— Слава Богу! Ты живой!

Арргарр не отвечал, глотая воду жадно, как выброшенный на сушу кашалот.

Кровь бурлила в жилах Киату, азарт погони и драки ещё не улёгся.

— А даже и хорошо, что морок! — махнул он рукой, притянул к себе хрупкую девушку и впился в её губы. Сладкие. Нежные. Тёплые. Как у настоящей… Любимой. Киату поплыл, паук в склянке на груди заколотил лапками так, что чуть не выбил навылет сердце, и обе чёрные жемчужины разгорелись подобно раскалённым углям.

— Это не моррок! — услышал сквозь туман в голове Киату. И тут же понял, что ошибся.

Он в страхе оттолкнул девушку. Та чуть не упала. Он поймал её. Поставил и отшагнул в тень.

Тася провела пальцами по губам, как заворожённая:

— Киату…

— Что ты тут делаешь?! — помрачнел он. — Кто тебя звал?!

— Я… Я не к тебе… — пробормотала она. — Я Чубарру… спасать… Я к господину Арргарру. А почему вы вместе?..

Великан отставил бочонок обратно под дождевой сток и встал.

— Прррривет, джива! Чубарру уже можно не спасать, — залез в карман и извлёк под свет луны маленькое существо, чуть больше упитанной крысы. Гладкое тельце подрагивало, тупой нос, как у миниатюрного бегемотика, водил из стороны в сторону. Глазки-бусины растерянно моргали. Существо вдруг увидело Киату. Хрюкнуло, расправило радужные, сияющие в ночной тьме крылышки и неуклюже перелетело с громадной ладони великана на плечо Киату. Ткнулось плоским влажным носом в шею.

— Это Чубарра? — опешил он.

— Она же рыба! — ахнула Тася.

— Можете не благодарить, — осклабился Арргарр и сверкнул зелёными глазами-плошками. — Где ещё магия?!

Киату прижал меня к себе в тёмном дворике, впился губами в губы, настойчиво проникая внутрь, заражая сладостью дыхания. И я растворилась — так хорошо было! Невероятно! Тело стало легче и показалось, будто нет меня отдельно, и нет его — есть только мы — одно целое, правильное, настоящее. Меня окутал родной запах, тепло, и ничего блаженнее не было прикосновения кожи к коже… Но вдруг из густой тени раздалось раскатистое «Это не моррок», и Киату оттолкнул меня, словно чумную. Такой ужас возник в его глазах, что я невольно обернулась — уж не Фреди ли Крюггер из подземных лабиринтов вылез за моей спиной. Нет… В темном средневековом дворике никого не было. Хотя было бы обидно, если б Киату был готов меня с такой готовностью скормить любому чудищу. Но ведь он так целовал меня! Как никто на свете, так почему же?.. Я растерялась. Киату помрачнел, словно я его оскорбила.

За воротами послышался топот ног и возмущённые вскрики, словно за болельщиками пробежали ожесточённые футбольные болельщики враждебной команды. Даже примерещилось что-то типа «судью на мыло». Или не судью…

Я коснулась пальцем губ, ещё горящих после страстного поцелуя, а Киату сдвинул брови и приложил палец к своим губам. Мол, ни слова! Какой же он всё-таки странный! И оттого ещё более манящий. Хотя и рассердиться на него стоило — что я ему, игрушка, что ли? То целовать, то отталкивать? Что вообще происходит?!

Пока я дулась в растерянности, как лопнувшая грелка, и пыталась сделать строгое лицо, за воротами стих шум. Арргарр достал из кармана очаровательно мимимишное создание — лысого, почти игрушечного бегемотика с радужными крылышками. Я ахнула и забыла, что надо дуться. Создание муркнуло, подлетело и село к Киату на плечо. Тот воззрился в изумлении.

— Ты что с Чубаррой сделал, колдун?! — возмутился Киату.

А я ничего, кроме глубокомысленного «Э-э…», не выдала.

— Не благодари, — осклабился Арргарр, пыхнув на нас запахом розового варенья на спирту.

Киату сдвинул брови ещё сильнее — так, что они чуть не столкнулись друг с другом, как два айсберга.

— Это называется, ты спас?! — наступал он на великана. — Помог?! Ты во что мою акулу превратил, умник?!

Бегемотик на крылышках фыркнул и, широко разинув пасть, хлопнул крошечными клычками совершенно умильно. Забрался Киату на загривок, а потом на другое плечо, словно дрессированный цирковой питомец.

