Его история, история его народа, не должна оставаться в тени забытых легенд. Он может дать большее, показав всему миру, каков он, этот странный непреклонный народ Иудеи. Надо было заключить историю Маккавеев с их верой и чудесами в суровые рамки ясной формы, как того требовала школа новейших прозаиков. Читая старые книги, он приобщался к мучениям людей прошлого, принявшим их, чтобы не осквернить заповедей Ягве. Рим созрел для того, чтобы воспринять мудрость и тайну Востока. Задача Эфраима, как он ее видел в своих мечтах — поведать миру об этом незапамятном эпизоде из истории древнего Израиля, полном героизма и пафоса, поведать так, чтобы все увидели — страна Израиля действительно избранная страна, и в ней обитает Бог.
Он никому не говорил о своих планах. Тем более, что планы так и оставались всего лишь жалкой идеей, которую он не решался воплотить в жизнь. И вновь время шло. И вновь он взрослел, оставляя свои мечты в прошлом. Вел жизнь обычного молодого человека из общества, поддерживая различные интересы и направления. Он был со всеми, но в тоже время отдельно от них, в своем мире.
Время, когда он верил, что показав историю своего народа, может все изменить, прошло. С Римом необходимо было договариваться, медленными и верными шагами, уступок за уступкой. Грубой силой их не пронять, так зачем было конфликтовать? Его новой целью стал компромисс. Ему двадцать пять лет, у него все данные для блестящей карьеры: разностороннее образование, талант, бешеное честолюбие, у него быстрый, гибкий ум. Нет, он не желает киснуть в Беэр-Шева. Исследования путей для налаживания долгих отношений двух стран, двух таких разных миров — вот чего он желал и добивался. Все, что видел, слышал, переживал, все связывал он с предполагаемым исследованием. Надо было показать возможность понимания и Востока и Запада. Но кто он такой, чтобы решать мировые судьбы? Он лишь частичка, не значащая ничего. Что он мог предложить, да и кому? Кто будет слушать какого-то провинциала. Он мог много достичь в своем родном городе, но не в Иерусалиме, и уж тем более не в Риме. И он окончательно повзрослел, осознав свою никчемную значимость.
И вот, год назад он еще стоял на распутье — куда пойти, что делать? И случились те ужасающие события, перевернувшие его жизнь. Арест отца, гонения на него, отчаяние. Все было закрыто отныне для него. Он стал изгнанником из-за жуткой несправедливости правосудия Рима по отношению к его отцу. Увидев, что делает с его отцом, да и с другими невинными, этот «римский мир», Эфраим уже не верил в силу слова, в понимание между двумя народами.
Западу, который олицетворял Рим, не понять многослойной культуры просвещенного Востока, чье сердце находилось в Иерусалиме. Два разных мира, которым не суждено стать единым целым. Но, к сожалению, Рим с этим был не согласен, и жаждал поглотить как можно больше.
Все рухнуло тогда, лишившись всего, Эфраим был вынужден сделать все, чтобы не скатиться окончательно в пропасть. Он не может. Ради младшей сестры, Мары, не может позволить себе этого. Отец давно уже собирался выдать замуж свою младшую дочь. По его желанию, когда тот еще не был узником каторги, а являлся почтенным человеком, священником первой череды, отец наметил в мужья для Мары молодого доктора Аарона из синагоги, но Эфраим, в глубине души, не желал этого брака. Он боялся оставить ее без своего надзора. Или же боялся остаться один, брошенный всеми. А после обвинении против отца, Аарон даже не навещал их, предпочитаю забыть, и не связываться себя с ними, рискую замарать свою репутацию. Многие тогда отвернулись от них. Страх перед Римом, а не презрение к несчастной семьи, заставляло избегать их.
Сейчас, когда он вернулся в свой родной город, Беэр-Шева, с кирпичного завода для каторжников, Эфраим решительно пускается по направлению к своему дому. Улицы все так же оживленны как и в тот день, когда он покинул город, впрочем они всегда полны народа. Но сегодня был выходной, и город еще больше наполнился беспечно слоняющимися людьми. Кто-то неспешно шел по своим, наверняка ненужным и бесполезным, делам. Другие же куда-то торопились, видимо что-то важное подгоняло их, или они просто такие по своей натуре. Кто-то лежал на небольших лежаках, под крытыми крышами, отдыхая и прохлаждаясь. Он был одним маленьким человечком в этом большом живущим своей жизнью городе. Он был частью толпы, сливаясь с ней, становясь незаметным. Таким же как и все. В толпе каждый был лишь частичкой одного целого. И это позволяло забыться. Просто идти, наслаждаясь увиденным, не обращая ни на кого внимания, получая от толпы в ответ такое же невнимание к тому, кто ты.
