— Разве это не здорово? Банда Филли перевернула здесь все. Они купили несколько отелей на Океанской дороге, вложили некоторую сумму, восстановили сарай «Арт Деко» и убрали отсюда наркоманов и всякий уличный сброд. Я удивляюсь, зачем. Это забавно, ведь у парней из Филадельфии всегда была репутация банды, которая не умеет стрелять прямо. Кстати, вся эта штука сохраняла равновесие, пожалуй, до начала восемьдесят девятого, а потом — бум! Критическая масса, и вот результат.

Она махнула рукой на толпы, которые текли по тротуару мимо их столика. Все это были приличные люди, а если и не были, то стремились казаться таковыми. Место выглядело, как Пренс-стрит в ясный день. Либо как Кингс Роуд шестидесятых, если бы ее перенесли в наши дни, как Ибица во времена расцвета, Марбелла до арабов. Модели можно было выбирать прямо на улице. Они ходили, высокие и гордые, неся свою красоту, окруженные мощной аурой самоуверенности. Все умели носить черные цвета, даже немцы и скандинавы, которые составляли большой процент фотографического контингента. Парни носили круглые очки в металлической оправе, волосы, собранные в хвост, в ухе — кольцо. Все вышагивали медленно, направляясь куда-нибудь, либо никуда не направляясь, и ленивая поступь толпы пришла сюда из Испании через Южную Америку. Местные американцы переняли ее, но она казалась пока что инородной, эта привычка, что витала в Майами, словно запах кубинских сигар в пустой комнате.

— Я никогда еще не видел столько моделей в одном месте.

— Я слышала, что здесь теперь десять независимых друг от друга агентств… от Патрика Демаршелье и Грейс Коддингтон, делающей воговские снимки, до шведских журналов, о которых ты никогда и не слышал. Нью-Йорк все еще крупней, но модели там теряются. А здесь вроде бы как десять аукционов. Ты выходишь из номера своего отеля и сразу же превращаешься в участника праздника. Эй, гляди-ка, тут и Мона.

Это была Мона. Она шествовала, словно пантера, волоча за собой смуглого араба, который выглядел, как папенькин баловень.

Мона увидела Лайзу на секунду позже, чем та ее.

— Лайза, детка, здорово, что я встретила тебя, лапушка. Ты выглядишь, как сладкие мечты.

Она нависла над столом, ноги как ходули, а сиськи как тент над их головами. Ее аромат словно пролился с небес.

Брови Лайзы поползли вверх. Это была главная любовница Россетти. По крайней мере, еще на прошлой неделе. Но ведь Лайза была теперь врагом Россетти, так почему же тогда Мона бросилась к ней, словно к лучшей подруге? Видимо, чтобы произвести впечатление на араба. Да, пожалуй, поэтому. Одна вещь была несомненной. «Здорово, что встретила» и «сладкие мечты». Вся эта чушь была фигли-мигли. При обычных обстоятельствах Мона не стала бы раздражать Лайзу такой ерундой, если бы они где-нибудь случайно столкнулись, как и Лайза ее. И все же, сегодня Лайза задумала праздновать, а тут нужны люди, даже если они тебе и не нравятся.

— Это Роб, — сказала Лайза оживленно. — А это Мона. Мона работает в агентстве, где прежде работала и я. Я полагаю, что ты там топмодель, Мона, не так ли… теперь?

Мона засмеялась, чтобы показать, что она уловила насмешку и не обижается на нее. Она протянула руку Робу. Огонь сверкал в ее глазах. Он поднялся.

— Очень приятно познакомиться, — произнес он искренне.

— Да ты садись, Роб, — сказала Лайза.

— О, а это Абдул. Я не могу произнести его второго имени. Оно звучит так, словно ты кашляешь. У него стоит яхта в Лодердейле. С несколькими спальнями.

Лайза оглядела Абдула с ног до головы. Позже он, скорее всего, попросит ее украсить собой лодку со спальнями. Арабы всегда так делают. Кто знает? За пятьдесят кусков она могла бы разок с ним и встретиться. Он лукаво улыбнулся ей, вовсе не смущенный.

— Привет, Абдул, — Лайза повернулась к нему, позируя.

— Это честь для меня, — прошепелявил он. Лайза улыбнулась. Одну вещь он понял верно.

Она обратилась к Моне.

— Как там Джонни? — спросила она. Она всегда предпочитала брать быка за рога.