Из оконца напротив показалась физиономия старухи. Увидев нас, она прикрыла на мгновение рот ладонью и заморгала. И вдруг завизжала, как сирена:

— Караул! Воры пробрались! Караул! Стража! На помощь! Воры!!! Грабют!!!

Арргарр махнул рукой возмущённо. Недолго думая, я схватила за руку его, Киату и подумала об укромном лесочке возле таверны, откуда я только что переместилась. В нос пахнуло свежестью хвои, запахом озера и грибов. Арргарр шлёпнулся о пень метрового диаметра. Киату рядом.

— Тася… — только и сказал он, всё ещё недовольно.

Я уткнула руки в боки.

— Да, Тася. И нечего тут на меня наскакивать со своим недовольством. Я между прочим волновалась! И Чубарру отправлялась спасти, а вовсе не…

Из тёмной кущи раздались весёлое девичье: «Это не шутка, мы встретились в маршрутке!», и мужской хор нестройно подхватил: «… встретились в машутке. Э-эх!» Что-то задорно звякнуло в аккомпанемент.

— Да! — добавила я. — Тут, между прочим, чёрт знает что творится! И сказали, что ты, Киату, собрался нас бросить!

Он непонимающе взглянул на меня:

— Вас?

— Да! Ариадна сказала. И Аридо подтвердил, — буркнула я.

— Значит, эти олухи вернулись живыми, — сказал Киату.

— А кто, по-твоему, там ещё поёт? — поджала я губы.

Чубарра курлыкнула и напомнила о себе. Киату вновь повернулся к Арргарру:

— Верни мою акулу, слышишь?!

Синекожий великан развалился нагло на пеньке, тряхнул панковским гребнем под голосистое Аридово: «Я свободен, как креветка на волне!»

— И что, Джикарррне, ты свою акулу на верёвочке по полю брюхом потащишь?

— Нет. Я её в море выпущу. Пусть плывёт!

— Угу. А море тут видишь?

Киату растерялся. Арргарр наморщил нос и заявил:

— Спасибо бы сказал! Да ладно, гони сюда магию, что обещал. Я обойдусь и без твоих благодарррностей!

— Нет! Чубарра должна стать нормальной! Исправь! Иначе магии не получишь! — упрямо ответил Киату.

— Тьфу! Чёррная Глазница меня заберри! — тряхнул головой Арргарр. — Ты её хозяин. От тебя теперррь зависит — в каком виде она будет. Скажешь: «Чурр», она в акулу обррратится. Скажешь: «Барр», верррнётся в зверррушку ррручную.

Не говоря ни слова, под арию Аридо, гудящие со стороны города горны тревоги, близкие бубны, барабаны и струнные, Киату пошёл через густую траву к озеру. Бегемотик, попархивая крылышками, подпрыгивал у него на руке и был бы похож на охотничьего сокола, если бы не его умильная няшность. Путаясь в густой траве, то и дело спотыкаясь, я поторопилась за ним, оправдывая своё беспокойство тем, что мне не безразлична судьба акулы.

Киату встал на берегу, не видимый тем, кто гулял на дальнем берегу за хвойными кустами под шашлыки и песни. Вытянул руку к озеру, сказал громко:

— Чурр!

Бегемотик оживлённо подпрыгнул на руке и прямо в полёте к тёмной глади вод увеличился, вытянулся, трансформировался, словно в спецэффекте голливудского фильма, и превратился в огромную акулу с радужными крыльями. Она с восторгом плюхнулась в воду. Но тут же с недоумением высунула голову и глянула на Киату — кажется, к пресной воде Чубарра была не привычна. Он пожал плечами и с виноватой улыбкой проговорил ей что-то непонятно-шипящее. На звуки из озера выглянули сотни блестящих глазок. А акула пустилась дальше, исследуя дно. Киату прошипел нечто загадочное водным жителям и не стал её возвращать. Сказал куда-то в воздух:

— Пусть порезвится… — и, покопавшись в дорожной сумке, обернулся к Арргарру, не потрудившемуся даже встать с пня. — Ладно, колдун, спасибо. Магия твоя.

Разноголосый хор из-за кустов, перевирая слова и мелодию, грянул «Подмосковные вечера». И когда только выучить успели?! Или Аня с веселящим газом побочкой надула на солдат и тавернщиков слова нашего почти фольклора? А, может, под вино, что они бочками пили, пока я, умирая от тревоги, ждала Киату и Арргарра, все слова быстро запоминаются? Ведь говорил же наш сосед, дядя Вася во дворе за столиком с водкой и домино на непонятном наречии, обнявшись, с жителем не то Конго, не то Эфиопии.