Многие участники событий и другие авторы определяли время издания постановления Временного комитета о принятии на себя власти промежутком от 23.30 до полуночи. Эта ошибка проистекает из того, что постановление датировано 27 февраля. На самом деле оно было принято ВКГД в 2 часа ночи и датировано задним числом, чтобы создать впечатление о взятии власти до образования Совета рабочих депутатов. 27 февраля было датировано и первое сообщение Временного комитета, которое Родзянко подписал одновременно с постановлением: «Временный комитет членов Государственной думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием»[1929].
Родзянко уверял, что к моменту издания сообщения он был уведомлен Голицыным об отставке правительства. Никаким другим источником этот факт не подтверждается. Правительство Голицына по-прежнему существовало юридически и физически, хотя возможности выполнять свои функции уже отсутствовали, и оно доживало последние часы. «Около 2 часов ночи секретарь Беляева был вызван по телефону из Мариинского дворца помощником управляющего делами Совета министров Путиловым, который объяснил, что действительно в помещении канцелярии Совета министров «хозяйничают посторонние лица», важнейшие бумаги удалось унести, а министры путей сообщения и иностранных дел скрываются в другой части дворца. Путилов просил освободить их, но секретарь военного министра объяснил, что в их распоряжении нет войск»[1930]. Как свидетельствовал Милюков, «личный состав министров старого порядка был ликвидирован арестом их, по мере обнаружения их местонахождения»[1931].
Между тем ВКГД в течение ночи продолжал лихорадочно выпускать воззвания и обращения, забирая власть явочным порядком. В воззвании к жителям столицы и солдатам Петроградского гарнизона Комитет предлагал щадить государственные и общественные учреждения, телеграф, водокачки, электростанции и трамваи. Гражданам предлагалось взять под охрану фабрики и заводы, не посягать на жизнь и имущество частных лиц. В телеграмме командующим фронтам и начальнику штаба Верховного главнокомандующего ВКГД сообщил, что ввиду устранения от управления всего бывшего состава министров правительственная власть перешла в его руки, и Комитет приложит все силы к борьбе с внешним врагом.
Временный комитет постановил отрешить от должности членов царского кабинета и впредь до формирования нового правительства назначил комиссаров для заведования делами министерств. Кадровым резервом стали Прогрессивный блок Госдумы — кадеты, прогрессисты, левые октябристы — и масонские организации. Они лучше всех были подготовлены к происходящему.
«В момент начала Февральской революции всем масонам был дан приказ немедленно встать в ряды защитников нового правительства — сперва Временного комитета Государственной думы, а затем Временного правительства, — свидетельствовал Некрасов. — …Когда в ночь на 28 февраля нам удалось убедить Родзянко провозгласить власть Временного комитета Государственной думы, я ушел в техническую работу помощи революции»[1932]. Мандат комиссарам в большинстве случаев подписывал Родзянко, но формулировал их полномочия и занимался инструктажем Некрасов.
Всего в ту ночь было назначено 24 комиссара, имена которых на следующий день появились в печати. Однако современные исследователи установили, что всего по 2 марта Думский комитет направил в министерства, главные управления и другие правительственные учреждения 38 комиссаров[1933]. В первую очередь они были назначены в министерство внутренних дел (члены Государственной думы граф Капнист 2-й, Масленников, Ефремов, Арефьев), на главпочтамт (Барышников, Черносвитов), телеграф (Гронский, Калугин), в военное и морское министерства (Савич и Сватеев), а затем — в министерства финансов (Виноградов, Титов), юстиции (Маклаков, Аджемов, Басаков), земледелия (Волков, Демидов, Васильчиков, граф Капнист 1-й), торговли и промышленности (С. Н. Родзянко и Ростовцев), народного просвещения, в Правительственный Сенат (Годнее) и Петроградское градоначальство. Ключевое значение, как мы скоро увидим, имело установление контроля за министерством путей сообщения, куда был отправлен депутат-прогрессист от Пермской губернии, железнодорожный инженер и промышленник масон Александр Бубликов.
Милюков справедливо заметил: «Вмешательство Государственной думы дало уличному и военному движению центр, дало ему знамя и лозунг и тем превратило восстание в революцию, которая кончилась свержением старого режима и династии»[1934]. Он забыл добавить, что с революцией уйдет в небытие и сама Дума, которая, как казалось в тот момент, прочно овладевала ситуацией.
Ну а что же верхняя палата, Государственный совет? Он не собрался. Та его половина, которая была назначена императором, не проявила никакой активности. Зато в ночь на 28 февраля группа членов Госсовета по выборам собралась, чтобы составить письмо Николаю. Именно в это время впервые с начала волнений показывается Александр Гучков, чья подпись под посланием значится третьей из 22 (первые два — Меллер-Закомельский и Гримм). «Вследствие полного расстройства транспорта и отсутствия подвоза необходимых материалов, остановились заводы и фабрики. Вынужденная безработица и крайнее обострение продовольственного кризиса, вызванного тем же расстройством транспорта, довели народные массы для отчаяния. Это чувство еще обострилось той ненавистью к Правительству и теми тяжкими подозрениями, которые глубоко запали в народную душу. Все это вылилось в народную смуту стихийной силы, а к этому движению присоединяются теперь и войска… Мы почитаем последним и единственным средством решительное изменение Вашим Императорским Величеством направления внутренней политики согласно неоднократно выраженным желаниям народного представительства, сословий и общественных организаций, немедленный созыв законодательных палат, отставку нынешнего Совета министров и поручение лицу, заслуживающему всенародного доверия, представить Вам, Государь, на утверждение список нового кабинета, способного управлять страной в полном согласии с народным представительством». В тот момент подписавшие письмо предпочли именовать себя «Вашего Императорского Величества верноподданные члены Государственного совета»[1935].
Никто из членов Госсовета в ВКГД не вошел и не мог войти — в нем были исключительно депутаты Государственной думы. Да и желания появляться в Таврическом дворце в первый день не было даже у Гучкова. «Когда вспыхнул в Петербурге уличный бунт, — вспоминал он, — казалось, что его легко подавить военными мерами, а затем приступить к реформам, в которых ощущалась потребность»[1936]. Гучков полагал, что восстание будет подавлено, а потому осторожничал. Под реформами, мы знаем, он тогда понимал замену императора и передачу полноты власти в руки составленного из оппозиционеров правительство. Но события развивались не в полном соответствии с планом.
Одновременно с Временным комитетом возникали Советы. Хотя толчок к их созданию принадлежал участникам той же Рабочей группы Военно-промышленного комитета, контролировать Совет они оказались не в состоянии. Возникала параллельная, а как скоро выяснится, — альтернативная система власти.
