– И кто кормить их станет? В тех краях сам же сказывал – людишек нет. Никто хлеб не сеет и земли не пашет.

– Да, но те края, Государь, полны богатств. Там и соль, и медь имеется. И даже серебро. Хотя, конечно, это все найти еще нужно.

– А отколь ведаешь, раз найти нужно?

– Местные приносят на обмен много всего интересного. И медь самородную, и серебро. Про мех сказывать не буду – сам ведаешь – места там ладные. И пользы от держания их под твоей рукой – великое множество.

– Под рукой моей, но для пользы твоей.

– Так я же, Государь, подданный твой. И ради пользы твоей стараюсь. Соль то верно – ради прибытка своего варить варю. Хотя какой там прибыток? Тати клятые так все рушат, что приработка и нет. А вот поиск меди – державное дело. Она в земли твои идет втридорога, через Холмогоры. А надобна она на пищали и колокола.

– Ты вот только свою шерсть с государственной не путай, – фыркнул Иоанн Васильевич. Вспомнилась ему фраза, брошенная как-то Андреем. И очень пришедшаяся сейчас к месту. – Медь – да, дело державное. Но прибыток с нее кто получать станет? Ты. А она и так мне станется не сильно дешевле, чем аглицкая из Холмогор. Ибо жаден ты. Теперь же что? Мне надобно туда людишек отправить с оружием. Да посадить в остроги, которые за свой же счет и срубить. А потом же из казны и держать там, ибо места пустые, голодные. Так что ли? И на кой бес мне такая медь? Она вдвое дороже холмогорской станется!

– Так холмогорскую перестать возить могут, – робко произнес Строганов.

– Азовскую повезут. По этому году первые пуды привезли. По осени посмотрим насколько она годная.

– Но…

– Что «но»? Я тебе даровал земли по Каме, чтобы ты их осваивал. Деньги свои вкладывал. Силы. И вместе с тем прибыток получал. А все потому, что мне надобны эти земли лежащие освоенными и заселенными. А ты что? На меня все переложить жаждешь? Ты кого дурить вздумал?! – рявкнул слегка озверевший Иоанн Васильевич. – Пошел вон! Если не справишься, землю вернешь в казну! Ибо бестолочь и вор!

Строганов с компанией пулей вылетели из Грановитой палаты.

Иоанн Васильевич проводил их мрачным взглядом. И направился снова к супруге. Бормоча на ходу:

– Мерзавцы… ой мерзавцы… Совсем в жадности своей берегов не видят…

Купцы же, выскочив на улицу собрались в кружок и стали обсуждать произошедшее.

– Что делать станем?

– Мню, своих людишек нанимать надо. Казачков каких. Они охочи до лихого дела.

– Да откуда их взять, казачков этих? Андрей Прохорович всех, до кого дотянулся, либо за море отправил, либо в походы северные шлет за уральский камень. Али вы не понимаете, отчего хан Сибирский волнуется?

– Да хан ли это?

– А кто же?

– Хан бы зашел и нас данью обложил. Так проще и волнений меньше. Как будто бы мы отказались. А эти отряды не великие. Явно же с разбойным делом шли. Как тати. Если и ханские люди, то разве с его повеления?

– Может и так. Да только где нам людишек брать?

– А… да нет…

– Что? Говори!

– Может к Андрею Прохоровичу поедем? Он многим купчишкам подсобляет. Любит он нас и уважает.

– А за что любит, ведаешь?

– Слухи разные бродят.

– Слухи… дурень! Андрей Прохорович нас и любит за то, что за самую глотку берет и на себя работать заставляет. Да, у него купчишкам сытно. Но они уже не свое дело делают, а его. И ежели сами бы крутились, то прибытка больше имели.

– Ой ли!

– Больше!

– Если бы сами крутились, то кто бы им ушкуи да струги с охраной давал бы? А охранную грамоту, через что на каждом посту таможенном, что у нас на Руси едва ли не под каждым кустом, грабили бы их. Только уже не тати залетные, а свои. Тут каплю, там каплю. А на выходе – и прибытка нет. Так что блажишь. Сами бы крутились, и десятой той прибыли, что под рукой Андрея Прохоровича, не наварили бы.

– Думай, что хочешь, а я против.