— Не слишком удачлив сейчас, лапочка. Ты ведь слышала про список его врагов, которым он всегда похваляется. Вы обе, ты и Криста стоите под номером один. Достаточно, чтобы заставить тебя подпрыгнуть, а? — Она весело рассмеялась, чтобы показать, что ее список врагов не совпадает со списком Россетти.

— Не хочешь ли присесть, Мона, и присоединиться к нам?

— Конечно, детка. С удовольствием.

Абдулу, ясное дело, достался талон на питание без права голоса. Однако он, казалось, был рад оказаться на орбите Родригес. Он отодвинул стул для Моны и пожирал в это время глазами Лайзу. Роб глядел на Мону. Мона глядела на него. Лайза глядела на обоих.

— Мона буддистка, — сказала она внезапно, ко всеобщему удивлению.

— Что касается меня, то я последователь пророка Мухаммеда, молодой Роб христианин, если я не ошибся, и, вероятно, Лайза католичка. Так что мы можем организовать экуменический совет тут, в Майами, — сказал Абдул, поливая маслом волны, которые, казалось, где-то хорошенько взболтали.

Воцарилось нервное молчание. Мона больше не глядела на Роба. Роб не глядел на Мону. Своим неподражаемым способом Лайза просто запретила им это.

— Давайте-ка выпьем немного, — сказала Лайза, подписывая мирный договор.

Абдул щелкнул пальцами. Тут же подскочила красивая официантка в микроюбке.

— Как насчет шампанского? — спросил Абдул. Все религии соизволили согласиться на это.

— Так, и что же Джонни собирается предпринять? — спросила Лайза.

— О, ты ведь знаешь Джонни, нашего старину Джонни. Пьет и кует, размышляет и промышляет. Я больше не хочу попадаться на его удочку. Это дерьмо, «плаахой белый мальчик» не играет с нами, черными подружками, вытащенными из глубокой-преглубокой шахты.

— Да, ладно, Мона, разве твой отец не был доктором?

— Ну, все равно. Джонни раздражен, и находиться возле него не слишком-то приятно. И это так. Вот я и уехала оттуда.

— Ты натянула нос Джонни? — В тоне Лайзы послышалось уважение.

— Лучше поверь, что я ушла.

— И из агентства тоже?

— Да, и из агентства, — сказала Мона. Ее голос звучал вызывающе.

Прибыло шампанское.

— Ты собираешься к «Форду»? В «Элит»?

— Я собираюсь забраться высоко, лапушка. И я намерена заставить Абдула взять меня на Абакос. И я собираюсь слушать его дерьмовые речи неделю-другую, пока не обалдею от них.

Абдул присоединился к общему смеху, явно наслаждаясь непочтительностью. В Аравии не услышишь подобных слов, долетевших из-под чадры.

Роб наклонился через стол, желая помочь новой знакомой.

— Тебе нужно поступить в агентство Кристы, — сказал он. — Оно только начинает работать, и я знаю, что Криста намерена принять очень много моделей.

— Правда? — сказала Мона. Она поглядела на Лайзу. Позволено ли мальчику-игрушке говорить подобные вещи? Соответствуют ли они действительности.

— Да, пожалуй. Вроде, Криста действительно ищет моделей. Ты можешь переговорить с ней. Она сейчас в Ки-Уэсте со Стивом, высматривает место съемки для кампании Мери Уитни. Они вернутся завтра, — произнесла Лайза без энтузиазма.

Это был холодный душ, однако не ледяной. Лайза была номером один, но она была достаточной реалисткой, чтобы понимать, что агентству нужна не только она. И вообще, как чернокожая девушка, Мона не станет для нее прямой соперницей. И для Джонни будет еще одна потеря. Его собственная подстилка переходит к Кристе и шляется с каким-то верблюжьим жокеем, у которого миллиарды и яхта со спальнями. Не самая удачная шутка на свете, однако щекочет ее чувство юмора.

— А где она разместилась? — спросила Мона, стараясь не показаться слишком заинтересованной.

— Офис агентства находится в «Сентрале». А у Кристы есть дом на Стар-Айленде. Если ты рано встаешь, то можешь заехать туда. Она вернется сегодня ночью.

— Разве это не забавно? — сказал Абдул, поднимая свой бокал. — За нас всех. За карьеру Моны и за ваше агентство, и долой мистера Россетти, который вовсе не джентльмен.