— Так что ему от меня нужно? — Мне почему-то на ум пришел Люций, и тот момент, когда я упал, получив удар из ниоткуда. Но про убийство он знать не мог. — Почему я, если он знает, что не обладаю силой?

— Мы с ним заключили определенную сделку. Пока я не могу тебе сказать, в чем суть этой сделки. Это между мной и им. Но ты являешься частью этой сделки. Я должен тебе помочь.

— Помоги моей сестре. Вытащи ее.

— Всему свое время. Сегодня ты должен убить римлянина? Я это сделаю за тебя. А там будет время, чтобы забрать твою сестру. Через несколько дней. Ну, так ты согласен?

— Не знаю зачем я нужен твоему римлянину, но если поможешь моей сестре, я сделаю всё что угодно.

— Хорошо, очень хорошо, что мы пришли к общему пониманию. Я помогаю тебе, а ты в свою очередь мне. — Он развернулся и направился по направлению к лагерю. — Когда придет время, я найду тебя, Эфраим.

Заключив эту странную сделку, я не знал, что ждет меня впереди, но по-крайней мере была хоть какая-то надежа, что наконец всё образумится. Шанс… еще один шанс, возможность. Я не мог им не воспользоваться. Не мог лишиться попытки выбраться из бездны. Я все еще падал, но уже медленнее, цепляясь за жалкие выступы. Выдержать… Не сдаваться…

Исаак, сжав свой предмет в руке, начал перемещаться своими небольшими прыжками. А я смотрел на него завороженный, наблюдая как он, то исчезает, то вновь появляется, скрываясь во мраке ночи. Вскоре он оказался где-то в темной, неосвещаемой части лагеря, и скрылся из моего взора окончательно, продолжая где-то там свои необычные прыжки. Я представлял, как он появляется в палатке римского командира. Как подкрадывается к тому, спящему крепким сном. Как он перерезает горло моим клинком с двойным лезвием, одним резким движением, лишая того жизнь. Одна жизнь была положена в эту ночь на чашу весов моей бедной Мары. Сколько еще людей должно отдать свои жизни за нее? Сегодня я заключил сделку с Дьяволом. По-крайней мере, так он мне представлялся. С этими странными разноцветными глазами, светящимися во тьме — один небесно-голубой, другой светло-зеленый. Он спасал мою Мару, а что должен был сделать я… Страшно было даже подумать, что может понадобится Дьяволу.

Было необычайно жарко. Солнце беспощадно палило, вынуждая людей скрываться в тени, ища убежища от его испепеляющих лучей. Из-за этого весь город казался безжизненным и пустым. Это так напоминала вечность… Сколько прошло лет с тех пор, как их освободили из того заключения? Жить одним повторяющимся днем — что может быть хуже? Ужасные воспоминания, ужасные времена… Но теперь все иначе. Сегодня мы свободны, мы можем идти куда угодно, и делать, что угодно… Почти всё.

Если бы только Всадники позволили, они бы развернулись здесь на полную. Рим? Да они растопчут их и не заметят, и на руинах заложат новый… свой собственный. Но нет, Всадники не желают открытого вмешательства. Хотя чего им было бояться? Они хотели разрушить этот мир, его порядок, устои, и не дать человечеству объединиться под одним крылом. Так от чего же не сделать это прямо, жестко, но наверняка. Вместо того, чтобы десятилетиями медлить, нанося удары исподтишка. Легкие уколы, которые Рим даже не замечает.

Время уходило, а они так и не сдвинулись с мертвой точки. Всё на том же паршивом месте, гниют потихоньку. Здесь у них нет вечности. Все надо решать уже сейчас. Так думают многие из Отверженных, лишенных своего имени давно, во время заключения в Вечность. Теперь и не было в этом нужды. Имя не значило ничего. Власть — вот что имело реальную силу, и у них она была, благодаря Всадникам. Предметы… Они дали нам предметы и… власть. Но при этом не дают воспользоваться ей. Старые устои… Всадники не могут избавиться от ненужных правил и запретов.

