— Я никогда бы не подумала, что Лайза может уйти, — сказала Мона. — Я хочу сказать, что ты ведь создал эту девку.

Джонни похрустывал стеблями сельдерея, игнорируя их попытку проявить солидарность. Он махнул рукой через зал Говарду Стайну, волшебнику из ночного клуба «О Бар», в котором Джонни накачивался по вечерам коньяком.

— А Криста действительно быстро развернулась. Она никогда никому не говорила, что думает открыть агентство, — согласилась Сисси, откидывая назад голову, чтобы встретиться взглядом с югославским принцем, сидевшим в другом конце ресторана.

— Да, — промямлил Россетти без особого интереса. Модели не владели информацией. Они обычно специализировались на ничего не значащих комментариях, разновидности разговорной музыки, привычка к которой выработалась у него за много лет, и которую он даже любил.

Но не сегодня. Сегодня особый случай.

Он разглядывал девушек. Они были для него деньгами, и все-таки больше, чем это. Они были игрой, они были хитростью, они были игрушками для мальчиков. Они были красивыми пешками на шахматной доске его жизни, дорогостоящими, полезными, а иногда они превращались в королев. Криста стала королевой. Лайза тоже. И теперь обе бросили его. Он допил оставшееся вино и знаком велел принести еще. Похмелье после «Хайна» пропадало, «Абсолют» подкрепил его алкогольный кровоток. Но это не улучшило его настроения. Просто это означало, что он был зол при более ясной голове.

— Что такое Саут-Бич в наши дни? — спросил он наконец. Эти девушки могли ему сказать кое-что. Саут-Бич стал новой модельной Меккой в Майами, если три года назад, когда казалось, что реконструкторы-новаторы из «Арт Деко» проигрывают в неравной битве с наркоманами, бездомными и гериатрическими личностями, которые буквально заполняли улицы. Очевидно, в том году это и произошло. «Форд» открыл свой филиал, а также «Клик» и многие другие. То, что начиналось, как немецкое вторжение, превратилось в американскую пирушку, в которой принимали участие все журналы от «Вога» и ниже. И случилось так, что Южная Флорида оттеснила Лос-Анджелес на третье место по количеству модельных агентов. Самая плохая новость заключалась в том, что «Эль» там не было — гораздо более скверная новость, чем неоперившееся агентство Кристы Кенвуд.

— Там замечательно, — сказала Мона. — Мы всегда останавливаемся в «Парк Сентрал», где действительно приятно. А прекрасные рестораны, «Оджи» и «Мецотинто», куда мы ходим обедать!

— «Меццанотте», — сказала Сисси, разозлившись, что Мона высунулась первой. — А потом мы идем в «Семпер», отличный бар с фортепьяно, а позже, когда мы уже все нагрузимся, то идем танцевать в «Варшаву».

— А музыка там такая громкая, что сердце прямо-таки вибрирует в груди. По-моему, это действительно отпад, и все ассистенты, которые думают, что изобрели сцену в Нью-Йорке, всем им надо заткнуться, потому что они всегда считали, что Флорида ничто, а теперь там более клево, чем в других местах.

Мона подхватила разговор, потом она остановилась, чтобы поглядеть, удалось ли ей произнести слова поддержки. Россетти уставился на нее, его лицо ничего не выражало.

— Вы обе хотите что ли немного кирнуть? — спросил он. Блестящие глаза засветились еще сильнее. — О, да, конечно.

Он полез в карман и передал Сисси пакет. Обе девушки встали. Все разговоры в «Бильбоке» смолкли. Топ-модели, поднимающиеся из-за стола, первоклассное зрелище. Как высоко они могут подняться? До неба? Черная и белая, четыре потрясающих ноги, четыре тугих ягодицы, едва прикрытые идентичными черными юбочками из лайкры. Хорошо сделано, Джонни! Если бы секс был таким хорошим, как кажется.

Болтовня возобновилась снова, когда его девушки направились прямиком в туалет; плеск вина, пожимание плечами, выделение гормонов у веселящихся посетителей. Джонни откинулся на спинку стула. Криста нагрела его. Она украла его доход, стянула из-под носа самую выгодную кампанию в истории рекламы высокой моды, вывела из игры агентство в новой горячей точке, и ее годовой доход сразу перекроет доход от «Эль». Это не было состязанием. Это была война. Нации сражаются за нефть, за жизненное пространство, за выход к морю. Это был вопрос выживания. Но тут примешивалось еще и нечто большее… Личные мотивы.

Он огляделся по сторонам. Настроение в ресторане царило легкое, словно хорошее суфле, когда богатые и беззаботные посетители с треском шутили и безобидно флиртовали. А в его углу стряпалось блюдо мести, большой пудинг из ненависти и злобы со свинцовой начинкой, и Россетти уже видел, как он опускается, словно бомба, на голову Кристы Кенвуд.

Его девушки вернулись назад, паря в воздухе.

— Эй, Джонни, эта твоя девушка не должна класть эту гадость на меня, а то дождется, что я ее поцелую. Ты усек это? Чем ты сегодня торгуешь, голубая девушка? Иехх, беби, где ты научилась целоваться так хорошо?

