— Это индивидуально, — сказал старик жрец.
— Да, именно индивидуально сниму, — заявила Грымова. — Без анестезии.
Базз посмотрел на меня вопросительно, затем улыбнулся мягко, вновь очаровывая своим обаянием:
— Нет, у тебя я даже спрашивать не буду. Идём навстречу страхам?
— Да. — И я поняла, что ужасно хочу его поцеловать, и отчаянно боюсь этого. Что ж, здравствуй, страх номер один.
И мы замолчали, переминаясь с ноги на ногу. Жрец проговорил тихо, но все услышали:
— С наибольшей вероятностью всё начнётся с рассветом. Но точно сказать не могу. Встретите вы свой страх одновременно с другими, или чуть раньше, а может, позже? Никто этого не знает. Главное — идите вперёд, даже если кажется, что это невозможно.
— А помочь идущему рядом можно? — спросил Базз.
— Вряд ли это получится… — ответил старик. — Но попробуйте. Что ж, в добрый путь!
* * *
Мы углублялись в горы, спотыкаясь о камни и выемки. Аридо прислушивался и указывал нам путь. Моряк-дживаец вдруг закричал с вытаращенными глазами:
— Вы слышите это?! Откуда здесь Песня Кракена? Это же намёк на мучительную смерть! Эй! Куда вы идёте? Вы — дураки!
Базз протянул ему руку:
— Джомис, всё нормально. Вспомни, что сказал жрец.
Моряк замотал головой, бормоча что-то бессвязное. Базз твёрдо подчеркнул:
— Идём. Ты должен.
И моряк осторожно зашагал дальше, то и дело накладывая на себя пальцами защитный знак. Не прошли мы и пятнадцати минут, как второй из команды Базза, закричал истошно и, отбросив факел на валуны, бросился бежать обратно. Базз сглотнул.
— Идите дальше. Я должен его найти.
— Нет, — остановила я Базза. — Теперь дорога ведёт только вперёд.
— Но я должен. Я старший по званию. Я вас догоню.
— Если ты вернёшься, нас ты найти уже не сможешь, — проговорил жрец. — А мы не можем ждать. Энергии сгущаются. Он выбрал свой страх. И ты выбирай.
Базз закусил нижнюю губу. Видно, что решение ему не нравилось, но секунду спустя он махнул рукой в темноту:
— Не будем задерживать остальных. Идёмте.
* * *
Уставшие после бешеной езды на гаргантире, замёрзшие, толком не различающие дорогу, мы шагали вперёд. Поддерживали друг друга, как могли. Особенно Базз. Лицо его изменилось: кажется его мучили мысли о моряке, который убежал в истерике. Я удивлясь, не ожидая того, что он может проявлять такую заботу о почти чужом. А рядом происходило странное: взрослые мужчины вдруг начинали бормотать, ссориться с кем-то, или рыдать, как дети, а потом замолкали, устыдившись. И стоило мне взглянуть на них пристальней, я понимала суть их страха и даже видела, что его вызвало. Было сложно — переживать чужой ужас, но не сложно подключиться. К своему удивлению, я поняла, что среди нас нет плохих людей. Ни одного. Но у каждого были свои ады…
Луна с кольцами посеребрила перед нами почти прямую дорожку, слегка укрытую снегом. Аня попятилась, закрываясь от чего-то, начала задыхаться. Грымова поймала её и взяла под локоть:
— Тшш! Всё окей! Держись, рыженькая!
— Он… он… там… — говорила Аня.
— Кто бы там ни был, он козёл! — заявила Грымова.
— Огонь? Пожар?! — вскинула на неё ресницы Аня и будто очнулась. Болезненная улыбка ослабила напряжение на её лице: — Спасибо!
Десять минут мерного похрустывания снега и камней под ногами, обдачков пара перед лицами, пятен от факелов и сталактитов на тропе. Аридо провёл нас за поворот, и мы пошли, придерживаясь за скалистую стену и осторожно нащупывая путь по скользкому козырьку над пропастью.
— Значит, на самом деле ты считаешь меня уродиной?! — вдруг вскрикнула Галя Крохина и толкнула Большого Трэджо. Он еле удержался на ногах. — Ты б рад от меня отказаться, как мама, да?! Не увиливай, говори прямо! Давай, скажи, что я носорог! Бегемот! Танк на колесиках! Я — толстая! А-а молчишь?! Да ты боишься, что я закидаю тебя камнями! Вот у тебя какой страх! Ха-ха!
— Что ты, крошка! — обнял её великан, несмотря на градом посыпавшиеся на него удары внушительных кулаков «крошки». — Ой! Потише, крошка! Идём дальше, всё пройдёт.
