Так, надо это прекращать. Возбуждает его чувственный эксгибиционизм. Одним нравится ходить голыми, другим все свои чувства напоказ выставлять. Блин, и, главное, передо мной. Неужели он влюбился? Нет, очень мало времени прошло.

— Раинель, а ты не можешь это все приглушить? — сказала я немного раздраженно. — И, давай, ты мне блоки покажешь?

Эльф явно расстроился, но меня его поведение только убедило в том, что закрываться надо научиться поскорее.

— Тогда ложись, попробуем по-другому, — мягко сказал эльф.

— Что ты задумал? — нахмурилась я.

— Ложись и узнаешь.

Прислушавшись к эмоциям Раинеля, я не почувствовала ничего опасного и легла на спину.

— Руки вдоль тела, — подсказал эльф.

Сам он вытянулся рядом, осторожно взял мою руку и переплел наши пальцы.

— Почувствуй меня сейчас. Я спокоен, расслаблен… Добейся у себя такого же состояния, а теперь строй стену. Особенную стену: все в нее может войти, но не может выйти. Можно не стену, а что-то такое, что закроет твои чувства, но не будет препятствовать прохождению других.

Я представила трубу с клапаном. Когда поток идет внутрь, ничто ему не мешает, а когда наружу, клапан закрывается. Теперь надо было построить эту трубу у себя в сознании. Легче сказать, чем сделать.

Раинель оказался неплохим учителем. Несколько раз растолковывал и направлял, его спокойный голос завораживал. Он не показывал своей заинтересованности, но я почти постоянно чувствовала его желание, пусть не очень сильное, но все же…

После занятия я долго практиковалась одна, и на другой день блок начал получатся. Потом Раин показал еще несколько вариантов блоков. Частичный и полный. Полный запирал вообще все чувства и на вход, и на выход, а частичный позволял отсечь какую-то определенную эмоцию. Например, боль или злость.

Сейчас я вспоминала этот эпизод и думала о том, что не правильно поняла слова эльфа. Раин сказал, что они хотят меня. Похоже, он говорил не только о себе и Лоране, но и обо всех побратимах. Как же мне не хотелось их ссорить! А если дальше, все будет так же развиваться, боюсь, мужчины начнут ревновать друг к другу.

Еще меня мучило осознание того, что я совсем не убивалась по Мише. Казалось, что если бы он увидел сегодняшнюю сцену с Уорном или посиделки на подоконнике с Раинелем, то он бы осудил. Почему я так мало страдала из-за его смерти? Почему так себя веду? Как я могу искренне радоваться, если его нет? Да, мне грустно и больно вспоминать о нем, но не более.

И ритуал. Не проходило и дня, чтобы я о нем не думала. Что делать? С одной стороны, меня гнетет то, что жизни побратимов зависят от моей, но с другой, я боюсь. Прежде всего, боли, потому что мое тело девственно, а четверо мужчин — это тяжело. Помню, в моем мире, несмотря на нежность Леонида, все равно было больно.

Когда он начал говорить про второй раз, я сбежала в ванну и закрыла дверь. А тут четыре раза. И побратимов, несмотря на то, что они мне нравятся, я не люблю и, наверное, не полюблю никогда. Как можно любить сразу четверых?

Да и после ритуала, что будет? Будем вести себя так, будто ничего не случилось? Я буду закрываться от их эмоций, а они от моих? Может, как говорит Раинель, рассказать все? Снова поговорить о ритуале, о своих сомнениях и страхах?

Так я и заснула, пытаясь разобраться в своих чувствах. Проснулась ночью, сама не поняла почему. Оглядела комнату и заметила черную тень в углу. Испугаться не успела, потому что из сгустившейся тьмы вдруг вышел Лоран. Он был бос, одет в черный халат, влажные волосы на голове топорщились в разные стороны. Некромант открыто улыбнулся мне и подошел к кровати. Я хотела спросить его, что он тут делает, но слова застряли в горле, потому что Лоран буднично снял халат, и оказался полностью обнаженным.

— Ыааа? — ничего более связного я выдать не могла.