Они болтали и смеялись так громко, что все окружающие могли слышать; Сисси смеялась по-заговорщицки, чтобы развеселить Джонни. Ему это нравилось, когда девушки так себя вели. Он чувствовал себя от этого лучше, и тогда не скупился на наркотики и давал им новые, выгодные заказы, чтобы они больше работали и делали больше денег, и получали чуть-чуть больше той славы, которой жаждали.

— Не слушай ее, Джонни. Мона пристает ко мне еще с Перу. Она просто изнасиловала меня, вот и все. Эй, Мона, видишь того туриста-чудака?

Он извиняюще улыбнулся. Он знал, чем они занимаются, и ему это нравилось. Они старались угодить ему. А после ланча, после еще нескольких порций спиртного он даст им возможность заняться этим как следует. Мммммм. Это будет неплохо. Порой он чувствовал, что любовь была слишком хороша, чтобы этим занимались мужчины.

Он поглядел на Мону. Поглядел на Сисси. Которая из них станет орудием его мести? Которая более податлива, более надежна и более дорогостояща? Мона была главным событием целых шесть месяцев. Ее время подходило к концу, и она знала это. Поэтому она боялась и в отчаянии старалась удержаться. Она захочет поверить той лжи, из которой будут состоять его обещания. И в результате Сисси останется с ним, а также вакантное место, которое, возможно, заполнит кокни из Британии или бразилианка с обалденными ногами и сиськами-торпедами.

— Мона, — сказал он.

Она повернулась к нему, ее губы и глаза сияли, сердце колотилось на кокаине. Она улыбнулась ему. Она была все еще девушкой номер один. Он был все еще ее профессиональным доктором, дилером, ее богом и хозяином. Ничего не изменилось. Ничего не изменится. Ничего недолжно меняться.

— Мона, я хочу, чтобы ты сделала для меня одну вещь.

— Для тебя, Джонни, все что угодно.

Она вложила искренность в свои слова.

— Я хочу, чтобы ты пошла работать в агентство Кристы Кенвуд, — сказал он.

Криста крадучись вошла в книжный магазин.

Прохладный и полутемный, он казался убежищем от яркой вульгарности Дьювал-стрит. Он напомнил ей Лондон, или Вилидж — место, где читателей принимают всерьез. Там нет ни кричащих плакатов, ни хлама бестселлеров, ни больших стапелей книг, которые своим количеством напрашивались на покупку. Достаточно места, чтобы ходить вдоль полок; пара стульев для вегетарианцев и сыроедов и богатый диккенсовский аромат, напоминавший, что книги являются пищей для ума, а не просто быстрой закуской для воображения между двумя станциями подземки.

Она знала, что ей нужно, и снова чувство неосознанной вины нахлынуло на нее.

— У вас есть книги Питера Стайна? — спросила она девушку за прилавком.

— Вся эта стена, — последовал неулыбчивый ответ.

Криста проследовала взглядом в направлении, указанном пальцем. Легкое преувеличение. На полках стояли книги их местных знаменитостей, и Стайн оказался не один, а в блестящей компании. Хемингуэй, Макгуэн, Теннесси Уильяме нежились во влажном тропическом одиночестве в городе, повисшем на краю Америки, а среди них и этот невозможный человек, чью жизнь она спасла. Там стояли десять экземпляров «Детской игры». Она вытащила один. Повернула его. Лицо с негодованием уставилось на нее. Скальвулло запечатлел всю агрессивность и страх, но и все обаяние. Она улыбнулась этому лицу и получила в ответ сердитый взгляд. Криста положила книгу на стол. Она решила купить ее. И теперь посмотрела на другие названия. «Людям посадка запрещена». Согласно аннотации, это был страстный антивоенный гимн, посвященный мужеству убежденного противника войны. Избрав местом действия Вьетнам, писатель рассказывал о храбрости человека, который отказался убивать, и, по контрасту, о меньшем героизме тех, кто бездумно выполнял приказания, кто не задавал вопросов и не мечтал ни о чем. Она положила экземпляр на «Детскую игру». Затем там стояла книга «Мужчина, который любил мужчин». «Увлекательный полет фантазии гетеросексуала в мир гомосексуалистов, — гласила реклама на обложке. — Эссе Питера Стайна, написанное с сочувствием и пониманием, носит печать его творческого гения. Он исследует глубины своей собственной души». Три книги. Три совершенно разных предмета. Но Криста уже могла определить общую тему. Герои Питера Стайна аутсайдеры. Они осмеливаются восстать против заведенного порядка вещей. Они без колебаний выбирают для себя жизнь, полную трудностей, и когда, наконец, они умирают, то остаются, по меньшей мере, навязчиво живыми. Идейные противники войны, гомосексуалисты, дети смотрят с обочин жизни на уютный взрослый, нормальный мир. Как таковые, они занимают уникальное место, давая такую глубину проникновения, которая превращает хорошие книги в выдающиеся. Стопка Кристы насчитывала теперь три книги. И грозила вырасти еще выше.