Я осторожно, стараясь не упасть и не помешать Рите, сползла с кровати и, придерживаясь за стену, по шажочку прошла к круглому оконцу. Высунулась в него, поближе к зеленовато-голубому, бескрайнему, тёплому морю с барашками. После невольного мрака всё показалось ярким, объёмным, наполненным… Я вдохнула полной грудью и поняла, что оно было наполненным — счастьем! Счастье играло в воздухе золотыми искорками, щекотало нос, ласкало море. А-ах!

Захотелось смеяться и плакать от переполняющих меня чувств.

И стоять на своих ногах тоже было счастьем. И дышать, ловя носом эти искринки… Счастье, когда не болит ничего. Счастье, когда голова не отваливается, и в суставах не крутит. Хорошо-то как! Я живу-у-у! Ура!!!

В моей голове переливчато засмеялось Око:

«Правильно, девочка, счастья везде много. Черпай ложкой! Но оно таится только в сей-час, во вчера и в завтра его не ищи В них живут или воспоминания, или планы. А счастья нет». И мир заулыбался Оку в ответ солнечными бликами. Я тоже: от уха до уха.

— Спасибо, Око! — радостно прошептала я.

За спиной послышался шум шагов. Даже жаль, что моё счастливое мгновение будет прервано.

— Тася? — послышался голос Киату. — Ты встала? Наконец-то!

— Тася, ты встала! О! — вышла из медитации Рита. — Голова не кружится?

— Нет, нет! Так всё хорошо! Идите сюда! — заулыбалась я, снова глянула на море, подставляя лицо приятным потокам воздуха и запахам водорослей. Искорки растворялись, и их уже не было видно, но я-то знала, что они есть. Везде!

Мимо пролетел карпадос, глянул на меня, а затем взмахнул крыльями и унёсся ввысь, и ветер выложил из пенистых облаков фразу «Счастье есть». Я ахнула и обернулась:

— Киату, Киату! Смотри, что на небе! Рита! Смотри!

Мой любимый подошёл и выглянул.

— Облака. Да, скоро их будет больше. На скоростном течении уже не так долго нам осталось плыть до берегов Аквиранги. Там море становится холоднее, а небо пасмурнее.

— Да нет же! Посмотри, что там написано, Киату! Вон, — я ткнула пальцем и с сожалением заметила, что ветер разнёс облака в строны, и осталось лишь смутное, едва угадываемое «Есть».

Киату не понял. Увы, он не понимает мой язык, или язык Ока…

Рита подошла, когда уже всё исчезло. Пожала плечами.

— Я рада, Тася, что тебе, наконец, лучше.

А я немного расстроилась от того, что те, кто мне так близок, не увидели послания от самого Ока. Впрочем, может, Рита чаще его встречает в медитациях? Надо расспросить у неё потом. Ведь счастье есть, о нём надо только не забывать!

— Мне так понравилось медитировать! — воскликнула я. — Мы будем ещё?!

— Почему бы и нет? — сказала как всегда спокойная Рита.

Киату взглянул на нас пытливо, чуть склонил голову и попросил:

— Рита, ты могла бы нас оставить одних, мне нужно сказать Тасе кое-что важное?

— Не вопрос, — ответила она и направилась к дверям.

Киату проводил её до двери, плотно закрыл её и задвинул защёлку. Посмотрел на меня. Ах, какой же он красивенный, какие у него синие-синие глаза! Киату улыбнулся, но как-то грустно:

— Какая ты красивая, Тася! Когда улыбаешься.

— Ты тоже! Знаешь, что было в облаках? — решила не скрывать от него я своё открытие, ведь счастье переполняло мне душу и этим так хотелось делиться.

Он усмехнулся:

— Огромная конфета?

— Почти…

Я осмелела и подошла ближе, почти не качаясь.

— Видишь, я крепну? Всё хорошо. — Я положила ему руки на плечи и заглянула в глаза. — Поцелуй меня.

Киату отвёл взгляд, вздохнул и поцеловал лишь пальцы.

— Не бойся, — прошептала я. — Нам любовь подарена. И жизнь подарена…

Киату снова вздохнул и осторожно обхватил мои предплечья. Взглянул глубокими, пронзительными, как море ночью глазами и сказал:

— Как раз об этом я и хотел поговорить.