— Я знала! Я с первого дня знала это! Гад ты! Ты только притворяешься добряком! Га-ад!
Скандал великана и тяжеловески стоил нам обвалившихся на плечи снежных сугробов и задержки минут на пять. Трэджо изо всех сил не давал Гале соскользнуть в чёрную бездну и вёл за ручку, как бы она не пиналась. Он провёл её перез каменный мост, и тогда Галя успокоилась, взглянув на него виновато:
— Прости Трэдж… Это я… На самом деле, меня мама бросила. Я… я..
Трэджо обнял её крепко и пробормотал, не сдерживая слёз:
— А моя умерла. Упала в пропасть и разбилась… у меня на глазах…
Галя ахнула и прижалась к нему:
— Прости меня!
— Береги себя, Крошка! — шморгнул носом здоровяк. — Ты самая красивая на свете!
«Надо же! У них один страх на двоих. Разделился…», — подумала я, а Базз пробормотал то же самое. Мы с ним замыкали отряд. Базз — чтобы поймать истериков, я… просто так. И вдруг он стиснул зубы и замедлил шаг. Я увидела капельки пота, выступившие у него на лбу, и тоже притормозила.
— Ты как? — спросила я.
— Это всё бесполезно, ты понимаешь? — нервно сказал он. — Нами играют, манипулируют. И мы просто пешки, бесполезные пешки! Живёшь ради высшей цели, а потом оказывается, что ты кто?! Марионетка! Высоко образованная, хорошо обученная марионетка аристократических кровей…
Базз споткнулся о камень, выругался жёстко. Я взяла его за руку.
— Идём.
Он вырвал её, психанул:
— Я сам!
— Пожалуйста. Только я буду шагать рядом.
— Ха! Ты тоже считаешь меня бесполезным?! Ты — гордая мухарка! Хочешь унизить меня? Ну давай! Не выйдет!
Лицо Базза исказилось, и как по волшебству в чертах взрослого мужчины я увидела маленького красивого мальчика, а затем то, как его бьёт мать, высокая стройная женщина в роскошных одеждах, и зовёт слугу, чтобы выпорол как следует на конюшне. «Как ты надоел мне! И твоё баловство! Ты бесполезен! Никчёмный мальчишка!» И тут же я углубилась в глаза Базза и прочла, что его мать выдали замуж за нелюбимого капитана, гораздо старше её лет. А она любила другого и после свадьбы мечтала лишь сбежать. В день рождения Базза узнала, что тот, кому писала письма, о ком молилась и страдала, женился… Она была несчастна, и я понимала её, но моё сердце сжалось за Базза. Он вдруг стал мне ещё более дорог.
Гораздо проще понять чужих демонов, когда своих не счесть. Впрочем, я их хотя бы знаю… Наверное, привычное не считается. И я шагнула к нему, остановила. Обняла за шею, притянула к себе и поцеловала. Он напряг мышцы и подался назад.
— Жалость оскорбляет! Прекрати! — стиснул зубы Базз.
— Здесь некого жалеть, — ответила я безаппеляционно. И поцеловала ещё раз. А потом пошла вперёд, за нашими, подсвечивая дорогу сталактитом и прислушиваясь к его шагам. Базз выругался и пошёл. Я ускорила шаг. Он тоже. И ещё. Через несколько минут «догонялок» он поймал меня и развернул к себе.
— Рита… Всё, что я сказал, если ты слышала, было ерундой!
— Я знаю.
— И я так не считаю!
— Я знаю.
Он всмотрелся в меня, видимо, убедился, что в моём тоне нет сарказма. Положил руки на мне плечи и взволнованно сказал:
— Рита! Мне правда не всё равно, что ты обо мне думаешь. И вообще всё, что происходит с тобой. — Он задержал дыхание на мгновение и решился: — Рита, я люблю тебя!
И тут растерялась я. Отвела глаза. В горле у меня запершило, и захотелось спрятаться.
— Это страх. Здесь не лучшее место.
— Не мой страх, — сказал Базз. — Больше не мой. Но ты права — место не лучшее. Идём.
«И не мой. Просто неожиданно, — подумала я. — Я уже давно в жизни ничего не боюсь. Я уже умерла один раз, так что больше ничего не осталось.»
Гравий снова зашуршал под нашими ногами. И не было более странного путешествия на свете, когда спутники тяжело дышали, то вскрикивали, то обливались слезами, то ругались, то скрючивали пальцы, словно в агонии, то приседали, пытаясь укрыться от своих демонов, но шли вперёд в темноту, к пещерам, из которых почти никто не возвращался…