно игра увлекает очень сильно. Просыпается азарт, хочется победить, обыграть противников. Жаль, только хоккей очень травмоопасен. Обязательно, то упадешь, то клюшкой кто-то зацепит, и когда шайба в тебя врезается, больно, несмотря на броню. Потом вся в синяках ходишь и с разбитыми губами.
— Какой ужасный мир… — пораженно прошептал Раинель, — тебя заставляли?
Я снова расхохоталась.
— Нет, — выдавила сквозь смех, — интересно было попробовать, что это за мужская игра.
— А ты играла только с женщинами? — спросил эльф.
— У нас есть хоккей для женщин, он с ограничениями, не такой жесткий, как у мужчин. Но, когда я пыталась играть, женских команд не было, так что каталась с мужчинами и подростками.
— И другие мужчины били тебя этой… клюшкой? — ого, сколько удивление и осуждения.
— Нет, что ты! Просто игра быстрая, активная, поэтому, случайно, бывает, цепляют тебя или ты цепляешь.
— И никто не отговаривал тебя от этого безобразия?! Это же опасно! — покачав головой заметил Раинель.
— И это мне говорит тот, кто едва не выгорел, решившись продолжать заклинание! — с сарказмом произнесла я, и подняла голову, чтобы оценить реакцию эльфа. Тот заметно смутился и буркнул в оправдание:
— Все было под контролем.
— Вот и у меня все было под контролем. От пары синяков еще никто не умирал.
Раинель замер, переваривая информацию. Не стоит ему рассказывать, о том, что я целый год занималась рукопашным боем. Боюсь, эльф упадет в обморок.
— У тебя кошмарный мир, — подвел итог Раинель.
— Нет, просто у нас разное отношение. Тебя приводит в ужас то, что женщина несколько раз сыграла в хоккей, но групповуха с девственницей, четверо на одну не кажется странной или страшной. В то же время, я прихожу в ужас от этого ритуала, но совершенно нормально отношусь к тому, чтобы покататься, азартно махая клюшкой, и получить пару синяков.
— Я тоже боюсь ритуала, — внезапно выдал эльф.
— Боишься? — переспросила я, — Но почему? Ты — девственник?
Вот это номер! Неужели и, правда?
— Что? Девственник? — немного рассеяно переспросил Раинель, а потом улыбнулся, — Нет что ты! Давно уже не девственник. Я боюсь не самого ритуала, а последствий.
— Каких последствий? — не поняла я, — Ритуал должен увеличить ваши магические силы. Так?
— Да, не только магию, но и способности, — пояснил Раинель. — А у меня есть слабый дар предсказания. Иногда впадаю в транс и вижу картины возможного будущего. Бывает, мне снятся вещие сны. И этого хватит! Я не хочу, чтобы способности к предсказанию увеличились.
— Почему?
— Моя прабабка была известной предсказательницей. Она умерла больше двадцати лет назад, но я хорошо помню ее, хотя видел два раза за свою жизнь. Она сошла с ума. Слишком сильным был ее дар. Слишком много она видела, — прерывисто и тихо говорил Раинель. — Я боюсь стать таким же, боюсь, что дар сведет меня с ума. До сих пор помню ее страшный хохот и безумные глаза. И, как только подумаю, что сам могу… вот так выглядеть: кривящиеся губы, дрожащие руки, то хохот, то плач и причитания… так страшно становится.
Последние слова эльф прошептал. От отчаянья в его голосе у меня мурашки пробежали по позвоночнику, и тоже вдруг стало страшно за него. Безумие — ужасная перспектива. Раинель опустил лицо, его волосы почти касались моей щеки, руками он вцепился в подоконник так сильно, что на запястьях и предплечьях проступили жилы. Мне хотелось утешить его, но как?