Я необычайно был рад вновь увидеть ребят из своего разведзвена и, конечно же, капитана Комарова.

Все те неурядицы, что у нас с ним были раньше, после битвы при орбите Марса стали какими-то несущественными и малозначимыми. Поэтому мы с ним обнялись как старые друзья, которые давно не виделись. Но кому я был действительно рад, так это младшему лейтенанту Растропиной. Девушка тогда долго смотрела на меня своими голубыми глазами, но поцеловать кадета при всех так и не решилась.

Катер прибыл вчера вечером, и персонал училища тут же разместил всех гостей по свободным блокам, поэтому с Ариной нам вновь не довелось увидеться. Но я знал, что сделаю сегодня вечером.

Бабушка, которая к сожалению не смогла приехать, однажды подарила мне свое кольцо. Кольцо был довольно-таки красивое, резное, с небольшим камнем. Она сказала мне, чтобы я подарил его своей избраннице. Тогда мне было всего лишь четырнадцать лет, и я не очень понял, о чем она говорит, но вот буквально вчера вечером меня осенило. Я кинулся на поиски этой безделушки. Пришлось переворошить горы разнообразного хлама, чтобы найти этот старый подарок.

Я пригляделся к Растропиной, у нее на шее до сих пор висел тот медальон, что я оставил ей, перед тем как наше звено в составе военного конвоя отправилось на Юпитер.

Небольшая серебристая фигурка цапли, очень подходила к ее платью, что меня, конечно, искренне радовало.

От разглядывания толпы мой Сафинский кадетский разум отвлекло шипение Петрова и громоподобный голос начальника летного училища.

— Здравствуйте, товарищи кадеты! — голос контр-адмирала Матвеева, усиленный микрофонными модулями, эхом разлетелся над всей немалой территорией плаца.

— Здравия желаем, товарищ контр-адмирал! — в раз проорали сто десять глоток.

С высокой трибуны был оглашен приказ министра обороны Российской Федерации о присвоении выпускникам первого офицерского звания.

Затем начали всех вызывать поименно. Выпускники провожали радостным взглядом того кадета, чьи имя и фамилия эхом проносились над плацем, и он, чеканя шаг, отправлялся к выстроившемуся в ряд личному составу училища под звуки туши.

Обратно в строй пилот возвращался уже в звании лейтенанта с дипломом в руках, с нагрудным знаком на кителе и офицерским кортиком в ножнах.

— Диплом о получении высшего военного образования, и звание лейтенанта вручается курсанту Ивану Геннадьевичу Сафину!

Сначала я растерялся, но Май слега подтолкнул меня, мол, иди уже. Я сделал несколько шагов из строя, и, чувствуя на себе сотни взглядов, пошел к преподавателю астрофизики Ивану Елизаровичу.

Костромской уже держал в руках нагрудный знак. Приблизившись к нему, я широко улыбнулся, не в силах сдерживать мимические позывы. Он тоже улыбнулся и прикрепил нагрудный знак к моему кителю. Затем Костромской вручил мне офицерский кортик, который тут же занял свое место на ремешке по левую руку, и наконец, он отдал мне диплом.

— Поздравляю, не думал, что ты справишься, — произнес он и пожал мне руку.

— Спасибо, — лишь смог ответить я, и, развернувшись кругом, отправился, в строй, под оглушительные аплодисменты со стороны трибун…

Потом, по окончанию торжественной части, к нам пустили толпу родственников. Со всех сторон были слышны поздравления, как для отдельных личностей, так и для всего выпуска. Где-то чуть поодаль, радостно вопила Марта, девушка Мая (ну, не правда ли забавно получается?).

Я отвлек свое внимание, чтобы по ее голосу найти своего друга. Петров радостно махал мне из глубины толпы, затем повернулся к своей девушке и, сняв с головы фуражку, поцеловал ее. Я улыбнулся своему другу, который, не отрываясь от Марты, показал мне поднятый вверх большой палец.

Вдруг я почувствовал, что на мое плечо легла тяжелая рука. Отец. Вся семья стояла за моей спиной.

Сначала отец протянул мне руку для рукопожатия.

— Да, что мы, не родственники что ли? — в следующий момент, улыбнувшись, произнес он и крепко обнял меня, оторвав от земли.

Мой отец Геннадий Петрович Сафин был на голову выше меня и шире в плечах, поэтому издалека в своем пальто он походил на медведя, да и хватка у него была тоже не человеческая.

