Так, в архивных документах есть информация о находящейся за предместьем города, Молдаванской слободкой, с давних времен другой заселённой слободки, «именуемой Богаевскою». Впоследствии она была присоединена к Молдаванке, стала называться Бугаёвкою, но из-за отдаленности обустроена хуже, строения примитивные, ветхие, крыты камышом, соломою и даже землею. Имеются четкие архивные указания об отводе 30 октября 1809 года в этом районе значительного земельного участка в 25 десятин удобий некоему Богаевскому. Однако Богаевский этот хутор не обзавел, территория оставалась бесхозной на протяжении около восьми лет, и понятно, что её использовали посторонние лица. Очевидно, так и появилось название Богаевка-Бугаевка. В 1817-м этот надел передали надворному советнику Николаю Григорьевичу Даревскому, директору Одесской промен-ной (банковской) конторы, а с 1818-го окрестные места «на Бугаевке» стали на условиях своевременного обустройства садоводством раздавать желающим.

Но ведь хочется что-нибудь узнать об этом Богаевском-Бугаевском. В архивных бумагах он значится как «по-мещик, поручик», имени не приводится. Так вот этот самый помещик-поручик построил один из первых значимых домов в Одессе — по нынешнему адресу улица Пушкинская, № 1 (перестроено и надстроено этажом). Это здание отмечено как существующее уже на планах 1800-1810-х годов. 19 июля 1823 года его ревизовал архитектор Боффо, каковой докладывал Строительному комитету, что дом «построен по симметрии и не противно архитектуре», проект находится на руках у хозяина, проживающего в имении Шпола Киевской губернии. Понятно, почему Богаевский не особо стремился осваивать будущую Бугаёвку — в ту пору захолустье. В 1820-х, до мая 1828-го, в этом здании помещался благородный мужской пансион Генриха Веплера. В начале июня 1828 года этот 2-этажный дом поручика Богаевского был выставлен на продажу за огромные деньги, 100.000 рублей.

Третецкий (Банный) переулок

Можно продолжать топонимическую тему, но я бы сделал последнюю остановку на этом перекрёстке переулка и Прохоровской улицы. Согласно бытующим версиям, этимология объясняется тем, что здесь, мол, некогда обитал некий «патриарх мазов», то есть мазуриков, решавший серьёзные вопросы и выступавший третейским судьей в их спорах. Это, конечно, всего лишь предание. А я более подробно, нежели в предыдущих разделах, расскажу вам о реальном историческом персонаже, который, несомненно, заслуживает нашей благодарной памяти.

Фамилия этого необыкновенного человека когда-то сохранялась в названии второстепенного переулка старой Молдаванки, меж улицами Прохоровской и Комитетской. Прототип, впрочем, звался по-разному, причем даже в официальных документах: Третецким, Трететцким, Третеским, Третесским, Трететским. Полковник Иван Егорович Третецкий (1789–1853) известен специалистам в области региональной истории главным образом как командир Одесского батальона внутренней карантинной стражи. Подразделения подобного типа были сформированы в Таганроге и Одессе в соответствии с Высочайше утвержденным 18 февраля 1818 года мнением Государственного Совета «для предохранения от моровой язвы», то есть от чумы. Чинов карантинной стражи тогда и даже гораздо позднее именовали гвардионами, их уважали и одновременно опасались. Гвардионы носили специальную яркую амуницию, и обязаны были пресекать всякие попытки проникновения посторонних в карантин, а равно вылазки оттуда лиц, проходящих обсервацию. Они даже имели право решительно применять оружие в случае неповиновения правонарушителей.

Как раз в пору службы Третецкого командиром карантинной стражи, в 1845 году, Одессу посетила популярная в свое время русская писательница Олимпиада Петровна Шишкина, запечатлевшая весьма любопытные детали: «Перед нами и за нами шли с булавами гвардионы (сторожа). Все здесь служащие носят красные рукава, чтобы издалека было видно, что они принадлежат к карантину, и не должно до них дотрагиваться; на офицерах красные шарфы и красная перевязь на левой руке; часовые стоят с заряженными ружьями, готовые выстрелить в дерзкого, который вздумал бы уйти от надзора». И далее: «Чума была здесь в 1829 году, а потом в 1837. Одно это слово, как страшное привидение, должно смутить все умы, поразить все чувства! Теперь служба в карантине не труднее другой службы, но когда чёрное знамя возвещает, что в страшном чумном квартале есть жители, малейшая оплошность, неуместное сострадание могут погубить тысячи людей».

