— Я тоже так решил, увидев впервые его, в камере. Да и сейчас он не сильно-то изменился. — Анилей словно оправдывался перед ним. — Но все указывает на него. Никаких сомнений.

— У вас может и нет сомнений, а я все же скептически отношусь к тому, на что он способен. Он жалок. Вы только взгляните.

— Уверяю вас, у него есть внутренний стержень. — Анилей мельком взглянул на меня, словно виноват во всем был я. — Ему лишь нужна мотивация, стимул.

— Сестра? — Римлянин сказал это с таким пренебрежением, что во мне всколыхнула ярость, и сняла оцепенение сковывающая меня прежде. — И что она…

— ХВАТИТ! — Я выплеснула в это слово всю свою злость, обращаясь сразу и к Анилею и к римлянину. — Вы можете делать со мной, что угодно. Но Мара…

— Какая дерзость. Какое-то ничтожество смеет указывать мне, что делать. — Римлянин слегка передернул плечами, не обращая на меня внимания, но при этом у него промелькнула легкая улыбка. — И как вы позволяете только этим… вмешиваться в разговор господ?

— Но вы же сами хотели, Люций, чтобы он присутствовал здесь. — Анилей гневно посмотрел в мою сторону, но при этом голос его дрожал. — Я же говорил, что он не так уж прост. Нужно лишь надавить…

— Да-да, стимул.

— Вот именно. У меня тоже были сомнения, что он способен на то, что те трое несчастных говорили, но я заставлю его…

— Постой, дорогой Анилей. А может он и вправду ни чем не примечателен? Просто стоит горой за свою младшую сестру и всё.

— Я заставлю его либо доказать, либо опровергнуть это. Он у меня…

Я сжал свои кулаки, сделав шаг вперед, намереваясь решить всё здесь и сейчас. Я не позволю им причинить вред моей бедной Маре. Нет, никогда. Им нужен стержень, сила… Так я покажу им, на что способен. Вся моя злоба и ярость накатывала, захватывая мой рассудок. Я не мог вот сдаться — кто они такие, чтобы решать человеческие жизни? Только то, что у них есть какая-то власть от рождения, ничего не дает им, никакого права решать за других. Тот римлянин, которого Анилей назвал по имени Люций, обратил внимание на мое приближение, взглянув вновь своим холодным взглядом. Я приближался, намереваясь наброситься на него, как что-то внезапно ударило меня откуда-то сбоку, где никого не было. Тяжелый удар повалил меня на пол, лицом к Люцию, который продолжал смотреть на меня.

— Какой нервный юноша, и до чего неловкий. — Бросив последний презрительный взгляд в мою сторону, Люций обернулся к Анилею, направляясь при этом к выходу. — Убедите меня, что он действительно тот, за кого вы его выдаете. Тогда и поговорим, дорогой Анилей.

— Либо я докажу, что он обладает силой, либо он будет страдать за оскорбления которые нанес. — Анилей, извинившись перед Люцием проводил его до дверей, передав там сопровождающим, а потом резко обернулся ко мне. — Поднимайся уже!

Я все еще не понимая, что произошло со мной, медленно, опираясь на стену, поднялся с пола. Вся моя злость куда-то ушла, и я теперь стоял перед ним, в полной растерянности, ожидая приговора.

— Я смотрю, ты уже поправился. Прыгаешь тут на приличных людей. Моли Бога, что ты упал, не дотронувшись до этого… — Анилей презрительно сморщился, ища подходящее название для Люция. — как я их ненавижу. Приходят словно в свой дом, распоряжаются, словно не ты хозяин, а он.

— Я…

— Да молчи ты уже. Хватит с тебя. — Анилей махнул в мою сторону, показывая, что говорить будет он. — Эти римляне, паршивые свиноеды, мнят о себе слишком многое. Будь моя воля, всех бы прибил к их же крестам. Вечно они лезут везде… Вот и этот как-то разузнал про тебя. Пришел тут, приказывает, расспрашивает. Сам-то непонятно кто, а ведет себя как будто император.