Как будто бы не замечая моего обалдевшего вида, некромант залез под одеяло, подвинулся ближе и, нависнув надо мной, сказал:

— Любимая…

Причем, так нежно, мягко, прочувствовано. Все, что я была готова сказать про его наглость, мгновенно вылетело у меня из головы, а тараканы завопили на разные голоса: «Любимая? Он серьезно?! Любит меня?! О!» Пока я, впав в ступор, изображала бревно в постели, Лоран провел кончиками пальцев по моей щеке и осторожно прикоснулся к губам. Прохладные пальцы запустили мурашки по коже, я прерывисто вздохнула, и его губы, твердые, настойчивые, накрыли мои. Настырный язык проник в рот, мягко коснувшись неба. Меня окутал терпкий запах с едва уловимой нотой химических реактивов — запах Лорана. Сквозь тонкую ночную сорочку я чувствовала его твердое прохладное тело, и сама, застонав, подалась ему навстречу… но тут проснулся мозг. Какого хрена?! Что происходит?! Я начала отбрыкиваться от Лорана. Не похоже это на него, да и чувств по связи нет! Это не Лор! Я отодвинулась и, свалившись с кровати, проснулась.

Обалдело оглядела светлую комнату и одеяло с подушкой, с которыми я отважно сражалась. Ну и сон! Охнув, встала на ноги, похоже, на бедре будет синяк, но ничего, есть Раинель, он вылечит лучше мази от синяков.

Надо же! Любимая! Просто-таки волшебное слово. Нужным тоном и вовремя сказанное, оно способно творить чудеса: прекратить опасные расспросы, уберечь от удара скалкой по голове и ввести в ступор для дальнейшего поцелования. Что ж мы, женщины, такие доверчивые?! Мужики этим явно пользуются, даже во сне пользуются, негодяи!

С превосходным настроением я спустилась в столовую, чтобы застать там Лину и трех ее мужей. Они как раз заканчивали планировать дела на сегодня. Видимо, другие слуги уже вышли, получив указания, и Лина говорила о чем-то семейном. Я застыла у входа, четверка меня не видела. Садовник Жаклиан обнял супругу, что-то сказал, а потом покрыл ее лицо поцелуями. Лина тихо засмеялась, а потом по очереди поцеловала своих мужей. Я не видела никакой ревности в их отношениях, никакой фальши. Наверное, надо было уйти, потому что то, что тут происходило, не было предназначено для моих глаз, но я не могла сдвинуться с места. Для меня странно было видеть отсутствие ревности между мужчинами. Не поверю, что тут все такие неревнивые.

Постаралась незаметно уйти из столовой, ноги сами понесли меня в сторону библиотеки. Где-то на середине пути, я едва не столкнулась с побратимами. Они как раз возвращались с тренировки. Раинель выглядел так, будто бы им пропахали гектара два земли, используя вместо плуга. Весь в бурой земле, с растрепанными спутавшимися волосами, на вспотевшее тело налипли песчинки, штаны на коленях порваны. Лоран на его фоне смотрелся не так потрепано: ссадина на виске, руки в грязных разводах, мятая одежда. Волосы Уорна посерели и слиплись, и только Амран выглядел, как всегда, разве что вспотел немного и не надел рубашки, в отличие от остальных.

— Ты что пахал на них? — вместо приветствия спросила я Амрана, стараясь не пялиться на его мощное тело.

— А что? Это неплохая идея: садовнику работы меньше и тренировка выносливости… — в шутку задумался келрит.

Какое-то время мне было по пути с побратимами, поэтому я пошла рядом с ними.

— Ты зачем ему такие чудовищные идеи подаешь? — прошептал Лоран мне на ухо, вызвав толпу мурашек.

— Да, неужели тебе совсем нас не жалко? — жалобно добавил Раинель в другое ухо.

Ох, как же они пахнут здорово! Никогда не думала, что потные мужики могут так вкусно пахнуть.

— Идите, помойтесь, прежде чем перешептываться, а то вы грязные, как поросята, — улыбнувшись, сказала я.

— Поросята? Это кто? — поинтересовался Амран.

— Это такие животные, которые любят валяться в грязи.

В этот момент мы подошли к коридору, где располагались комнаты побратимов.

— Оля, ты в библиотеку? — спросил Уорн и, дождавшись моего кивка, продолжил, — Тогда через десять клепсидр спустись в столовую, мы как раз приведем себя в порядок.

Он скрылся за дверью своей спальни, как и остальные мужчины. Только некромант задержался, потому что его комната, была самой последней.