— О-о! — пронзительно выкрикнула она, запрокинув в экстазе голову. Она освобождалась. Все расслаблялось. Все выпускалось на волю. Ее ноги тряслись от бури, согнутые в коленях. Руки хватали голову любовника. Ее губы любви, прижатые к его рту, стали шлюзами, выпустившими вязкую реку ее страсти. Она вытекла к нему, брызгая, поливая его жидкостью своей радости. Казалось, этому не будет конца. Она никогда не остановится, и это будет продолжаться до тех пор, пока она не иссякнет… пока не останется ни крови, ни влаги, ни пара в теле, которое проливалось на него. Сам он по-прежнему пребывал в состоянии предчувствия бешеной атаки. Его рот лакомился ею. Он глотал ее. Она входила в него тем единственным способом, как умеет женщина. Ее любовь уже была внутри него, а очень скоро и он окажется у нее внутри.

И вот Криста почувствовала себя истраченной. Ей уже нечего было больше дать. Он знал, что все закончилось, однако не спешил ее покинуть. Уткнувшись в нее, наслаждаясь тишиной, что сменила бурю. Покусывал, целовал, гладил ее в вакууме пролетевшей страсти. Она отпала от него. Ее ноги все еще были порочно раскинуты, сердцевина сохраняла влагу, розовая плоть ярко сияла перед глазами. Он повернулся к ней, все еще стоя на коленях, с измазанным ее страстью лицом.

— Я люблю тебя, Криста, — сказал он. — О, Боже, если бы ты только знала, как сильно я люблю тебя.

— Я знаю, — промурлыкала она. — Ты только что мне это показал.

Он с усилием поднялся на ноги, подвинулся к ней и рухнул рядом. Заключил ее в свои объятья, а она улыбнулась ему.

— Можем мы заниматься этим вечно? — спросила она.

— Вечность — это очень долго.

— Недостаточно долго.

Он положил ей руку на живот. Она сверху положила свою. Он хотел еще. Сейчас.

— Подожди, милый. Немножко подожди. Я хочу с тобой поговорить. И чтобы ты говорил со мной.

— Знаю. Прости. Я никогда еще не испытывал такого. — Он виновато улыбнулся. Неужели и вправду возможна такая красота? Она лежала обнаженная рядом с ним, мокрая от остатков любовной страсти, источая аромат потребности, желания, страсти. Он с трудом сглотнул. Нужно держать себя под контролем. Как-нибудь постараться.

— Если бы я знала, что это поможет, то спрятала бы всего тебя в себе, — пошутила она.

Потом села и поглядела ему в глаза.

— Что мне сделать для тебя, Питер Стайн?

— Выходи за меня замуж, и мы будем рожать детей, пока тебе не надоест.

— Я почти даю гарантию, что уже беременна. Просто невероятно, безумие… все еще слишком рано, но я действительно чувствую это. — Он с нежностью погладил ее по животу. Любовь светилась в его глазах.

Может, подходящий момент сообщить ему, что она для него сделала? Жены и дети всегда служат удобным предлогом для разговора о деньгах. Какие бы недостатки она ни обнаружила среди своего приданого, покушений на семейный бюджет среди них не будет. И мужчина должен быть благодарен ей за это. Особенно теперь, когда его лицо все еще покрыто слизью ее страсти.

— Мы правда поженимся? — спросила она.

— О, да, правда.

— Тогда мне нужно сообщить тебе кое-что, — проговорила она. На ее лице промелькнуло выражение нерешительности. Питер был настолько непредсказуем в том, что касалось его работы… Однако, беспокойство быстро прошло. Черт с ним! Миллионы баксов будут хорошей новостью для любого.

— Что-нибудь чудесное? — поинтересовался он.

— Просто замечательное.

Она дотронулась рукой до его плеча.

— Ну, ты помнишь тот раз, когда мы поцапались и ты сказал, что я не могу продавать серьезные вещи и что издательский мир считает, что я дура-блондинка.

— Дорогая моя, ну зачем вспоминать…

— Нет, Питер, подожди. Выслушай меня.

— Я слушаю, но я думал, что ты уже простила меня за это.

— Простила. Уже. Но в то время была вне себя и поэтому кое-что предприняла.

— И что же?

На его губах появилась улыбка. На лице выражение — «Что-же-ты-глупышка-сделала?».