Но от того, что так считает большинство Отверженных, мнение Всадников не менялось. Но что это? Какой-то шум… Похоже было, что кто-то поднимается ко мне. Новости, что же еще. Все те же, что и раньше. Ничто не менялось в этом мире само по себе. Из открытого окна прохладно дуло, что успокаивало, и снимало эту невыносимую жару. Я отошел от спасительного окна, ожидая, когда же наконец войдет мой гость. Звуки усиливались, шаги становились все отчетливее — вот он уже преодолел лестницу и подошел к двери. Я никогда не закрывался — бояться чего-либо уже не в моей привычке. Столько пережить в этой чертовой жизни…

Дверь легонько раскрылась, и мягко ступая, вошел один из моих братьев, Отверженных. Не узнать нас было невозможно и все благодаря отметине — чудовищному шраму, покрывавшему левую половину лица, выжженный особым сплавом, расходящийся паутинам от виска и до самой нижней части лица. Этот шрам не заживет никогда — память на всю жизнь, кто ты. Каждого из Отверженных украшал такой шрам, выделяя нас из толпы, словно мы какие-то чумные или прокаженные, и нас должны видеть издалека. Хранители так и считали, заключая нас в вечность, нанося эти шрамы, в назидание за наши «поступки». А что мы сделали? Жуткая несправедливость… Они считаю правыми только себя, а остальные так… Их мнение ничего не стоит. Если Хранитель вынес приговор — он не подлежит сомнению.

— Жуткое затишье, как и всегда? — Мой брат по заключению обратился ко мне с ленивым выражением лица, но я видел, что его что-то беспокоит. — Когда же будет ветер перемен, брат?

— Не знаю застанем ли мы его. Все так сложно…

— Мир никогда не был простым. Что мы можем сделать? Ничего. И это нагоняет жуткую тоску и скуку.

— Да, все верно, брат. Мы застряли посреди океана в штиль, не зная куда податься и что делать. И самое страшное что наши «капитаны» и сами не знают…

— Они просто не могут решиться. Сделать этот преступный шаг. Для них все еще жив в головах их кодекс. Это мы преступники, а они… Для них не все так просто.

— Человек… Не какой-то конкретный, а просто самое понятие человек, для них свято. Но как можно изменить этот мир, если не причинять человеку вред?

Они всегда будут для меня непостижимы и непонятны. Их действия, решения, мысли — всё это… Я прост в своих поступках, и не задумываюсь о последствиях. Живу, не обращая внимания на то, что несут мои действия, мой выбор. К чему всё это приведет. А они… Странные. Я играю со своим предметом, зверьком Мунго, позволяющим погружаться в тень. Подбрасываю его вверх-вниз. Он закреплен на особой цепочке, которая крепко была закреплена на моей правой руке, чуть выше запястья. Так вот и болтался мой Мунго на цепочке, свисающей с руки. Каждый из Отверженных получил свой предмет, но пользоваться толком нам запретили.

— Я собственно пришел по важному вопросу. — Мой брат, немного замялся в неуверенности, что я давно за ним не замечал. — Я получил подтверждение… о Хранителе в Египте.

— Еще один? — Теперь я понимал его обеспокоенность. — Уже третий, и все здесь, на Востоке. Что же им нужно?

— Трое в одном месте, где им не положено быть. Я думаю они знают о нас.

— Брось, это. Откуда они могут знать? Это просто совпадение.

— Совпадение что они рыскают тут? Они явно ищут нас. Трое?! Понимаешь? А может и больше.

— Ты хочешь сообщить Всадникам?

— А что еще делать? Пусть они и разбираются с ними. — Он явно был всерьез встревожен тем, что Хранители могли узнать о том, что мы здесь, в этом времени, и что мы затеваем. — Не можем же мы просто сидеть и ждать, когда Хранители найдут нас?

— Я хотел бы сначала узнать, чего они здесь забыли. Постой-постой. — Он хотел меня прервать, но я остановил его. — Повторяю, надо убедиться в том, что они действительно пришли за ними. За тем, первым, которого мы обнаружили, наблюдают?

— Здоровяк? Да, двое братьев следят за ним незаметно.

— И он еще их не обнаружил?

— Да, но…