— Можешь ли ты поверить в то, что кто-то готов рисковать всем ради навязчивой идеи?

— Ведь есть же смысл в том, что делаешь это каждый день всю жизнь на своей пишущей машинке, — сказала Криста. — А на какой огромный риск ты пошел ради меня? Встретиться с девушкой, у которой в руках посылка с героином, на глазах у пары полисменов — изрядный риск. Может, тут тоже присутствовала навязчивая идея?

— Тут присутствовала любовь.

— А есть разница?

— Вероятно, мы могли бы поспорить об этом.

— Мммммммммм. Давай. И потом проведем еще одну ночь, похожую на прошлую, когда помиримся.

Он двинулся к ней. Секретарши не будет еще минут десять.

Звонок в дверь остановил его.

— Спасенная звонком, — произнесла Криста с хриплым смехом. Теперь у них впереди много времени. Годы для занятий любовью. Но получилось бы приятно, если бы они начали сейчас, в эту секунду, стоя в ее конторе.

Она прогнала жаркие мысли и открыла дверь.

За ней стояли Лайза и Роб, любовники, точное отражение тех, к кому пришли.

— Привет вам обоим! Боже, вы выглядите абсолютно фантастически. Неужели никакие законы на такие парочки не действуют?

Они прошли в контору, распространяя пьянящий, сказочный аромат юных любовников. Сами того не замечая, они тормошили друг друга — шаловливо дергали за одежду, проводили пальцем по коже, тыкались головой в плечо, их бедра слегка соприкасались. Они вошли и опустились на диван. И, лежа там, еще не отделившись по-настоящему друг от друга, они, казалось, были одним человеком, а не двумя.

— Сейчас прибудет завтрак, — сообщила Криста.

— Отлично, — откликнулся Роб. — Я та-акой голодный.

Лайза улыбнулась с гордостью за него, будто мать за гениального сына. Разве это не умно быть голодным? Как замечательно он произнес слово «отлично». Разве он не был лучше всех?

— Привет, Питер, — сказала Лайза. — Что за чудо ты совершил вчера. Ты спас нас всех, не только Кристу. Мы с Робом никогда не забудем этого.

— Точно, не забудем. Это было… — поддержал Роб.

— Боюсь, что мы оказались в беде с нашим бизнесом, — быстро сказала Криста. Лучше уж выложить все сразу. Она уже объяснила Лайзе подробности случившегося, включая роль Мери Уитни в заговоре. Не упомянула только про угрозы Мери разорить их. И Криста не знала, рассказал ли ей об этом Роб.

— Что ты имеешь в виду? — быстро спросила Лайза.

— Ну, может, Роб говорил тебе. Мери заявила, что будет делать все, что в ее силах, и блокировать все наши начинания. И кампания «Майами», очевидно, прикрылась, но она собирается судиться с нами всеми за нарушение контрактных условий, да вообще за все, что только придет ей в голову. Будет лить на нас грязь. Все может обернуться достаточно неприятно.

Лайза с минуту раздумывала, затем внезапно села прямо.

Она повернулась к Робу. Тон ее изменился. В нем прозвучали обвинительные нотки.

— Ты же говорил, что она обрушила кучу пустых угроз.

— Да, — ответил Роб.

— Мне они не кажутся пустыми, — заявила Лайза. — Вовсе не пустыми.

— Полными, — помог ей Питер Стайн.

— Не думаю, что нам нужно обманывать себя, — сказала Криста. — Мери уже показала, на какие подлости способна ради получения желаемого. Шквал судебных повесток, хорошо организованные клеветнические кампании. Но если мы будем держаться вместе, то выплывем. Мы должны поддерживать друг друга.

— Выплывем?! — воскликнула Лайза. — Выплывем из этого проклятого шторма судебных повесток и клеветы? Мне не нужны все эти осложнения. Я похороню там свою карьеру. Я пришла в твое агентство, потому что хотела жить лучше, а не быть похороненной заживо, черт побери!

— Остынь, Лайза, — сказал Роб.

— Я холодная. Я дьявольски холодная, — вспылила Лайза. — Я просто говорю, что не собираюсь проигрывать. Я лучшая модель в этом проклятом мире и не нуждаюсь в неприятностях.

Криста тяжело вздохнула. Все оборачивалось не так, как рассчитывала она. Предполагалось, что Лайза по уши влюблена в Роба. А Роб у них на борту. Это означало, что и Лайза тоже останется.