— Я отправилась в Нью-Йорк и повидалась с моим знакомым Льюисом Геллером из «Твентит». Если ты помнишь, он был на том приеме в честь книжной ярмарки, когда мы встретились? Я сообщила ему, что ты, возможно, уйдешь от «Уорлда», и он предложил пять миллионов долларов за следующие три твоих книги. И удвоенный тираж. И удвоенную рекламу. Вот как! И каково это для бимбо от бизнеса?

— Что?! — произнес Питер. Его лицо исказилось от тотального, невероятного изумления.

— Я сделала для тебя два с половиной миллиона баксов, — ответила Криста, и широкая улыбка разлилась по ее лицу.

— И ты сказала Геллеру, что действуешь от моего имени? — спросил Питер.

О Боже! Улыбка увяла на лице Кристы. Оказывается, он поражен ложью, не баксами.

— Да, и это сработало. Предварительные условия обговорены. Теперь тебе остается только сказать да.

— Нет, — сказал Питер Стайн. — НЕТ! — заорал он.

— О, Питер, Бога ради, о чем мы говорим? Слушай, что я тебе скажу. Понимаешь? Ты ведь знаешь «Твентит». Сейчас речь идет лишь о предварительных гарантиях. Пять миллионов баксов, да еще они делают твои книги своим главным бестселлером. К тому же это на два с половиной миллиона больше того, что ты получаешь сейчас. Я считаю, что это просто баснословная сделка. И устроила ее я для тебя.

— Ты предала меня, — произнес Питер со зловещим спокойствием.

Глаза Кристы широко распахнулись. Кто такой этот мужчина со следами ее страсти на своем лице? Она не знала его. Они говорили о женитьбе и детях, и все же он был абсолютно незнаком ей.

— Питер, не будь таким капризным. Ты блестящий писатель. Мне же удаются самые удачные сделки в мире. Ты можешь получить все что угодно.

— Ты ничего не понимаешь, так ведь? Ты просто совершенно меня не понимаешь. — Его голос наполнился горечью.

— Я не понимаю, когда кому-то хочется получать гонорары вдвое меньшие тех, которых заслуживает. Разве можно понять такую причуду?

Он встал.

— И ты посмела … — выпалил он сквозь стиснутые зубы, — отправиться в Нью-Йорк к такой помоечной крысе, как Геллер, в такое бесстыдное издательство, как «Твентит», и ты посмела… посмела… сообщить ему, что я согласен оказаться на глазах у всех на одной помойке с ним за какие-то жалкие пару миллионов долларов. Для тебя ничего кроме денег не существует, Криста. Это извращение. Низкое, вонючее, отвратительное извращение, и тебе надо от него избавляться. Мне важна моя работа. Мое искусство. И я занимаюсь им не ради денег. А потому, что не могу иначе. Это звучит непривычно для тебя, не так ли? Однако другие творческие люди меня понимают. Геллер и «Твентит» литературные проститутки… даже хуже, поскольку они никому не приносят удовольствие. Изо дня в день они только тем и заняты, что гребут лопатой деньги, словно навоз. Если бы у меня не оставалось иного выбора, как издаваться у Геллера, я бы отрубил себе пальцы, не торопясь, по одному, и наслаждался бы, делая это. А ты, за моей спиной, отправилась с шапкой в руках к этому Антихристу в издательском деле и предложила меня на продажу за вонючую похлебку. Никогда, пока я жив, не прощу тебе этого.

Криста встала. В ответ можно было сказать многое, а еще о большем пожалеть, но что сделано, то сделано.

Она молча наклонилась и подняла трусики. Молча шагнула в них. Уже в дверях обернулась и поглядела на него.

— Я советую тебе, — сказала она, — прежде чем отправишься в Ки-Уэст, вытереть с лица мои следы, ты, эгоцентричный, самодовольный, помпезный ублюдок.

Раздался звонок его личного телефона. Он быстро поднял трубку. Он знал, у кого этот номер.

— Джонни.

— Да.

— Ты понимаешь, кто тебе звонит?

— Да.

— Хорошо. Слушай. Посылка у девочки на руках. Мы хотим, чтобы ты ее вызвал. Позвони ей. Скажи, чтобы заказала билет на рейс 515 «Американ Эрлайнз» из Мексико-Сити до Майами на среду. Пожалуйста, повтори.

Джонни Россетти нервно сглотнул. Облизал пересохшие губы.