— Криста появилась… к счастью… и дала мне немного воздуха, и я смог подняться на поверхность, не пострадав. — Вот так. Это произошло так же быстро, как и мой рассказ об этом.

— Однако я не могу понять вот чего, — вмешался Вандербилт. — Как это ты не узнал Кристу. Я могу понять, что ты мог не узнать ее под водой, в маске и акваланге, но когда вы оба поднялись на поверхность и ты поблагодарил ее за все, тогда уж ты точно не смог бы забыть ее.

Питер поглядел на Кристу. Будет ли она милосердной? Нет, не будет.

— К тому времени, когда я поднялась на поверхность, мистер Стайн усвистал прочь на своем катере.

— Но ведь ты дала ему воздух, — упорствовал Стенфорд Вандербилт. Верхние слои общества не беспокоились ни о чем, за исключением манер, которыми они поддерживали существующий имидж. Они с удовольствием перережут тебе глотку, если ты окажешься у них на пути, но будут безукоризненно вежливыми, делая это.

— Да не может быть, — протянула Мери Уитни.

— Он так и не поблагодарил ее должным образом, — отметил с горечью Роб. Одно дело, что спасена твоя жизнь. Но уж совсем другое, если ее спасла такая красавица, как Криста. Неблагодарность Стайна не укладывалась у Роба в сознании.

— Ты не поблагодарил ее за то, что она спасла твою жизнь? — переспросила Лайза Родригес и ее голова склонилась набок. Она никогда не благодарила женщин ни за что и не станет, однако коварство было ее натурой, вторым излюбленным пороком.

— Я уверен, что у мистера Стайна имелись на это свои причины, — вмешался профессор, демонстрируя солидарность интеллектуалов.

— Я жажду их услышать, — сказала его жена.

— Это был неприятный момент, — сказал наконец Питер, — однако угрозы для жизни в нем не было. Вся история несколько драматизирована. Кстати, я поблагодарил Кристу. — Он извивался как червяк на своем стуле. Он никогда и никому не отвечал. Вся его жизнь строилась вокруг необходимости избегать этого. И вот здесь он подвергался допросу, и его вот-вот признают виновным. Это было невыносимо. И это должно иметь конец. Однако он знал, что его последние слова не успокоят их. Он произнес две вещи, которые явно противоречили друг другу. Если она не спасла ему жизнь, какого же черта ему нужно было благодарить ее? О'кей, адвокат мог бы уладить этот явный парадокс, но за этим столом не было адвокатов. Тут сидели победители, которые мыслили лишь крупномасштабными планами.

— После небольших уговоров он написал «спасибо» на моей доске. И потом умчался прочь, — пояснила Криста с веселым смехом. — Должна признаться, что ожидала бы чего-нибудь намного более отвратительного, если бы знала, что это мистер Стайн. Ведь его книги изрядно скучны и многословны.

— Я считаю, что ты должен сказать «спасибо» сейчас, — произнес Роб Санд. Это звучало подозрительно похоже на ультиматум.

Молчание. Никто не произнес ни слова. Все уставились на него.

Питер Стайн поднялся. Он положил свою салфетку на стол. Это была персональная епифания. Его довели до ручки.

Когда он заговорил, то его голос дрожал от ярости.

— А пошли вы к такой-то матери, поодиночке и все вместе, — сказал он. Потом оттолкнул назад стул, повернулся и вышел вон.

Он мчался мимо столов на полной скорости к выходу, изгибаясь, словно слаломист. Кто-то потянулся к его рукаву, надеясь представиться. Он отбросил прочь умоляющую руку. Больше никто не пытался препятствовать его бегству.

— Ого, Криста! — ахнула Лайза. — Ты уж точно, как дьявол, подожгла его фитиль. — Казалось, она ревновала к тому обстоятельству, что кто-то похитил у нее роль главного поджигателя фитилей.

— Меня никогда еще так не оскорбляли за всю мою жизнь, — пыхтел Стенфорд Вандербилт. С высокомерием своей породы он уже забыл, что слова Стайна были направлены и на других, тех, кто сидел рядом с ним.

— Он нуждается в нашем прощении, — сказал мягко Роб.

— Ну, я могу только сказать, что если ненависть обернется любовью, то зазвонят свадебные колокола, — засмеялась Мери Уитни, ничуть не огорченная отбытием ее гостя-звезды.

