Если эти круги противоречат друг другу или высказывают противоречивые мнения, то у человека появляются сомнения. Он будет пытаться как-то отреагировать на ситуацию, и даже, возможно, разобраться, проверить, подумать… Если же по всем каналам поступает только однородная и не противоречивая информация, то человек успокаивается и утверждается в правоте той картины кусочка мира, которую перед ним рисуют.

Для XVI века первого, самого дальнего круга не существовало по сути. Он сводился к отдельным и довольно дискретным ученым, богословам или философам, нередко отстоящим от человека на века. В отличие от того же XXI века, когда первый круг – мощнейший инструмент давления, реализуемый через средства массовой информации как официальные, так и альтернативные, например, блогеры. Именно с его помощью идет обычно управление общественным мнением.

Уолсингем ничего не знал про систему трех кругов, но вполне органически ее чувствовал. В силу профессии. Поэтому сделал все, чтобы успокоить Королеву, пребывавшую в крайне взвинченном состоянии. Слишком много волнений. Слишком…

Из ее покоев даже убрали тихо бумаги, связанные с решением Вселенского собора. Сразу же как она пару дней их не касалась. В том ворохе всяких бумажек они «затерялись» легко и просто. А нежелание вновь касаться сильно раздражающей темы, охладили пыл ее поиска почти что сразу.

Елизавета всех этих действий в ее отношении не понимала.

Простейшая манипуляция, связанная с окружением, оказалась ей упущена. И на ее душе утвердился покой и благодать.

Наконец-то… наконец она стала королевой.

Настоящей королевой, слово которой – закон.

Посему, окончательно в этом уверившись, она направилась помолиться. В небольшую часовенку, близкую ее сердцу.

Королева время от времени поступала так.

Просила верных ей людей обеспечить покой. И удалялась в храм для уединенной молитвы. Вот и сейчас она поступила также.

Понятное дело – уединение условное. Внутри пустой церкви находилась только она. Однако за дверями располагались верные ей люди.

Она подошла к заботливо постеленному коврику. Красивому.

Встала на колени.

И сложив руки в молитвенном жесте сосредоточилась на общении с Богом. Во всяком случае, она так считала. Обращая в слух, тихим шепотом свои слова ему в надежде, что он ее услышит.

Едва различимое бормотание.

Ей ужасно не хотелось, чтобы придворные подслушивали ее интимные молитвы. А про себя молится она не решалась. Ибо воспитание говорило – нужны слова. Ибо сам Всевышний начал со слов, создавая сей мир…

Королева благодарила Бога за то, что образумил ее подданных и просила мужа. Хорошего, славного мужа, который бы защитил народ Англии от всяких угроз.

Молилась долго.

Молилась истово.

Даже слезы время от времени сбегали по ее щекам из-за переполняющих женщину чувств…

И тут ей показалась, что за ее спиной кто-то ходит… словно какие-то тихие, кошачьи шаги, характерные для прислуги, не желающей взволновать или как-то потревожить свою Госпожу.

– Я же просила оставить меня в покое! – раздраженно произнесла королева. Не очень громко, но достаточно отчетливо для того, чтобы тот нарушитель все услышал и удалился.

Вместо этого шаги ускорились. И буквально в пару секунд этот некто совершенно к ней приблизился.

Королева опустила руки, что держала, сложив ладони лодочкой, и начала разворачиваться. С растущим раздражением и даже злобой на лице. Однако в этот самый момент на ее шею накинули тонкие шелковый шнурок. И захлестнув его на затылке, потянули за концы.

Сильно.

Очень сильно.

Из-за чего Елизавета рефлекторно открыла рот, а руки ее бросились к этому шнурку. Однако он был очень тонким и сильно врезался в шею. Да, худую. Но это ему ничуть не мешало.

Пальцы Королевы заскребли по шее, раздирая кожу, пытаясь добраться до шнурка. Но все без толку.

Тот, кто стоял сзади, только сильнее потянул за его концы, крепче затягивая удавку на тонкой, хрупкой шее. И даже немного встряхнул тело своей жертвы, явно увлекаясь.