— Послушай, Лайза, я все это понимаю, но ведь никто из нас не предполагал, что все так обернется, и мы все виноваты в случившемся. Ты ушла от Россетти из-за контракта «Майами», потом Мери влюбилась в Роба, а он захотел тебя, и она объединилась с Россетти, чтобы все поломать.

— Ты пытаешься доказать, что это я повинна во всем этом дерьме? — недоверчиво спросила Лайза.

Питер попытался выступить в непривычной роли миротворца.

— Никто пальцем не показывает, Лайза. Но ты являешься одной из причин, по которым Россетти попытался засадить Кристу подальше. И ты одна из причин, почему Мери Уитни стала так вести себя. Мы просто сказали, что ты часть проблемы. Ты часть уравнения, вот и все.

— Да, — фыркнула Лайза. — Знаешь ли, это моя проблема. Это всегда было моей проблемой. Что я часть уравнения. Мне не следовало уходить от Джонни. Вот в чем я ошиблась. Все, ради чего я работала, все, чего я хотела и о чем мечтала, оказалось под ударом, потому что я послушала Кристу и перешла в ее полудохлое агентство с некомпетентными провинциалами и мифическим фотографом. Иисусе! Какая дура! Мне хотелось всех выручить, а вы все повернулись и обоссали меня. Совсем как моя хренова мамаша… как моя хренова мамаша…

Она вскочила. Роб тоже поднялся.

Он не мог поверить своим ушам. Это была не та Лайза, которую он любил. Это была коварная, жестокая, эгоистичная Лайза. Да, она и прежде бывала своевольной, и неделикатной, и решительной, но сейчас она искажала факты, оскорбляла его и кляла всех, хотя никто этого не заслуживал. Он протянул к ней руку, чтобы дотронуться до нее, успокоить, добраться до сердца, где жила хорошая Лайза. Но она оттолкнула его.

Лицо ее покраснело. Глаза округлились от злости.

— Ну, ладно, народ, — прошипела она. — Я скажу вам, что собираюсь делать. Я не намерена болтаться тут и подставляться миллиардерше, чтобы она меня по кусочку съедала. О, нет, это не для меня. Вы все можете тонуть, это ваше дело, а я уплываю. Я всегда выплывала. И никто меня не достанет. Это я достаю других. Вот что я вам скажу.

— Что ты собираешься делать, Лайза? — спросила Криста. Хотя уже знала. Но хотела услышать это.

— Собираюсь вернуться в «Эль» и работать на Джонни, — сообщила Лайза. — И мне наплевать, что предстоит вытерпеть, лишь бы он взял меня.

— Я никогда еще не была в твоем новом жилище, Джонни. — Лайза намеренно не употребила слово «дом». Домом его не назовешь. Корзина огромных размеров, берлога холостяка в духе «Пентхауза» и «Плейбоя», и людей, употребляющих слово «дом», сюда просто не допустили бы. А сейчас Лайзе Родригес требовалось, чтобы ее сюда пустили.

Джонни глядел на нее через комнату, наливая шампанское в узкий бокал.

— Ты выглядишь еще красивей, чем когда-либо, Лайза, — сказал он. — Без шуток. Я серьезно.

— Я чувствую себя о'кей. — Она засмеялась и сделала пируэт. Начало хорошее. Когда она ему позвонила, он был недоверчив, как змея к мангусте, но и интерес его разбирал тоже. Адский интерес.

— Я хочу вернуться, — без обиняков сказала она. — Мне не следовало уходить, и я прошу прощения и хочу, чтобы ты дал мне еще один шанс.

По телефону он не стал много говорить. Она почувствовала подозрительность, исходившую от трубки. В конце концов он ведь посылал Мону в агентство Кристы. Могла Криста сделать обратный комплимент?

— Что ж, обсудить никогда не грех, — протянул он. И они договорились о встрече. В семь вечера. В его квартире. Особняк из бурого камня на 63-й и Мэдисон, как раз напротив отеля «Лоуэлл».

— Так почему такая перемена в настроении? — поинтересовался Джонни с осторожной улыбкой.

— Могу я быть абсолютно честной?

— А у тебя есть выбор?

— Расчет.

— А, — ответил Джонни. — Теперь ты говоришь на понятном мне языке.

— Это наш общий язык.