Удержаться новой власти помогло и ее стремительное признание со стороны союзников. Британский посол Бьюкенен, дуайен дипломатического корпуса, писал, что еще в тот период, когда существовала надежда на регентство или воцарение Михаила Александровича, он «просил и получил разрешение признать то правительство, которое образуется de facto, что могло бы быть наилучшим способом к укреплению его авторитета». Милюков торопил послов с признанием от их правительств. Ему отвечали, что это будет сделано, как только появятся основания верить, что Временное правительство будет в состоянии продолжать войну. Уверения были даны, и первыми они убедили Вудро Вильсона. Соединенные Штаты официально признают революционную власть 9 марта. Через два дня члены правительства во главе с князем Львовым соберутся в МИДе, чтобы принять заявления о дипломатическом признании от послов Великобритании, Франции и Италии. Выступив вперед, Бьюкенен от их имени произнес: «В этот торжественный час, когда перед Россией открывается новая эра прогресса и славы, более чем когда-либо необходимо не упускать из виду Германию, ибо победа Германии будет иметь последствием разрушение того прекрасного памятника свободе, который только что воздвиг русский народ. Великобритания протягивает руку Временному правительству, убежденная, что это последнее, верное обязательствам, принятым его предшественниками, сделает все возможное для доведения войны до победного конца, употребляя особые старания к поддержанию порядка и национального единства, к возобновлению нормальной работы на фабриках и заводах и к обучению и поддержанию дисциплины в армии»[2503].

Французский посол был менее убежден в потенциале Временного правительства, нежели его английский коллега, которого до конца дней будут преследовать обвинения в подталкивании революции, отчего от него отвернутся многие из его прежних российских друзей.

4 марта Морис Палеолог напишет в своем дневнике: «Ни один из людей, стоящих в настоящее время у власти, не обладает ни политическим кругозором, ни решительностью, ни бесстрашием и смелостью, которых требует столь ужасное положение… Именно в Совете надо искать людей инициативы, энергичых и смелых. Разнообразные фракции социалистов-революционеров и партии социал-демократии: народники, трудовики, террористы, большевики, меньшевики, пораженцы и пр. не испытывают недостатка в людях, доказавших свою решительность и смелость в заговорах, в ссылке, в изгнании…

Вот настоящие герои начинающейся драмы!»[2504]

Итак, в феврале-марте 1917 года произошла революция, означавшая Крушение многовековых форм российской государственности. Мы проанализировали все основные причины ее возникновения, и пришли к заключению, что все они в разной степени значимы и ни одна не является абсолютно определяющей. Русская революция была явлением многофакторным, и всю совокупность этих факторов вряд ли когда-нибудь сможет определить и суммировать человеческий разум. Оговорюсь сразу, я не знаю, каким образом можно оценить роль «объективных социально-экономических» или «формационных» факторов в ее возникновении. Российская империя по уровню социально-экономического развития и уровню жизни населения в начале XX века опережала подавляющее большинство стран и территорий планеты, где никаких революций не происходило. С другой стороны, революции вскоре прокатятся по Германии и осколкам Австро-Венгерской империи, стоявшим на более высокой ступени развития. Экономика сама по себе ничего не объясняет. Как не объясняет и характер государственного строя. Революции не происходят в государствах с устоявшейся демократией, коих тогда на Земле были единицы, но они случились далеко не во всех странах с дефицитом демократии. Модернизация или ее отсутствие сами по себе не вызывают революцию. Ее вызывают определенные социальные силы, представленные конкретными вождями. Революции не происходят сами по себе. Любая из них — так или иначе — рукотворна.

Из тех емких определений причин революции, которые мне знакомы, хотел бы выделить два, принадлежащих ее современникам. Причем иностранным, имевшим возможность наблюдать за происходившим с отстраненностью, что, вероятно, и позволило избежать оценок эмоциональных, свойственных отечественным авторам. Первое определение — хорошо осведомленного по линии английской дипломатической миссии и спецслужб — премьер-министра Великобритании Дэвида Ллойд-Джорджа: «Как и все революции, русская революция представляла собой запутанную историю. Весьма различные и резко противоположные силы вызвали ее к жизни. Здесь были генералы, которые хотели только заставить царя отречься от престола, чтобы учредить регентство и освободиться от интриг и мелочного контроля придворных кругов. Здесь были демократические лидеры Думы, которые хотели создать ответственное конституционное правительство. Здесь были нигилисты и анархисты, которые хотели вызвать общее восстание против существующего порядка. Здесь были интернациональные коммунисты, которые хотели создать марксистское государство и III Интернационал… Основная масса народа в России желала хоть какой-нибудь перемены. Эти люди требовали пищи и топлива»[2505]. О роли Великобритании — сколь бы скромной она ни была — ее премьер, естественно, скромно умолчит.

Второе определение принадлежит перу малоизвестного, но очень хорошо осведомленного капитана французской разведки де Малейси, который в марте 1917 года докладывал своему руководству в Париж: «Причины русской революции в главных чертах общеизвестны. Это единодушное осуждение императора и императрицы всеми слоями общества, от близких к престолу кругов до трудящихся классов. Слабость венценосца, преобладание царицы, давнее скрытое сопротивление абсолютизму и самодержавной власти, потребность в свободе и отказ ее даровать, всеобщее отвращение к стоящим у трона придворным, нехватка хлеба для рабочего населения, вызванная транспортным кризисом и углубленная войной, тайные происки Германии… Лидером искусно и давно подготовленного заговора был Гучков, поддержанный Техническим комитетом (имелся в виду Военно-промышленный комитет — В. Н.) при содействии великого князя Николая Николаевича, охотно согласившегося на проникновение таких организаций в армию для ее снабжения. Менее открыто, но эффективно действовал генерал Алексеев по договоренности с большинством генералов, в том числе с Рузским и Брусиловым, не говоря о других, также предоставивших этим комитетам возможность проведения необходимой пропаганды в частях под их командованием. Алексеев уже давно контактировал с Гучковым, втайне содействуя всем своим авторитетом в армии ходу последующих событий. К тому же революция была осуществлена не самими революционерами, а монархистами, желавшими лишь отречения самодержца с установлением либеральной опеки при одном из великих князей в качестве регента»[2506].

На вершину иерархии причин, вызвавших Февральскую революцию, я склонен поставить элитный раскол, противопоставивший огромную часть активного политического класса и интеллигенции правящему режиму. Идейную и организационную подготовку осуществили партии и организации либеральной и социалистической ориентации, а также некоторые представители финансово-промышленной олигархии во главе с Александром Гучковым и земского движения, представленного руководством Земского и Городского союзов, а также Военно-промышленных комитетов. Именно эти каналы, как и каналы масонства, были основными для выхода оппозиционеров на армейскую верхушку, которые в решающей степени обеспечили успех переворота, начатого организованным на военно-промышленных и текстильных предприятиях пролетарским протестом и бунтом запасных частей Петроградского гарнизона. Именно высшие военные — генерал Алексеев, в первую очередь, — заставили Николая II отречься и пресекли подавление бунта.