– Против чего? Чтобы волю Царя выполнить? Или чтобы к Андрею Петровичу идти, без которого мы эту волю не выполним?

Тишина.

– Вот тот-то и оно…

– Где он сейчас?

– Я слышал, слухи по городу молвят, будто возле Смоленска. Туда же и супружница его служилых по прибору новых повела, что под Тулой подготовила.

– Может к ней обратится? Чай жинка. Сладим как-то.

– С этой жинкой не сладить. Слышал ли? Она в былые годы татей, что на нее напали, сама перебила. Их же оружием. Да и вообще, молва идет, что сурова. Даже сам Андрей Прохорович не так лют.

– Нашли на кого надеяться, – буркнул один из купцов. – Уступит она. Как же. Наш поп как-то ляпнул по пьяни, что они оба ад прошли. И не сломались.

– Типун тебе на язык! Только нигде больше о том не болтай! Ад… хренад! Головы лишиться захотел? Нашел про кого гадостные слухи распускать! Это против нашего Государя многие не брезгуют, ибо безмерно человеколюбив. Посему иные дурни с головешками вместо головы, как только его не клянут, ибо знают – простит. Андрей Прохорович же на расправу быстр. Али забыли, как он князя Курбского убил? За дело! Но как?! А тех бояр да князей, каковых уличил в покушении на Государя? Перестрелял а потом еще и нарубил в капусту! Не посмотрел на кровь и родство. Так люто обошелся, что даже Иоанн Васильевич, как сказывают, ахал, соболезнуя им. А мы – не князья.

– Да я только вам… – попытался оправдаться, сказавший.

– Вот и хватит. Мы услышали. И попу нашему надо вразумлений отсыпать. Нашел что болтать! Даже если он прав, то что с того? Они тут. А оттуда без воли Всевышнего не выпускают. Иначе в храм Господен им было не зайти. Али не ведаешь? А если так, если их выпустили оттуда по промыслу Всевышнего, значит, что?

– Что?

– Упекли их туда без его ведома. Черти утащили или еще что. Вот что! И нам в сие вмешиваться не надобно. И уж точно не пенять им на те испытания, что по проискам Лукавого пришлось пережить.

Тишина.

– И что делать будем? – тихо спросил младший компаньон.

И разговор разгорелся вновь.

Реакция же старшего Строганова, если бы ее услышал сам Андрей, вызвала бы у него лишь умиление. Ведь так всегда в жизни и бывает. Кровавыми тиранами, деспотами и прочими нехорошими словами при жизни называют только тех людей, которые на эту роль не подходят совершенно. А про по-настоящему жестких людей такое болтать опасаются. Они у таких злых языков всегда тишайшие, милейшие, добрейшие и так далее. Прям лауреаты нобелевской премии мира. Ибо страшно им гнев такого человека навлечь. Он ведь и голову может оторвать за глупый поклеп, в отличие от излишне человеколюбивой и слишком интеллигентной размазни…

1560 год, 9 августа, Бахчисарай

Далет-хан отхлебнул кумыс и устало уставился на стоящих перед ним гостей. Это был старший сын – Мехмед и его ближайшее окружение.

Пестрая компания.

И довольно пышно разодетая. Даже чрезмерно богато. Вон сколько тряпок нацепили. Обычно они так не поступали.

Восемь человек, не считая наследника.

В принципе хан подозревал в дурном деле любого во всяком злом деле после тяжелого поражения от Сигизмунда. Даже родного сына. Особенно родного сына. Но все эти люди пришли в халатах и имели лишь сабли на поясе.

В то время как у самого хана стояло шестеро воинов личной охраны, в бахтерцах, шлемах, при щитах да прочем. Из-за чего он чувствовал себя относительно спокойно. Он точно знал – доспехи в рукопашной схватке играют ключевую роль. И даже если его гости поддели кольчуги под халаты, им все равно не совладать с клевцами защитников. Да и руки с головой в целом у них беззащитны.

– Я слушаю тебя, сын мой, – благожелательно произнес хан после слегка затянувшейся паузы. – Что привело тебя? Говори открыто.

– После поражения твоего войска отец мурзы недовольны.

– Еще бы они были довольны, – криво усмехнулся хан.

– Отец, я не хочу заниматься кликушеством, но их недовольство стало опасным. Оно стало угрожать твоей власти.