Криста ничего не сказала. Она пребывала в шоке. Ее терзала удивительная причуда. Ей хотелось увидеть этого ублюдка снова.

— Нам помогло бы, Мери, если бы мы могли немного побольше узнать об этом запахе. Главным образом — название. Я имею в виду, что если бы это была «Индия», чего, как я догадываюсь, уже нет, то мы бы выбирали для съемок Кашмир или что-то близкое к этому, — сказала Криста.

— Господи, только не Кашмир, — застонал Стив Питтс. — Глазные инфекции, мухи, воздушные ямы… и все это на аэроплане.

Мери Уитни осторожно разглядывала фотографа. Миллион баксов — он был недешев, зато лучший из лучших. Хотя ему бы надо попридержать свои странности. Особенно по утрам, после прошедшей ночи.

— Нет, мы стерли Индию с нашей жизненной карты, — заявила Мери Уитни, протягивая руку к своей чашке кофе. — И вместо нее зияющая пустота. Однако это детали. Все запахи одинаковы. Продается восторг, романтика и секс… разочарование, другими словами.

— О, давай, Мери, ты самый большой романтик из тех, кого я знаю. Когда ты в последний раз нашла секс разочаровывающим?

— Прошлым вечером в теннисном павильоне, дорогая.

— Прости, что спросила, — сказала Криста.

— Как я уже сказала, — произнесла Мери, подняв брови, — запахи, к несчастью, предназначаются для влюбленных. А влюбленные предпочитают песчаные пляжи, голые тела и сладкие пирожки, которые похожи на Лайзу Родригес, строящую глазки какому-нибудь несчастному парню. Так давайте и сделаем это. К счастью, Флорида у наших дверей, и песка пока еще на пляже достаточно. Вообще-то, — она позволила прозвучать в своем голосе небольшой порции несвойственного ей энтузиазма, — у меня родилась неплохая идея насчет этого.

Они слушали. Мери Макгрегор Уитни никого не могла ввести в заблуждение своим беспросветным пессимизмом, своим самоумалением, своим неувядаемым притворством, что жизнь это скука, посланная специально, чтобы мучить ее. Ее дела с потрохами выдавали неискренность этих утверждений. Это был фасад, не больше и не меньше. Правда была в том, что Мери была блестящей в бизнесе и умной в искусстве. Мегабаксы говорили об этом. Стив, который только что прибыл из Нью-Йорка ранним самолетом, наклонился вперед, чтобы выслушать «хорошую» идею, которая могла оказаться лучше, чем просто хорошая.

— Флаконы с парфюмерией настолько бесполезны и безобразны, что в наши дни никто не хочет тратить деньги на вздор, за исключением психов, которые платят бешеные деньги за современное искусство. Мне пригрезился флакон, который будет иметь форму морской раковины, действительно красивый, непрозрачный и из баснословного материала. Вы будете носить его на шее, как что-то из бижутерии, на простой тесьме ярких цветов. Повсюду, куда бы вы ни направились, вас будет сопровождать этот запах. Вы можете носить его на пляже, в море, в постели… Везде, где нужно привлечь парня, который рядом с тобой.

— Это мне нравится, — Криста поддержала ее мысль. — Новое слово в моде — купальник и гимнастический костюм из лайкры, который можно надевать на пляж и в гимнастический зал, а после этого носить и по вечерам тоже. Запах, который витает вокруг и прекрасно с этим сочетается. Черт побери, можно быть даже насквозь англичанкой в деловой жизни, а между тем скакать под дождиком.

— Англичане никогда не делают упражнений, дорогая. Тела там предназначены, чтобы их прятать. Вот почему им не позволяется их мыть. Однако, да, ты уловила главное направление удара, Криста. Это для молодых и бесшабашных, которые ненавидят дамские сумочки и никогда не знают, в какой момент им понадобится восхитительно пахнуть.

— Великолепно, так мы можем снимать здесь, в псевдоцивилизации. Это убирает с моей тарелки одну адскую порцию. Всякие там шуры-муры на песке, молодые, твердые тела, горящие глаза. Это будет просто гениально. Есть какие-либо идеи насчет конкретного места? — спросил Стив.