— Что ты знаешь о женщинах, Райен?

Ван дер Камп был самым близким другом Питера, но обычно они не разговаривали. А сегодня Питер сам завел разговор.

— Я знаю, что не найдешь двух одинаковых.

— Согласен. Люди часто делают подобные ошибки. Нельзя обобщать все, что касается людей. Такие вот дела. А я совершил ошибку.

— Какую?

— Да я слишком обобщал.

— О.

— Я одного не понимаю, — Питер решил не сдаваться, — как может тянуть друг к другу двоих людей, если у них совершенно разные жизненные принципы, если они верят в разные вещи, если у них разные понятия о ценностях.

— Это ты о себе и той девушке, с которой поссорился в Майами?

— Видимо, так, — ответил Питер, слегка смущенный, что Райен не стал говорить абстракциями.

— Может быть, тут чисто физическая причина.

Питер рассмеялся. Простые умы понимают простые вещи лучше, чем глубокие мыслители.

— Тут присутствует физический элемент… бесспорно, но любовь ведь больше, чем это. Мне кажется, что кого-то любят по двум причинам… потому что они обладают вещами, которых нет у тебя, либо потому что они обладают всеми вещами, которые у тебя есть. И это сводится к вопросу самооценки. Если ты любишь себя, то ты склонен любить людей, у которых такие же качества, что и у тебя. А если ты себе не нравишься, то любишь людей, имеющих качества, которых ты лишен.

— Девушка из Майами, — сказал медленно Райен, — не походит на тебя и все же тебе нравится. Должно ли это означать, что ты себя не любишь?

— Мммммммм. Возможно. — Питер нахмурился. Жизнь невыносима большей частью, но он все-таки нравился сам себе. По крайней мере, уважал, если это то же самое. — Либо, если моя теория верна, тогда я предполагаю другую возможность — что эта девушка из Майами, как ты ее настойчиво называешь, в действительности более походит на меня, чем я думал.

— Получается так, что она непростая. Если похожа на тебя.

— Ну, она говорит, что думает. Не боится жизни. Знает, чего хочет, идет и берет, способна расплющить любого, кто встанет поперек дороги. Умна… очень умна, и ничего нельзя ей сказать…

Райен засмеялся.

— Тогда откуда ты откопал мысль, что вы противоположности?

Питер тоже расхохотался.

— Догадываюсь, что мы компьютеры одинаковой марки, но заряженные разными программами. Мы говорим различные вещи, но говорим одинаково.

— Как в той книге, «Пророк»… тот же кубок, разные напитки…

— В точности, как в «Пророке», ты прав.

Питер ненадолго затих, рассеянно дергая леску. Он был рад, что рыба не клюет. Ему требовалось подумать о Кристе.

— Так позвони ей и попроси прощения, и затем снова будете вместе… до следующего раза, — посоветовал Райен.

— Мне извиняться? Да ты что. Она должна это сделать.

— Звучит так, словно эту фразу сказала она, а не ты, судя по твоему рассказу.

Так оно и было. Заколдованный круг. Уж если что ему и нравилось в Кристе, так это то, что она никогда не станет перед ним извиняться. Что притягивало ее в нем, это то, что он не станет извиняться перед ней. Их будущее выглядело розовым, как преисподняя.

— О-го! Кажется, к нам пополнение, — воскликнул Райен, вставая.

Питер поднял глаза. Рев мощных моторов разносился по поверхности океана. Огромный катер-катамаран на скорости мчался к ним. Серого цвета, как военное судно. На борту виднелось что-то вроде герба.

— Полиция, — сказал Питер.

— Шериф округа Монро. Наркопатруль, — уточнил Райен.

— Черт возьми! — сказал Питер. — А у нас просроченный пропуск.

Райен засмеялся.

— Ну, много времени ты на это не потратишь.

— Нет, но мне придется выслушивать их чепуху минут двадцать, пока они не удовлетворят свое любопытство и не увидят, что я не контрабандист. — Питер Стайн со стоном вздохнул. Мужские фигуры, облеченные властью, вызывали у него аллергию. Единственным способом общения с ними было подобострастие, а его тошнило от этого.

Полицейский катер затормозил, обдав веером брызг «Тиару». На борту находились два человека, одетые в черное с ног до головы. Оба носили очки, как у авиаторов, а на бедрах пистолеты 38-го калибра. Полицейский, сидевший на пассажирском месте, поднес к губам рупор.

— Доброе утро, капитан. — Голос, прогремевший над волнами, был обманчиво дружелюбен.