Что касается Третецкого, он, что называется, ходил по лезвию ножа. И если в 1829-м занимался преимущественно карантинами, то в 1837-м по доброй воле параллельно исполнял обязанности комиссарского помощника в одной из частей города, то есть дополнительно подвергал себя опасности. В эти годы к боевым орденам прибавились… нет, не трудовые, а скорее награды за мужество и самоотверженность, в том числе — медаль за ликвидацию чумы 1837 года.

Мужества ему было не занимать. 16-летним юношей, юнкером, подольский дворянин Иван Третецкий участвовал в кавалерийской атаке под Аустерлицем. Раненый саблей в голову, недолго отлёживался, и с 1806-го по 1814-й год сражался во всех турецких, а затем европейских военных походах российской армии. Бывалые вояки с восторженным недоумением наблюдали, как бесстрашный мальчишка, едва получивший первый офицерский чин, совершает подвиг за подвигом. В 1809-м, прапорщиком, при штурме турецкого укрепления под Браиловым, он осуществлял связь меж главнокомандующим Молдавской армией, генералом от инфантерии Н. М. Каменским, и передовыми колоннами, под сильным огнем беспрестанно появлялся то на одном, то на другом участке переднего края. В том же году участвовал в боях под Исакчой и Тульчой. В следующем году оказался в жерновах ещё нескольких сражений, отличился при взятии Базарджика, за что был награждён так называемым Ба-зарджикским золотым крестом.

Направленный с командой в разведку к крепости Ру-щук, столкнулся с неприятельским отрядом, выполнявшим аналогичное встречное задание. Неустрашимо атаковал и опрокинул врага, переколов штыками 20 лазутчиков, за что получил орден Святой Анны 3-й степени с надписью «За храбрость». Буквально через несколько дней после захвата крепости Рущук, при селении Батине, ворвался в расположение турецкой артиллерийской батареи, где в рукопашной схватке собственноручно зарубил и заколол несколько неприятельских чинов. За неустрашимость и воинскую смекалку был пожалован орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом.

В грозном 1812 году, уже в составе армии адмирала П. В. Чичагова, отправился в поход против французов, участвовал в известном сражении на переправе через реку Березину. Снова отличился, и получил чин поручика. В 1813-м воевал с французами уже в Германии, за очередные военные подвиги был произведен в штабс-капитаны, прошел ещё несколько кровопролитных сражений, участвовал во взятии Гамбурга, и в 1814-м вернулся в Россию.

Происходивший из мелкопоместных дворян Каменца-Подольского, Третецкий, как и многие другие офицеры, не имел должного для обеспечения семьи материального достатка. Молодой, отчаянный, он не задумывался о будущем, десять лет отдал бивуакам, получал, вероятно, лишь жалованье, не нажил ничего, кроме боевых ран. Если сравнить его карьеру со стремительным восхождением протежируемых, как говорили впоследствии, детей ответственных работников, мы заметим существенную разницу. Великосветские отпрыски за те же подвиги дослужились бы тогда, как минимум, до полковников.

У меня пока нет известий о дате женитьбы Третецкого, но берусь датировать её косвенно. Во-первых, в 1821 году, в том же Каменце-Подольском, родился его сын, Иустин (Юстин) Иванович, впоследствии очень известный военный инженер, изобретатель. Во-вторых, в 1820-м Третецкого взял под покровительство так называемый Комитет, Высочайше учреждённый в 18-й день августа 1814 года. Институция эта, сформированная в годовщину победоносного для россиян сражения при Кульме (1813), занималась оказанием социальной помощи отставным воинским чинам — раненым, увечным, больным, неимущим. То есть Иван Егорович вынужден был прибегнуть к содействию благотворительной организации явно в связи с женитьбой.