Паники, конечно, не было.

Во всяком случае она не наблюдалась. Но жители шушукались, обсуждая перспективы на каждом углу. Казалось, будто иных тем и не осталось для бесед. Все поглотил приближающийся Император Рима.

– Что приуныл? – спросил проходивший мимо десятник.

– А что радоваться? Ты я гляжу тоже не с улыбкой ходишь.

– Так живот болит.

– А у меня душа…

– Страшно что ли?

– А тебе нет? Ты сам тех швисов видел, что Жигимонт с собой привел. И слышал про их славную победу на Иоанном Васильевичем. Особо никого и не побило. А тут раз – и всмятку. Болтают, будто никто и не ушел. Страшная сила. Уж не знаю, что за чародейство творил Андрей Прохорович, но только супротив него Царь наш – жалкая овечка.

– Король, – поправил его десятник.

– Царь. Чего кривляться то? Али мнишь – осталось нам гулять под Жигимонтом долго? Андрей Прохорович шутить не любит. Как дойдет, так и все. Не выстоять нам. Азак брал. Антиохию брал. Царьград брал. Дважды. Киев и иные города по Днепру. Чую, нам не устоять. И спуску он нам не даст.

– Слышал я, что Давлет-хан, отойдя в степь, вновь в поход собрался. К Киеву подойдет. Разорение чинить станет. Вот может до нас и не дойдет. Так что не унывай. Авось и эта напасть нас минует.

– Твои слова да Господу нашему в уши…

– О том и молимся.

– Лучше бы к Иоанну Васильевичу людей послали и под руку его попросились. Не доводя до общения с этим демоном. Ведь на него управы нет!

– Молитва наша управа! – заявил третий помещик, подошедший к разговору.

– И где была молитва в Царьграде али Антиохии? А под Киевом? А под Оршей? Помогла? Здесь, мню, ангелы небесные должны ратью пойти, чтобы сокрушить его скверну.

– Ты бы следил за тем, что говоришь. – мрачно произнес десятник.

– А то что?

– А то, ежели он придет, скажет кто. И прервется твоя жизнь в петле, али еще как. Обычно за ним лютости не замечали. Но, сказывают, что работорговцев он рассадил на колья. Да и в Азаке чародейством своим людей рассудка лишил. Сказывают – жуть жуткая творилась. Словно бы демоны разом напали и поразили всех защитников этого города.

– Так и я тут при чем? В Киеве он такого чародейства творить не стал.

– В Киеве, как доносят слухи, он повелел убить всех, кто подбивали на верность Жигимонту. Самим убить. И убили. Ныне, болтают, будто там не осталось ни одного сторонника короля. Всех извели. У всех имущество отнять. Кто знает, что тут Андрей Прохорович потребует. Тем более, что Вселенский собор заклеймил это обвинение как лживое.

– Не верю…

– Чего ты не веришь? Али мнишь, будто Вселенский собор, на который промеж православных даже сам Папа приехал по доброй воле, врать вздумал? Чудо то! Настоящее чудо! Попы наши болтают, будто веками это было немыслимо. И вот – произошло.

– Как же он Жигимонта тогда побил? Как? Ведь только чародейство и подходит. Иначе такую силищу не одолеть? Сам же видел тех швисов и ту рать поместную великую, что Жигимонт собрал.

– А как Андрей Прохорович побил Султана или иных? – присоединился четвертый помещик. – Сказывают, будто божье благоволение на нем. Ибо богоугодные дела делает.

– Богоугодные? Нас бить? – скривился первый помещик.

– А мы кто, ежели рассудить? – насмешливо фыркнул пятый. – Слово дали Иоанну Васильевичу и нарушили его. Город сдали супостату, убоявшись приступа. Переде тем же Государю нашему смуту чинили стали. А ведь он по советам Андрея Прохоровича поступал, дабы превратить нас в ту самую конницу, которая под рукой Императора не ведает поражения. Поддались на увещевания людей короля. И кто мы после этого? Клятвопреступники и бунтари, ежели честь по чести рассудить. Ему нас всех под нож пусти – зла не учинишь.

– Ты что мелешь! – вскрикнул десятник, которому такая трактовка была совсем не по душе.

– Разве я лгу?! – завелся он. – Нет, ты скажи! Мы ведь предали Государя! Ежели лгу, то выходи в круг. Пусть Всевышний нас рассудит!