Королева не только пыталась орудовать пальцами, но и пыталась встать. Но куда там…

– Сдохни исчадие ада… сдохни… – шипел мужской голос совсем рядом. Знакомый голос. Только Елизавета, все сознание которой пребывало в панике, не могла его вспомнить. Да и не пыталась. Все, что она хотела сейчас – освободиться от удавки.

Жуткий ужас охватил ее… Животный… Первобытный…

Но силы и без того невеликие, покидали слабую женщину. Ту, что еще несколько минут назад, считала себя подлинной и нераздельной владычицей Англии. Ту, что еще несколько минут назад не сомневалась в своей власти и могуществе.

Потихоньку угасла картинка.

Все тело билось. Дергалось. Но потихоньку успокоилось и оно.

Где-то на краю угасающего сознания пришла мысль о том, что она испражнилась. И что это позор. Как же она предстанет перед своими подданными…

И вот, спустя несколько минут мучений, ее тело обмякло.

Взор потух.

Однако убийца еще добрые несколько минут не отпускал удавки. Изо всех сил затягивая ее на хрупкой шее. Местами это даже привело к рассечению кожи. Что его, впрочем, не только не остановило, но и даже вдохновило тянуть сильнее…

Наконец, неизвестный отпустил удавку.

И женщина опала к его ногам без малейших признаков жизни.

Осмотревшись он скривился.

Его сапог слегка запачкала моча, что из нее натекла. И он в раздражении вытер обувь о ее платье.

– Мерзость… – процедил он.

Плюнул на труп ненавистного ему человека.

И в этот момент распахнулись двери. Убийца резко развернулся. И тут же его лицо поразила гримаса презрения. На пороге стоял Уолсингем с несколькими аркебузирами королевской стражи. Что там за ними – не разглядеть. Полутьма храма мешала, к которой он привык. И теперь смотреть на улицу было сложно. Он и Уолсингема больше угадал, чем узнал.

– Спасти королеву! – рявкнул Френсис.

И тут же раздалось несколько выстрелов.

Расстояние было небольшим.

Шагов сорок, может сорок пять.

Поэтому аркебузиры не промахнулись. И убийца получил сразу несколько пуль. Тяжелых. Оставляющих крайне серьезные повреждения.

Он отшатнулся.

И, споткнувшись о тело Елизаветы, рухнул навзничь.

Захрипел.

Одна из пуль пробила ему легкие.

Уолсингем подошел, не заставляя себя ждать. И грозно нависнув над убийцей, произнес:

– Как ты посмел!? Мерзавец!

Но его визави лишь скривился окровавленным ртом. Говорить он уже не мог. Довольно крупная пуля нарушила герметичность легких, из-за чего они уже не могли нормально качать воздух через голосовые связки. Да, что-то там можно было изобразить губами, но лишних людей к убийце Френсис не подпускал.

Выждав несколько секунд, Уолсингем вновь патетично воскликнул:

– Кто послал тебя? Говори! Облегчи свою душу!

Но убийца молчал и все также улыбался.

Правда совершенно не двигаясь. А глаза его остекленели. При таких ранах он и так прожил слишком долго…

Несколько секунд помедлив Френсис мрачно покачал головой, принимая факт смерти того единственного человека, что мог указать на него. И обернулся к телу королевы. Не требовалось никаких познаний в медицине, чтобы понять – она мертва. Правильно выбранный человек, близкие родственники которого погибли по приказу Елизаветы за свою католическую веру, сделал все как надо. Наверняка. Чудо, что он ей голову не оторвал.

Оставалось зачистить концы, способные бросить тень на него. Но тут Уолсингем не переживал. Его люди знали свое дело. И система заказов, выжигающая концы, должна отработать как надо. Да и мало ли в Темзе плавает трупов?

В то же самое время в Константинополе произошел небольшой, но очень важный разговор.

– Ему скоро будет не до наших дел.

– Ты так в этом уверен?

– Мои люди в Венеции сказали, что им птичка в клюве принесла, будто бы в Англии скоро сменится власть. И нашему Императору будет чем заняться. Ведь его супруга – Марфа – вполне законный претендент на престол этого далекого острова.