По хрусту в ребрах я понял, как он рад за своего сына… Какие еще слова, и так все понятно. Отец такой человек, которому не нужны слова, чтобы выразить свои чувства.

— Гена, отпусти сына, — ласково произнесла мама, — ты ему сейчас ребра сломаешь.

Отец вернул меня обратно на твердую землю и поправил мою фуражку, съехавшую на глаза.

— Мам, а где Арина? Ты не видела ее?

— Арина? Это та милая девушка? Я не знаю где она.

Я понимающе кивнул и огляделся. Пока мама и сестра, говорили мне что-то радостное и очень трогательное, мое зрение усердно искало в толпе знакомое лицо.

К сожалению младшего лейтенанта Растропину я не нашел, зато отчетливо увидел белесую макушку капитана Комарова.

Оставив родителей и сестру, я двинулся через радостную толпу. Над плацем гремела торжественная музыка, от которой уже начало понемногу закладывать уши.

— Ванек!!! — прокричал, из неоткуда вынырнувший, Ставропольцев. По пацански обнявшись с еще пятью выпускниками, он что-то громко кричал.

— Выжили!!! — он кинулся и повис на моей шее, крепко по-братски обнимая, — блин, мы же с тобой и огонь и воду прошли.

— Слушай, а ты Арину не видел?!

— Кого?!

Через общий гул множества голосов и грохот музыки было мало что слышно, но я все-таки повторил прямо Ставропольцеву в ухо.

— Арина! Ну, врач со «Стрелы»!

Выпускник, немного замялся, потоптавшись на месте.

— Не, не знаю! Может капитан знает?!

Я сказал другу, что мы еще увидимся сегодня и побрел дальше сквозь толпу.

Арина неожиданно вынырнула из группы выпускников и, обняв меня за шею, нежно поцеловала. Вот. Вот этого я и ждал.

— Молодец, — прямо в ухо мне произнесла она, не отпуская из объятий, — я горжусь тобой Ваня.

— Лейтенант Сафин, — поправил я ее, — теперь я выше тебя по званию.

Девушка засмеялась.

— Я видел, ты с моей мамой спелась, — сказал я, целуя Растропину в кончик ее острого носа. Она смущенно убрала взгляд.

— У тебя очень хорошая мама, — произнесла Арина, — не то, что моя.

— Ну, у нас еще будет время познакомиться с твоими родственниками, — сказал я, все еще улыбаясь как дурак, хотя уже скулы понемногу сводило.

— Я, как раз, кое-что хотела тебе сказать…

Но договорить ей, было не суждено, потому что сзади меня обхватил мертвой хваткой капитан Комаров.

— Ванька! — воскликнул он, — ну что к нам теперь?! Будешь официально нести службу в разведзвене!

— Ну, это еще не ясно, вечером скажут, сколько у меня баллов, тогда и посмотрим, где я буду нести службу!

Вечер обещал быть великолепным. Концерт, банкет и праздничный лейтенантский бал. Все это должно было пройти под прекрасным куполом дворца молодежи в городе Петропавловск-Камчатский.

Под потолком гигантские хрустальные люстры, высокие колонны, много белого цвета. В главном зале, где проходил выпускной бал, негде было яблоку упасть. Кто-то уже весело пританцовывал под музыкальное ассорти от одного из лучших Луноградских диск жокеев.

Небольшая группа новоявленных лейтенантов во главе с Ставропольцевым заняла все сидячие и стоячие места возле банкетного стола, который своевременно отодвинули к стенам.

— За наших родителей, которые подарили космофлоту Объединенного человечества хороших и не очень… да, нет же, только хороших пилотов! — радостно произнес очередной тост лейтенант Ставропольцев, поднимая бокал наполненный красным вином до краев. Следом за ним в воздух поднялись еще несколько бокалов.

Очень долго перечислять всех, за кого в этот вечер выпили пилоты. Проще было сказать, кто еще остался не упомянутым…

Особенно тяжело было пить за погибших товарищей. Мне сразу вспомнился Генка Ка. Круглолицый веселый парень. В его смерти я обвинял себя, потому что, если бы в мой истребитель не попала шальная ракета, то до него не достал бы крейсерный лазер. Сложно было поверить в то, что этот радостный парень погиб. Но отчеты военной экспертизы, говорили о том, что от пилота-истребителя Ка осталась лишь небольшая горстка биоматериала, по которому его и опознали.