Возникла пауза.

Они сцепились глазами и молча буравили друг друга.

Люди устали. Люди желали развязки. Хоть какой-то развязки… разрядки.

– Андрей Прохорович… – тихо произнес кто-то.

– Да причем тут он?! – рявкнул десятник.

– Как причем? Вон он – у опушки…

Все резко развернулись.

И действительно у лесной опушки, в окружении группы всадников находился некто в золотых доспехах на огромном коне. Во всей округе на многие десятки дней пути никого другого с таким видом не сыскать. Поэтому и сомнений не возникло. А чуть в стороне по дороге, идущей вдоль реки, медленно втягивалась пехота…

– Пришел значит… – тихо прошептал десятник.

– По наши души, – нервно сглотнув, добавил первый помещик.

Вдоль стены раздалось несколько возгласов.

Они мгновенно ушли в город и стали растекаться по улицам. Усиливаясь. Словно языки пламени, нашедшие сухие ветки. Минут через несколько весь Смоленск был охвачен гомоном, криками и мельтешением. Людям стало внезапно нужно пойти куда-то туда. А другим – строго обратно. Из-за чего на улицах началась не просто толчея, но и давка…

– Это конец… – тихо прошептал десятник, наблюдая за стремительно разгорающейся паникой.

– А ты сомневался? – горько усмехнулся один из помещиков.

– Он ведь нас всех перебьет. Говорят – он безумно не любит предателей.

– А кто их любит? Кто?

– Душно что-то…

Через сколько-то минут на улице, что просматривалась с этой стены, появился воевода. Вид он имел самый озабоченный и взъерошенный. В какой-то мере даже испуганный.

Помещик усмехнулся, глядя на него.

Он ведь стал воеводой с рук Жигимонта. Да и то, только из-за своей позиции. Активно воду мутил и народ подбивал перейти под руку Литву. Очень активно. Даже попытки сделать вылазки во время той осады блокировал. А ведь, если подумать, Смоленск мог держаться. Долго держаться. И если бы люди Жигимонта пошли бы на приступ, проломив стену, их бы встретили. Тепло встретили. Возможно даже горячо. Полк не так уж и мал. Большой же пролом стены не сделать теми орудиями, что король Польши и Великий князь Литовский притащил к стенам.

Понятное дело, что все это обсуждалось уже после сдачи. Тихо. И среди недовольных. Тогда-то понятно. Страх. Царь бросил. Царь сдал. Царь не бессилен. Теперь же многие горячие головы остыли и совсем иначе воспринимали те события. Они ведь в крепости сидели и сидеть могли еще довольно долго…

Тем временем Андрей развернул два своих Льва на дистанции метров в восемьсот и устроил маленькую артиллерийскую подготовку. Пристрелку. Беглую. По четыре ядра с каждого ствола.

– Как шибко бьют! – покачал головой десятник на стене.

– Часто…

– Ловко…

Ядра зашли довольно кучно. В стену.

Особенного вреда они ей не причинили. Ну как…

Стена представляла собой цепочку деревянных срубов – клетей, которые были засыпаны землей. Утрамбованной. Снаружи их также присыпали грунтом, формируя скос. Лишь в верхней части дубовые бревна срубов стояли открыто.

Каменные стены Смоленской крепости еще не построили. Текущая стена была новой. Ее начали строить в 1554 году. Но была она все еще деревянной. Последней деревянной стеной этого города. За каменную же взялись в оригинальной истории только в 1595, который еще не наступил. Понятно, что ситуация изменилась. И в этом варианте реальности Иоанн Васильевич планировал взяться за каменные укрепления намного раньше. Сразу как возведет подобные в стольном граде – в Москве. Однако он не успел. Смоленск пал, перебежав на сторону Сигизмунда как есть, то есть, с большой и крепкой деревянной крепостью.

Посему ядра 12-фунтовой пушки либо застревали в грунтовой отсыпке, либо ломали бревна верхней. Но не фатально. Ибо даже сломав бревно и проникнув внутрь, они вязли в толстом слое трамбованной земли.

Причиняли такие выстрелы вред крепости?

Ну как сказать?

Если так несколько дней подолбить – точно бы все разворотили.

Андрей же, пристрелявшись и прощупав дистанцию, велел копать ямы для печей. Для предварительного прокаливания ядер. Сразу с десяток, чтобы обеспечить своим Львам большой боезапас в моменте.