С любопытством и волнением вдыхает он воздух этих чужих домов и людей. В Иерусалиме, в этот месяц наверняка очень жарко. Но здесь, в Беэр-Шева дышится свежо и приятно, во всяком случае, сегодня. Видимо чувство возвращения домой придавало дополнительную легкость и умиротворение. Легкий ветерок развевает его волосы, они чуть длинны. Ему бы следовало быть в шляпе, ибо еврею в его положении подобает выходить только с покрытой головой. «Да пустяки» — если даже он будет ходить без шляпы, нерадивым евреем он от этого не станет. Тем более, что вера его значительно пошатнулась после случившегося с отцом. Он отрекся от Бога, который не может защитить свой народ.
Дом его располагался не в самом богатом районе, скорее наоборот, немного лучше квартала для бедняков. Люди здесь тихие, смиренные. Здесь обычно всегда спокойно. Даже в такой день, как сегодня. Здесь уже не так много снующих туда-сюда людей, в основном они лежали, кто на чем. Вот вскоре показался тот небольшой район, где находился старенький домик, приютивший Эфраима и Мару. Но как, ни странно, именно здесь можно было сейчас наблюдать какое-то небольшое столпотворение. Народ собирался в небольшую кучку, в этих узких улочках, словно их что-то привлекло. И собирался он как раз возле его дома, насколько он мог это видеть, сквозь толпу.
И навряд ли эти люди собрались возле дома, чтобы встретить его. Что же случилось? Что им всем нужно? И где Мара? Поспешив к своему дому, Эфраим начал протискиваться через толпу, недовольных этим, людей. И когда он увидел что здесь происходит, и что именно привлекло их всех, он подумал, что это конец. Все рухнуло окончательно.
Его дом, в котором они с Марой жили, после ареста отца, оказался «заражен» проказой. В Иудее это частенько случается в таких бедных кварталах. Тогда на стенах появляются маленькие красноватые или зеленоватые углубления, расползающиеся со временем по всему зданию. Бывает, что обходилось заменой камней, но бывали случаи и похуже. Порой дело доходит до того, что дом приходилось ломать полностью. Эти углубления появились еще месяц назад, когда Эфраим отправился к отцу, но тогда он обратил на них особого внимания. Дом и так старый. Теперь же дом был полностью покрыт этими углублениями и пятнами. И вот сейчас, его родной дом, разбирали на куски. Иногда в «излечении» от проказы помогает священник, но церемония эта очень сложна.
Вот и сейчас священник приказывает людям выломать «заболевшие» камни, затем он должен будет взять двух птиц, кусок кедрового дерева, червленую шерсть. Кровью одной из птиц он должен окропить дом семь раз, а другую птицу выпустить на свободу в открытом поле, за городом и тем умилостивить Бога. Тогда считается, что благодаря этой жертве дом очищен, и не способен заразить другие, соседние с ним. Конечно, ведь он полностью разобран и разрушен. Но где же Мара? Среди этой толпы ее не было видно. Знала ли она о случившемся? Скорей всего, нет. Дом ведь недавно еще начали разбирать. И раз здесь ее нет, значит она еще утром отправилась на базар. Надо ее немедленно найти, а затем думать, что делать дальше.
Взглянув в последний раз на то, что когда-то было его домом, Эфраим отправился на Восточный базар за сестрой. Покинув район для бедняков, он вновь вернулся в оживленный поток людей. По улице тарахтели телеги, тащились лошади и волы, бондари катили бочки, кругом — шум, гам и суета. Все это сейчас ужасно мешало и тормозило его. Надо было найти другой, более малолюдный путь. И решив срезать дорогу, Эфраим отправился по улице через рыбный рынок, который мог вывести его в небольшие узкие проулки и улочки, ведущие как раз на Восточный базар.