Анилей продолжал высказывать мне свое мнение об этих римлянах. Раньше я не замечал за ним этой ненависти. Может потому что, я и не общался с ним особо. Но этот Люций вывел его из себя. Он явно поставил его на место, и это дико раздражало Анилея. Но поделать он ничего не мог. Всё, что я смог понять, так это то, что он этого самого Люция видел впервые жизни, но он так его устрашил, что тот задрожал перед ним. И еще этот Люций активно интересовался моими возможностями. Но видимо разочаровался во мне, что было на руку Анилею, который по-прежнему ждал от меня проявления чего-то.

— Вообщем, мой дорогой Эфраим, надо что-то решать с тобой. Ты ведь знаешь, что у нас в городе располагается небольшой римский гарнизон? Так вот, ты либо проникнешь в него, своим необычным образом, и убьешь одного из командиров, либо будешь смотреть как твою сестру режут на куски. Тебе ведь ничего не стоит появиться, убить, и исчезнуть? Либо так, либо никак. И поверь, я узнаю, о том, как он был убит. Так что иди, и докажи нам свою полезность. Время пошло.

У меня не было сомнений, в том, что мне предстояло убить кого-то. Лишить человека жизни? Я должен был это сделать. Вот только как? Проникнуть в хорошо охраняемый гарнизон римлян и вот так, запросто, перерезать человеку горло, да еще и уйти незамеченным. В жестокие игры мы играем…

День проходил, и надо было собираться, а мысли так и не покидали меня. Они прогрызали все мои внутренности, заставляя сжиматься, только от одной мысли, что я не справляюсь. Я представлял ужасные вещи, и не мог избавиться от этих видений — поскорее бы ночь. Ночью все кажется проще. Может я и сумею провернуть это… Должен. Один шанс, и одна попытка. Я рискнул и поставил на чашу весов, все что у меня была, и повернуть назад уже не мог.

С приходом сумерек, до которых я так и не успокоился, Симон подошел ко мне. Я не знаю, верил ли он мне, было ли хоть немного ему жаль… Где-то в глубине души он конечно сочувствовал нам, но не показывал этого. Почему-то он не сомневался в том, что я легко проникну в гарнизон, и больше переживал о том, смогу ли я убить человека. С одной стороны все эти разговоры отвлекали меня, но с другой и тяготили в тоже время. Симон не мог мне помочь, а значит я должен рассчитывать на себя. Он верный пес своего хозяина, хоть и не лишенный человечности. Но при этом и пальцем не пошевелит, когда будут убивать мою сестру. А позже подойдет и скажет, что сожалеет… Такой вот он человек. Я должен не мог злиться на него за это.

— Оставь все свои сомнения, страхи здесь и сейчас. Выйди с чистым разумом. Все кажется сложным, пока не начнешь, а дальше все пойдет легче и проще. Человек должен быть тверд в своем решении, не сбиваясь искушением сдаться и отступить. Мы можем стоять вечность рассуждая, что будет, если сделать так, а что если… Не стоит этого. Прими то, что должен.

Остальным наемникам было глубоко наплевать на все происходящее. Их не касались чужие проблемы. Да и не знали они толком, что должно было сегодня произойти. Об этом было известно только трем. Как же сложно чувствовать себя одиноким в этом огромном мире. Столько людей, и никого к кому можно было обратиться за поддержкой. Верующие просили помощи у Бога, нашего незримого Бога Ягве. Но не я… Может все это и было моим наказанием, но я сам разберусь в этом, без Него. Отречься от Бога меня вынудили сомнения в Нем…

Может я и ничтожество по сравнению с Ним, и ничего не смыслю в его планах, мотивах… Но смириться с такой несправедливостью не могу. Не могу понять Его. Для чего всё это? Он играет нами, и я… не хочу участвовать в этом. Играть по Его правилам. Я бросаю Ему вызов — и никогда не обращусь к Нему вновь. Отныне я свободен от… всего. Моя жизнь в моих руках, и… висит на волоске. Смогу ли я сам выбраться из бездны, в которую пал? Найти путь, выход…

С другой стороны, мне словно давали шанс всё это время, оттягивая неизбежное. Мной двигали как пешкой в какой-то игре. «Вот, держи меч, и иди, убей вон того человека, а мы посмотрим». Страдания другим им в радость и удовольствие. Но надо остановиться… Прекратить эти мысли. Ночь наступает, не спрашивая твоего разрешения, и выталкивать вперед. Как сказал Симон: «Оставь все сомнения здесь и сейчас, выйдя свободным от них». Пора.