Были попытки семьи раскрыть глаза и лично императрице, убеждая ее добровольно убрать Распутина и согласиться на ответственное правительство. С этим приезжала к ней 26 ноября великая княгиня Виктория Федоровна, жена Кирилла Владимировича. Но услышала в ответ: «Кто против нас? Группа аристократов, играющая в бридж, сплетничающая, ничего в государственных делах не понимающая»[1390]. В доказательство народной любви царица продемонстрировала гору писем и обращений в поддержку венценосцев. 3 декабря Царское Село посетила сестра императрицы великая княгиня Екатерина Федоровна. Все кончилось открытым разрывом, сестры больше никогда не увидятся.
Забрасывал императрицу письмами с просьбами о встрече для личных объяснений великий князь Александр Михайлович, внук Николая I. Заболев, Александра Федоровна нашла время его принять, лежа в кровати. Для иллюстрации отношений царя с родственниками в это время весьма показательна запись Вырубовой об этой встрече. После завтрака Николай «остался с великой княжной Татьяной Николаевной в кабинете императрицы, в соседстве со спальней Государыни, во время приема Их Величествами великого князя на тот случай, если бы ему понадобилось кинуться на помощь Государыне: так обострились отношения великих князей к Ее Величеству»[1391]. Александр Михайлович обрушил на нее стандартный поток «откровений» со стандартным набором требований: самоустраниться от политики, предварительно поддержав удаление Протопопова и создание ответственного министерства. «Не забывайте, Аликс, что я молчал тридцать месяцев, — кричал великий князь в страшном гневе. — …Я вижу, что вы готовы погибнуть вместе с вашим мужем, но не забывайте о нас! Разве все мы должны страдать за ваше слепое безрассудство? Вы не имеете права увлекать за собою ваших родственников в пропасть»[1392]. Императрица отказалась продолжать разговор в подобном тоне.
Александра Федоровна была на пределе, переживая приступы бессильной ярости и отчаяния. 16 декабря она пишет мужу: «Зачем у нас такая тряпка министр двора? Он бы должен составить списки имен и предложить кары за оскорбление твоей супруги. В частной жизни муж не потерпел бы ни на минуту таких нападок на свою жену… Мой муж должен был бы немножко заступиться за меня, так как многие думают, что тебе это безразлично и ты прячешься за меня»[1393].
В следующую ночь убили Распутина. Приговор семьи исполнили князь Феликс Юсупов, женатый на племяннице царя Ирине, великий князь Дмитрий Павлович, очень близкий к императору, и привлеченный на подмогу Пуришкевич. Существует немало свидетельств участия в подготовке убийства английских спецслужб. Характерно, что два ее высших чина в России — Джон Скейл и Стивен Аллей — покинули Петроград в тот же день, сообщив в секретной телеграмме, что «хотя не все прошло в соответствии с планом, цель была достигнута»[1394].
«Распутинский яд долгие годы отравлял высшие сферы государства и опустошил самые честные, самые горячие души, — объяснял свое решение покончить с Распутиным Юсупов. — …И все же Государь, если б увидел, что члены его семьи и лучшие люди государства, сплотились, спасая династию и Россию, очевидно, воспрял бы духом и нашел бы в себе силы исправить дело»[1395]. Юсупов был уверен, что недавняя отставка его отца с поста генерал-губернатора Москвы и командующего Московским военным округом была вызвана борьбой последнего с камарильей германских изменников в первопрестольной[1396]. Дмитрий поведал о своих мотивах сестре Марии: «Он хотел не только избавить Россию от чудовища, но и дать новый толчок событиям, покончить с беспомощной и истеричной болтовней, побудить к действию своим примером — и добиться всего этого одним решительным ударом»[1397]. Действительно, толчок событиям был дан, и неслабый.
В петербургском обществе восторг. «Когда в столице узнали об убийстве Распутина, все сходили с ума от радости; ликованию общества не было пределов, друг друга поздравляли. «Зверь был раздавлен, — как выражались, — злого духа не стало». От восторга впадали в истерику»[1398], — вспоминала Вырубова. «В городе было страшное волнение и ликование, — писал великий князь Гавриил Константинович. — Публика сделала Дмитрию Павловичу овацию в Михайловском театре»[1399]. Ликовала Ставка. Шавельский свидетельствует, что в Могилеве «и высшие, и низшие чины бросились поздравлять друг друга, целуясь, как в день Пасхи. И это происходило в Ставке Государя по случаю убийства его «собинного» друга»[1400]. В столовой требовали шампанского.
В императорской фамилии радость перемежалась с тревогой за судьбу Феликса, Дмитрия, да и всей династии. Когда Александр Михайлович сообщил новость вдовствующей императрице, та воскликнула: «Слава Богу, Распутин убран с дороги. Но ожидают теперь еще большие несчастья». Мысль о том, что муж ее внучки и ее племянник обагрили руки кровью, причиняла ей большие страдания. Как императрица она сочувствовала, но как христианка она не могла не быть против пролития крови, как бы ни были доблестны побуждения виновников»[1401].
Николай II уже 17 декабря был в курсе происшедшего. На этот день было назначено основное совещание по военной кампании следующего года. Были свидетельства, что император никого не хотел видеть и, свернув совещание, покинул Могилев. Брусилов в мемуарах, написанных уже в советское время, уверял, что царь из-за убийства Распутина «уехал экстренно, быстро с нами простившись… Относительно военных действий на 1917 год окончательно ничего определенного решено не было»[1402]. На самом деле, совещание шло всю вторую половину дня и закончилось в полпервого ночи.
На следующее утро, в воскресенье государь с наследником были в церкви, где все присутствовавшие вглядывались в лицо царя, пытаясь прочесть его эмоции, но напрасно. Николай был невозмутим. Заслушав в штабе доклад генерал-квартирмейстера Лукомского, он продолжил совещание Ставки, на котором было принято решение провести весной 1917 года общее наступление. Главный удар должен был наносить Юго-Западный фронт как раз Брусилова силами 11-й и 7-й армий с вспомогательными ударами в направлении на Сокаль и Мармарош-Сигет. Румынскому фронту ставилась задача провести наступательную операцию и занять Добруджу. Северный и Западные фронты должны были подготовить вспомогательные удары на участках по выбору командующих. Кроме того, по предложению генерала Гурко было решено провести крупную реорганизацию армии, сформировав в каждом армейском корпусе по одной новой дивизии[1403]. По завершении совещания царь с сыном в полчетвертого отправился на вокзал, откуда телеграфировал супруге: «Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 5 час.»[1404].
Императрица с дочерьми встречала Николая и цесаревича. Убийство Распутина совсем раздавило Александру Федоровну. Возвращавшийся с императором в Царское Село Пьер Жильяр заметил: «Несмотря на все усилия, ее лицо выдавало муки… Она была безутешна»[1405]. Красные пятна заливали лицо, крепче обычного сжаты губы. На двух автомобилях проследовали во дворец. Император все повторял: «Мне стыдно перед Россией, что руки моих родственников обагрены кровью мужика»[1406].