Эта неделя плавания оказалась невероятно тяжелой для Киату. И было плевать на то, что они проскочили чудом Морну. Плевать на то, что море открыло скоростные течения, по которым, как по рельсам, красавец «Диатор» скользил без усилий. Так быстро Киату ещё не плавал! Звёзды показывали близость северных морей, а Киату не находил себе места. Его хрупкая девочка чуть не умерла! Какие, к чертям, миссии и сверхзадачи!

Все эти дни Тася не вставала, почти не ела, много спала и вздрагивала во сне. Её высокий лоб покрывался холодным потом, и она плакала. Во сне постоянно. А когда просыпалась, улыбалась и ни на что не жаловалась. Даже шутила, тщетно пытаясь встать.

— Вот вам джива досталась! Супердистрофик, которого с горшка сдувает.

— Перенапряглась, корабли таская, — хмыкала Рита.

— И один памятник! Протестное движение в Москве должно выдать мне премию за похищение Петра Первого! Как ты думаешь, выдадут? — хихикала она с Ритой.

— Кто ж тебе поверит?

— Блин, а я премию хочу. Я б потратила на кучу конфет. Так хочется чернослива в шоколаде и «Гусиные лапки»! И лимонных долек! И Киндер сюрприз! А ещё я как накупила бы себе платьиц брендовых! И туфелек! И маме, и тебе, Ритуля! Ой, а тебя, Киату, мы бы тоже классно приодели. Тебе б косуха пошла и сапоги ковбойские! И очки такие крутые от солнца, типа Пилот!

— Я и так неплох, — бурчал Киату.

А у самого разрывалось сердце. Стоило Тасе провалиться в сон, он переставал её чувствовать, словно она вовсе не существовала среди живых. Да и днём Тася ощущалась еле-еле — слишком мало силёнок осталось в тоненьком теле девушки. И кто просил её спасать его от Хавров?! Вспомнилось, что по преданиям тот, кого приворожили, готов всем пожертвовать для своего «хозяина», становится в некотором роде его слепым рабом. Может, оттого и Тася поступала так? Глупенькая! Он не хочет её жертв!

В первую ночь Киату баюкал её и целовал в лоб, как маленькую, когда Тася кричала во сне. И в тусклом свете лампы с отчаянием смотрел, как уродливым браслетом разрослась на ее узкой щиколотке вязь от колдовской жемчужины. Его собственная была не такой страшной.

Комом завязла в горле вина.

Он не мог не слышать, что даже в шутках его маленькая девочка хотела домой, в свою Москву, в этот жуткий техномир, который был ей родным! Она говорила о маме. Тася скучала. И, возможно, если бы не привязка, она бы вернулась туда сразу. И не было бы этих сверхзадач со спасением мира! Да и не по её это силам, что бы ни говорило Око!

Глубоко за полночь, мучаясь от желания сделать что-то, Киату вышел на палубу мчащегося по волнам корабля. Спустился по якорной цепи и попросил море отдать все его силы Тасе. Море отказало. Лишь облило его с ног до головы водой, как дурака, и повесило на ухо зубастую креветку, словно издеваясь.

Киату это не остановило. Он решил поспорить с самим Оком относительно Таси! Отчего-то казалось, что имеет право. Ответственность уж точно была на нём — в этом Киату не сомневался.

Он вернулся в каюту. Его девочку бил озноб, и снова она была почти неживой. Кожа бледная и холодная — аж самого в дрожь бросало! Поцелуй для возвращения сил много Тасе не дал. Всего лишь на час она разрозовелась и заворковала уютно, как птичка. Прижалась к нему, так, что аж в паху стало горячо, скрутилось всё в тугой узел… «Нельзя! Ничего нельзя!» — оборвал себя Киату и ограничился ласковым поглаживанием по руке и голове больной девушки. Боги! Как же хотелось большего! Но время ли было помышлять об этом, если вскоре Тася опять провалилась в сон, похожий на забытьё? А потом началась лихорадка.

Рита меняла влажные повязки на голове девушки, а Киату метался, не зная, чем помочь.

И вдруг до него дошло — он ведь дживари! Он имеет власть над дживами, так пусть же явятся сюда и помогут своей младшей!

Киату выругался от души и хлопнул ладонью по столу. Увы, так просто дживы не явились. Отправив Риту спать в собственную каюту, Киату вытащил из сундука древние свитки, которые по наитию прихватил с собой в дорогу. Нашёл заклинание, кажущееся ему ранее не более, чем обычным ритуальным стишком. Прочитал трижды и почувствовал, как вскипает кровь. Прочитал двенадцать раз — она забила фонтаном по вискам, и все одиннадцать джив материализовались в каюте, едва в ней уместившись.