Ни Райен, ни Питер не ответили.

— Сдается мне, что у вас просрочен пропуск, — прогремел голос. — Гасите двигатели и готовьтесь принять на борт проверяющего.

Питер Стайн клокотал от ярости. Господи! Черт побери! Им требовался предлог, чтобы подняться к ним на борт, и он дал его. Сначала начнется проверка техники безопасности. «Сколько спасательных жилетов?», «Покажите ваши сигнальные ракеты», «Проверьте при мне звуковой сигнал», «Покажите документы на лодку». Если чаша унижения не будет испита в достаточной мере, то проверка техники безопасности перейдет в поиск наркотиков по полной программе. Они могут проторчать пару часов, простукивая каждый бугорок. И всегда существовала бьющая по нервам вероятность, что хозяева лодки имели несчастье вытащить пару погнутых баллончиков, которые не противоречат понятию о мелких уликах.

Полицейские привязали катер к «Тиаре». Потом их ноги уже перешагивали через борт.

— Ваше имя, капитан?

— Питер Стайн.

Ближайший полицейский пристально разглядывал его.

— Пошли по радио запрос на лодку, Фриц, — велел он своему подопечному.

— А ты, парень, не тот самый писатель? — поинтересовался полицейский.

— Тот самый, — ответил Питер. В Америке никогда не следует недооценивать пользы популярности.

Казалось, он не убедил полицейского. Подозрительный по своей натуре, тот также страдал от распространенного неверия в то, что может когда-нибудь и в самом деле встретить знаменитость «в реальной жизни».

— А не ты ли это написал книгу о детях? Моя жена читала ее…

— «Детская игра», — напомнил ему Питер.

— Ну, я… — Полицейский испустил короткий смешок, чтобы скрыть, что не был вполне уверен, кто перед ним. Он хлопнул себя по ляжке. — Да, точно, «Детская игра». А ты получил какую-то там важную премию. Она так сказала.

— Точно. Пулитцера.

— Иисусе! И вот я тут, в патруле, останавливаю лодку, а в ней Питер Стайн. Просто не могу поверить. А у тебя есть какие-нибудь книги на борту?

— Пожалуй, в каюте найдется парочка…

Райен уже уловил, о чем шел разговор.

— Сейчас я принесу, — сказал он Питеру и полицейскому. Требовалось доказательство. И тогда просроченный пропуск и штраф в сто долларов станут делом прошлым, и они снова смогут ездить на рыбалку. Через пару секунд он вернулся, держа в руке «Детскую игру».

— Точно. Именно такую книгу читала жена. Я видел ее с неделю на столике возле моей кровати. Иисусе, как тесен мир. — Он крикнул через плечо. — Эй, Фриц, идентификация сделана. Это мистер Питер Стайн, писатель.

Фриц кивнул, его лицо ничего не выражало. Его жена книг не читала.

— За наркотиками охотитесь? — спросил Питер Стайн. Это был максимум, на что он годился для поддержания светской беседы.

— Весь день этим и занимаемся. — Полицейский рассмеялся, дивясь, как это он ухитрился превратить такую мимолетную встречу в нечто более существенное. Теперь жена будет с месяц ловить каждое его слово. Она всегда любит распространяться насчет его необразованности, что его интересуют только футбол и баночное пиво. А сейчас все встанет на свои места. Он попросит автограф. Может, пару книг. Может, Стайн подпишет «Для Трейси». Да, точно, подпишет, ведь у него просрочен пропуск.

— А вы что-нибудь сейчас пишете? — спросил полицейский, мгновенно переменив тон.

— Да, пишу. Я всегда… пишу что-нибудь. — Черт побери, уж он точно не сможет выдержать беседу с этим полисменом о своей работе.

— А что вы пишете?

— Повесть, называется «Грезы, что пригрезились мне». — Питер просто молился, чтобы разговор иссяк.

— А о чем?

О, нет. Невозможно ничего объяснить этому толстолобому. И тогда в голову внезапно пришла одна мысль. Он ведь обдумывал примерный сюжет «Грез». Герой, мечты которого разбиваются о камни реальной жизни, прибегает к наркотикам, как к суррогатному средству склеить мечты вновь. Питер Стайн совершенно не разбирается в наркотиках, хоть и живет в Ки-Уэсте, чья экономика строится на них. Ему требовалось немножко ознакомиться с этой проблемой, да все некогда. И теперь в его лодке стоял полицейский из наркоконтроля, и парень явно жаждал продолжить с ним знакомство.